Адский поезд - Элтон Иван

— Я, — сказал Костя.

— Я, я, — отозвалась пустота.

Он вспомнил про инцидент с Васей, и, ему показалось, что это было очень и очень давно.

Он шел на свет.

Когда это было? Может быть, 100 лет назад? Поезд, заехавший в туннель, не выехал обратно. И всех пассажиров ждали адские муки.

Самые великие мучения, которые только можно себе представить.

Свет был все ближе и ближе.

— Я всегда был с тобой, — говорил голос, — ты просто об этом не подозревал. Я живу во многих людях. Все они и понятия не имеют, что я существую. Я прихожу лишь однажды. Когда солнце падает за край, когда начинается ночь, когда душа встает перед лицом черного меха. Но есть и те, кто избран. И они могут познавать меня много раз. Семена тьмы! Счастлив тот, кто носит их себе, ибо в последний час он не останется без защиты. Я с тобой!

— С тобой, — сказал Костя.

— С тобой, с тобой, — отозвался пустой зал.

— Каждый из тех, кто избран, достоин встречи, — продолжал голос, — и эта встреча настает. И даже здесь, в светлой тьме самого укромного места во всех мирах, ты сможешь соприкоснуться. Между нами нет расстояний. Ты избран для того, чтобы стать абсолютом. Но это еще ничего не значит. Ты должен пройти этот путь! Ты — только в самом начале.

— В самом начале!

— В самом начале, в самом начале…..

— Я — в самом начале, — сказал Костя.

— В само начале….

— Я, я….

— Я, я…..

Черное пространство наступало. Он увидел смутные контуры. В красноватом свете это походило на облицовку деревом.

— Ты все ближе, ты все ближе. Но ты можешь отступить в любой момент. Это — твое право. Твой выбор.

— Твой выбор.

— Твой выбор, твой выбор.

Костя щелкнул каблуком туфлей о пол. Эхо было звучным, музыкальным. Это был какой-то особенный материал, и звук от соприкосновения с ним не был похож ни на что. Он тоже говорил. Его голос был таким же острым. Он проходил в разум, точно нож — в масло.

— Во всем мире не так уж много людей, отмеченных печатью Зверя. И то, что происходит теперь, связано именно с тобой. Ты начал свой путь. Ты идешь сквозь тернии — к Нему.

Теперь Костя шел на свет. Он ясно видел очертания стен и гигантский портрет.

— Иди ко мне, иди ко мне.

Он приблизился. Лицо звало его к себе. Великолепные, ровные, рога. Острые, изящные, точно сосульки. Лицо кирпичного цвета. Он знал его.

— Я пришел к тебе, — сказал Костя.

Лик дьявола был безмолвен.

— Я шел к тебе, — произнес Костя.

В тот же момент тьма расступилась, и он увидел перед собой лоснящиеся от отсутствия разума глаза.

Паук!

— Черт, — произнес Костя.

Глаза — две черные планеты. Две черные Луны. Что они теперь скажут? Они готовы пить чужую плоть.

Паук тихо засвистел, извлекая жало.

В этот момент Костя почувствовал наплыв наслаждения. Это было невероятно. Это было выше, нежели сексуальное наслаждение. Ему захотелось засмеяться, но у него не было рта, чтобы сделать это. И — перед ним был он! Он, Костя.

— Я — паук, — догадался он.

Он напрягся.

— Не делай глупостей, — сказал ему внутренний голос, — у тебя есть пища.

Он прыгнул в сторону, несколько шагов, и перед ним был Вася — студент, уже почти переваренный. Но был еще жив.

— Тр-р-р-р, — затарахтел Костя голосом паука, — пища! Еда.

Вася открыл глаза. Его лицо было бледным. Оно выражало непомерную тяжесть мучений. Ему было плохо, как никому на свете.

— Вася, — прошипел паук.

— А-а-а, — Вася застонал.

— Пить, — произнес паук.

— А-а-а. Убей меня скорей. Я не могу это терпеть. Я не могу жить.

Костя понял, что, если он убьет человека быстро, то не ощутит всей гаммы наслаждений. Тогда, он вонзил свое жало в ногу жертвы и стал пить сок медленно, радуясь каждому грамму переваренной плоти.

— Какая боль, — простонал студент Вася, — какая боль.

— П-ш-ш-ш-ш, — ответил паук.

Насосавшись, он оставил жертву в живых и двинулся к другому, еще непереваренному, человеку, но здесь его вновь что-то остановило.

— Сука, паук, — произнес человек.

— Это же я — подумал он, — если я убью себя самого, то навсегда останусь пауком.

Но жажда плоти была невыносимой. Он вынул свое жало и пощелкал им перед лицом самого себя.

— Черт, — произнес он.

— Что? — удивился человек.

— Черт, я не могу.

— Ты говоришь?

— Я не могу. Если я тебя убью, во мне не останется ничего человеческого! Оно дает мне выбор. Я не должен допустить того, чтобы во мне возобладала лишь темная личность.

Жало было в миллиметре от темени жертвы.

— Скажи, что-нибудь, — прошипел он.

— Что? Что тебе сказать? — спросил человек.

— Скажи. Иначе я не смогу……

— Сука! Сука членистоногая!

— Нет. Не это!

— Тварь! Умри!

— Уже ближе! Еще!

— Анька!

— Да. Да.

Паук зашипел. Сжав свой голодный разум, он бросился разрывать паутину. Он работал челюстями. Руки, ноги, спина. Еще щелчок — и человек свободен.

— Иди к ней, — сказал он, — тебе надо ей помочь. Это только начало. То, что будет впереди, не сравнимо с тем, что было.

Он рванулся в дальний край вагона. Здесь был его склад. Тела обеих проводниц уже высохли. Они походили на шелуху. Несколько пассажиров доходили до кондиции. Накаченный слюной толстый чиновник был еще жив.

— Х-ш-ш-ш-ш, — проговорил он.

— Пощади, — простонал мужчина.

— Есть, — ответил он.

— Ты говоришь?

— Есть…..

— О боже…..

— Ты не умрешь. Ты будешь чувствовать себя жидким в моем желудке. Муки только начинаются. И это — твой путь, ш-ш-ш-ш-ш. Мы все течем туда, к нему!

….Он поклонился дьяволу на портрете.

Величественный лик.

Рога, уходящие в бесконечность.

Величие космоса.

— Вы, люди, идете против! — сказал он сам себе. — Идете против него. Строите космические корабли. Создаете новые технологии. Но все определено. Вы пытаетесь восстать против этого! Дьявол велик. Он повсеместен!

Костя поклонился. В глаза ему ударил яркий свет. В течении мгновений казалось, что этот свет ярче тысячи солнц. Он зажмурился. Мир ожил, наполнившись звуками.

Стук колес.

Поезд.

Он лежал на полу, и вокруг него были разбросаны комки разрезанной паутины. Костя приподнялся, упал, сделал несколько шагов. За окном неслись ярко-коричневые поля. Костя достиг тамбура и там перевел дыхание.

— Вася точно погиб? — спросил Роман.

— Это точно. Точнее не бывает, — ответил Костя, — я не понимаю, почему вы так спокойны.

— А я и сам не знаю, — ответил Роман, — ощущение спокойное. Ничего не могу с собой поделать. Казалось бы, надо вопить от ужаса. А я ничего и не понимаю. Что это?