Сексуальная жизнь сиамских близнецов - Ирвин Уэлш

Некоторые видят в работах Соренсон подражание творчеству «Молодых британских художников» (YBA) с использованием той же шоковой тактики, которую применяла эта группа в Британии. Хотя Соренсон объявила, что ее «не трогает» творчество художников YBA и связанные с ними художественные процессы, такие заявления кажутся не вполне искренними, ведь ее работы коллекционирует и продвигает манхэттенский светский лев Митфорд, подобно тому как десятилетие назад художникам YBA покровительствовал Чарльз Саатчи.

Живописные работы Соренсон пользуются спросом у коллекционеров, однако восторгов критики по-прежнему не слышно, да и сама художница не раз заявляла, что недовольна результатами и что хотела бы заняться скульптурой. И вот перед нами «Будущий человек» (2009). Фигуры людей, изменившихся в ходе дальнейших этапов эволюции и адаптировавшихся к жизни на отравленной ядами планете, заинтересовали коллекционеров даже больше, чем живопись. Люди будущего снуют, как крысы, и добывают пропитание, подобно мухам, на мусорных кучах. В фигурах Соренсон чувствуется влияние бронзовых скульптур Жермен Ришье, в частности «Ночного человека», который похож одновременно на летучую мышь и на пришельца-хищника. Его можно назвать предтечей соренсоновских фигурок. «Ночной человек» стоит в альма-матер Соренсон – Чикагском институте искусств. У «Ночного человека» хорошо заметен фаллос; это же можно сказать и о многих скульптурных и живописных работах Соренсон. Вообще все ее мужские фигуры «снабжены» соответствующими признаками сексуальной потенции, а также, вероятно, плодовитости, однако парадоксальным образом часты и мотивы мертвых детей. То есть можно предположить, что соренсоновские люди похожи на кроликов: они должны активно размножаться, чтобы обеспечить будущее своего вида. В противоположность нашему нынешнему состоянию в этом видится средневековое представление о том, что мы живем и плодимся, чтобы в итоге исчезнуть.

Критическое сообщество по-прежнему не воспринимает Соренсон всерьез, и в их сердитых, часто невежливых и даже ядовитых комментариях чувствуется подлинное непонимание истоков и причин соренсоновской популярности. Выражаясь словами Макса Стейнблума, в их реакциях почти всегда проглядывает фантомная фрустрация: «Лине Соренсон надо работать в Голливуде и делать там крупномасштабные модели для сиквелов „Чужих“ и „Хищников“. В любом случае очевидно, что она не художник. Все эти кости животных – не более чем трюкачество».

Творчество Соренсон часто критикуют искусствоведы («умозрительное, по сути фантастическое, а значит, не имеющее никакого отношения к сегодняшнему человеческому опыту, оно может служить разве что банальным предостережением об абстрактных экологических угрозах планете»), тем не менее серия футуристических скульптур, созданных ею из костей небольших млекопитающих и земноводных, скрепленных с помощью литых форм и смолы, оказалась весьма популярной у коллекционеров. Одна из вещей – «Забава» (2009) – изображает мать, баюкающую мертвого или умирающего младенца, на нее смотрит мужская фигура, видимо отец, с ошеломленным лицом. Она вызвала беспрецедентный интерес и была куплена частным коллекционером предположительно за 14 млн долларов.

Не так давно Лина Соренсон переехала в Майами и уже здесь заявила, что высоко ценит творчество родившегося в Гонконге англичанина Марка Хендфорта, который первым из живущих в Майами художников сделал выставку в Mузее современного искусства MOCA в 1996 году. Именно его работы якобы вдохновили Соренсон на создание более масштабных скульптур. «В небольших фигурках нет человеческого измерения. Масштаб работ, подобных хендфортовским, важен не менее, чем концепция. Для меня это был важный урок». Это высказывание обозначило стремление Соренсон создавать образы людей будущего в натуральную величину.

13

Контакты 5

Кому: [email protected]

От: [email protected]

Тема: Моя программа не о том, как «приводить в чувство

толстых, потакающих своим прихотям девушек»!

Люси,

я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, поскольку я очень ценю ваше рвение и желание сражаться против ожирения. Полагаю, вам следует проявлять чуть больше сочувствия по отношению к своим клиентам!

Эти люди так или иначе сбились с верного жизненного пути, впали в депрессию, утратили мотивацию и в итоге стали находить утешение в еде, чтобы хоть как-то добиться пусть хоть кратковременного удовольствия.

Они не стали такими сразу, и, чтобы вновь обрести здоровье, им придется пройти длинный и болезненный путь. Да, необходимо быть жесткой, но одновременно следует учитывать анамнез, потребности и события, повлиявшие на жизнь каждого из них, в том числе и художницы, о которой вы говорите. Помните, краеугольные камни успеха – это уважение и любовь! Я понимаю, что программы необходимо адаптировать к индивидуальным потребностям людей, но я настоятельно рекомендую вам конкретно для этого клиента взять на вооружение методику Утренних страниц. Если вы убедите ее записывать по 750 слов ежедневно, это может стать материалом для обсуждения, хотя, я подчеркиваю, инициатива должна исходить от нее, потому что это будут ее тексты. Женщина испытывает психологическую боль. Если добраться до источника этой боли, все остальное станет намного проще. Утренние страницы могут стать ценнейшим инструментом для выполнения этой задачи. Попробуйте! Не попробуешь, не узнаешь!

Сочувствую в связи с вашими напастями. СМИ часто переменчивы и жестоки.

Всех благ,

Мишель

14

Луммус-Парк

Сегодня «не по сезону жарко», как пафосно возглашают эти кретины из прогноза погоды. Погодное приложение в мобильнике показывает 33, и я верю. К счастью, с океана дует свежий бриз. Я бегу задом наперед по дорожке в Луммус-парке и подбадриваю Соренсон, гавкая на нее; она, задыхаясь, стонет и потеет.

– Давай, Лина! Не шланговать!

– Да…

Я начинаю вдруг скандировать:

– Раз-два-три-четыре, вы не на прогулке. Двигайте окорочками, шевелите булками! Давай, Лина!

– Раз… два… три… четыре… Вы не на прогулке…

Соренсон жалобно задыхается, по ее тупому, рассеянному коровьему взгляду видно, что душа ее отъехала куда-то очень далеко.

What’s the story, Morning Pages?[27]

В голове начинает крутиться песня про Нельсона Манделу. Я пародирую:

– За десять лет в плену ожире-ни-я-а-а… ты стала слепой и не видишь вокруг себя… Сво-бо-ду Лине Соренсон. Пусть эта песня льется из твоего сердца, детка! – рычу я ей в ухо. – Я знаю, почему поют птицы в клетке![28]

Соренсон еле тащится, совершенно очумевшая. Я медленно бегу рядом с ней задом наперед. Господи, как же медленно она движется, но хотя бы движется, уже кое-что.

– Двигайте окорочками… шевелите… булками…

Еда. Жранина. Вот основная проблема. Если не перепрошить ей мозги, чтобы перестала обжираться, это будет пустая трата времени. Но надежда есть. Надо поработать со вкусовыми рецепторами, отучить от постоянного приема сахара, соли, патоки и прочей химии, к которой несчастную, скорее всего, приучила с детства ленивая, скупая и тупая мать.

Мы заканчиваем, Соренсон брызжит потом, как пожарный гидрант на жаре. После того как она немного отходит, мы идем есть салат в мое любимое заведение на Вашинготон. «Джус-энд-Джава» – маленькое, светлое кафе с кремовыми стенами и полом в розовой плитке. Мы садимся на высокие стулья перед большими окнами, залитыми светом. Все, кто сюда ходит, всегда в прекрасной форме. Соренсон сегодня исключение. Здесь вообще очень редко можно встретить человека, с которым не хотелось бы перепихнуться. Из-за кондея поры Соренсон выдавливают крупные градины пота. Фу, ад какой.

Я внимательно изучаю меню: салаты у них вкусные и сытные; толстяки не любят хрумкать травой и овощами, но здесь и они не устоят.

– Вот это тебе надо есть. – Я снимаю картинки из меню на айфон и сразу отправляю по мейлу Лине. – Продукты этих групп – и никаких оправданий!

Я заказываю салат с тофу на гриле, Лина следует моему примеру.

– Здесь триста восемьдесят калорий, полно белка, клетчатки, мало углеводов, а те, что есть, – сложные; жиры тоже полезные, – объясняю я. – Выпиваешь вместе с салатом триста граммов воды – и будешь сыта четыре часа!

Соренсон рассказывает, как росла в Поттерс-Прери, округ Оттер, Миннесота. Там чистый воздух, сосновые леса, очаровательные черные мишки, которые разоряют помойки в поисках съестного, и мамин яблочный пирог (сжирается сразу по два куска с тоннами крема, естественно). Вот сегодня последний разочек, и все… Прости, Лина, но так ты не справишься с задачей, толстуха ты моя депрессивно-скандинавская. С чего ты вдруг начала щелкать торты как «Эм-энд-Эмз»? Что произошло? Я жду, что сейчас она расскажет про отчима-гада, который грязно ее домогался, про неадекватную мать-алкоголичку или про издевательства подростков-идиотов, чтоб они сдохли, козлы. Но нет. Соренсон гнет свою линию про маленький домик в Поттерс-Прери[29], и никакой там сельской бедности тоже особо не было: папа вполне состоятельный.