Подкидыш - Филиппа Грегори

– Чего бы я не дал сейчас за стаканчик сладкого вина перед сном, – пробормотал Фрейзе, прощаясь с Лукой и Пьетро. – Или двух стаканчиков. Или трех.

– Нет, ты действительно безнадежен и совершенно не годишься в слуги человеку, тесно связанному с церковью, – заметил клирик. – Тебе бы в пивной служить.

– А как бы тогда мой маленький господин без меня обходился? – возмутился Фрейзе. – Кто бы за ним с раннего детства в монастыре присматривал и оберегал его? Кто стал бы его подкармливать, когда он еще на длинноного воробушка смахивал? И кто сейчас следует за ним повсюду, куда бы он ни направился? Кто охраняет его дверь и спит на пороге, как верный пес?

– А что, он и впрямь за тобой в монастыре присматривал? – несколько удивленно спросил Пьетро, поворачиваясь к Луке.

Лука рассмеялся.

– Он присматривал за моим обедом и доедал все, что после меня оставалось. А еще выпивал вино, которое мне как послушнику полагалось. В этом отношении он и впрямь весьма внимательно за мной присматривал.

Фрейзе, разумеется, тут же горячо запротестовал, но Лука, дружески хлопнув его по плечу, поспешил оправдаться:

– Да ладно, не сердись! Действительно и присматривал, и оберегал! – И, повернувшись к Пьетро, пояснил: – Когда я поступил в монастырь, он всегда следил, чтобы меня старшие мальчишки не обижали. А когда меня несправедливо обвинили в ереси, он засвидетельствовал, что это не так, хотя сам никак не мог разобраться, в чем меня обвиняют и где хвост, а где голова, уж больно много всего мне приписывали. Фрейзе и впрямь всегда был мне верен, всегда, с самой нашей первой встречи, когда я был маленьким перепуганным новичком, а он – ленивым поваренком. А когда мне поручили эту миссию, он попросил, чтобы его отпустили из монастыря и позволили отправиться вместе со мной.

– Вот именно! – торжествующе воскликнул Фрейзе.

– Но почему он называет тебя «маленький господин»? – спросил Пьетро.

Лука пожал плечами:

– Кто его знает? Понятия не имею.

– Потому что Лука был ребенком в высшей степени необычным, – охотно пояснил Фрейзе. – Такой умница! И хорошенький, прямо как ангел небесный! Глядя на него, все вокруг твердили, что, мол, на земле таких не делают…

– Ну, хватит тебе! – оборвал его Лука. – По-моему, он так называет меня в угоду собственному тщеславию. Он бы с удовольствием всем говорил, будто какому-нибудь принцу прислуживает, да у него такой возможности нет.

– Вот увидишь, – сказал Фрейзе, важно кивая брату Пьетро, – наш Лука – юноша действительно необычный.

– Жду не дождусь, когда наконец эти его исключительные способности проявятся, – сухо заметил клирик. – И лучше бы пораньше, если это возможно. Впрочем, теперь я иду спать.

Лука распрощался с ними и повернул к себе, точнее, к тем покоям, которые были специально отведены для наезжавшего порой в монастырь священника. Войдя, Лука первым делом стащил с себя сапоги и сунул под подушку кинжал, который всегда носил спрятанным за голенище. Затем он выложил на стол манускрипт, в котором трактовалось понятие «нуль», и рядом с ним – стопку бумаг с показаниями монахинь, скрупулезно записанными братом Пьетро. Он собирался сперва просмотреть эти записи, а затем вознаградить себя работой с манускриптом, после чего намерен был непременно пойти к первой мессе.

Однако часа в два ночи тихий стук в дверь заставил его вскочить из-за стола. Он выхватил из-под подушки кинжал и тихо спросил:

– Кто там?

– Одна из твоих сестер во Христе.

Заткнув кинжал за пояс на спине, Лука чуть приоткрыл дверь и увидел на пороге монахиню. Она молчала; лицо ее было полностью скрыто кружевным покрывалом. Лука быстро глянул в оба конца пустынной галереи и чуть отступил, жестом приглашая ее войти. Где-то на заднем плане у него, правда, мелькнула мысль, что он, пожалуй, рискует, намереваясь беседовать с нею без свидетелей и без помощи брата Пьетро, который мог бы записать то, что она расскажет. Но ведь и она тоже рисковала, нарушив обет, да еще и явившись к нему ночью. Должно быть, ее желание излить душу было настолько сильным, что она все же решилась одна прийти в комнату к мужчине.

Лука обратил внимание на то, как странно она все время сжимает пальцы, словно пряча в ладони какой-то маленький предмет.

– Ты хотел меня видеть, брат? – спокойно спросила она. Голосок у нее был тихий и нежный. – Ты хотел видеть вот это?

И она протянула к нему руки. Лука вздрогнул от ужаса, увидев в центре обеих ладоней аккуратные неглубокие раны, которые обильно кровоточили.

– Господи, спаси и помилуй нас грешных!

– Аминь, – тут же сказала она.

Лука достал чистую тряпицу и оторвал от ее края полоску. Затем плеснул на нее воды из кувшина и нежно промокнул каждую рану. Она слегка вздрогнула при его прикосновении, и он перепугался:

– Ох, прости, прости…

– Ничего, мне не очень больно, ранки ведь неглубокие.

Лука стер с ладоней кровь и с удивлением увидел, что кровь из ранок тут же течь почти перестала и обе они начинают затягиваться.

– Когда это случилось?

– Только что. Я проснулась, и раны на ладонях уже появились.

– А что, это случалось и раньше?

– Да. Например, прошлой ночью. Мне приснился жуткий сон, и когда я проснулась, то увидела, что по-прежнему нахожусь у себя в келье и лежу в собственной постели, но мои ноги почему-то все в грязи, а ладони перепачканы кровью.

– Значит, это тебя я тогда видел? – сказал Лука. – Ночью у ворот? Неужели ты ничего не помнишь?

Она покачала головой, и кружевная накидка затрепетала, но лица она так и не открыла.

– Нет, ничего такого я не помню. Я просто проснулась и увидела у себя на ладонях новые отметины. Это ведь случалось и раньше. Порой я только утром обнаруживала у себя стигматы, уже почти переставшие кровоточить, словно они появились несколько часов назад, ночью, но я при этом даже не проснулась. Раны ведь неглубокие, как ты и сам видишь, и полностью исчезают в течение нескольких дней.

– А видения у тебя тоже бывают?

– О да, ужасные! – со страхом воскликнула она. – И я никак не могу поверить, что промысел Божий в том, чтобы я просыпалась среди ночи с кровавыми ранами на ладонях. У меня никогда не возникало ощущения священного чуда, я каждый раз испытывала только ужас. Не может быть, чтобы сам Господь протыкал мне руки до крови! Все это, должно быть, происки дьявола.

– Но, возможно, Господь таким образом дает тебе некий тайный знак? Или хочет через тебя послать миру некое предупреждение? – попытался объяснить столь загадочное явление Лука.

Монахиня покачала головой.

– Скорее, пожалуй, мне кажется, что Он за что-то меня наказывает. Наверное, за то, что я живу здесь и хожу к мессе, как все, но тем не менее чувствую себя проклятой, ибо наделена непокорным сердцем.