Смятение сердца - Эми Фетцер

Прикосновение ладоней было таким неопытным, таким невинным, словно и впрямь в объятиях Хантера оказалась юная девушка. Это распаляло сильнее, чем самый изощренный опыт. Как покорно она прижималась к нему! Власть над ней была слаще всего, что ему доводилось испытывать прежде. Бедра их соприкасались. Податливая и мягкая, она была так близко, так испуганно, потрясенно смотрели на него фиалковые глаза, что казалось невозможным остановиться, не испытав ничего больше.

Оторвавшись на одно мгновение, Хантер снова прижался к губам, сладким, как вино.

Сэйбл ответила, позволив языку войти в ее рот.

О Господи! Хантер был весь в огне!

Какое жаркое утро, думала Сэйбл. И оно становилось все жарче по мере того, как ладонь двигалась вверх по ее бедрам и спине. Это было грубое, властное прикосновение, волнующее сверх всякой меры, но когда рука легла на грудь, Коснувшись ее чувствительной вершины, Сэйбл рванулась, с размаху ударив по тому, к которому до этого прижималась.

— Довольно! — крикнула она, пристыженная. Бог мой, позволить столько вольностей!

Что бы он стал делать в следующее мгновение? — мелькнула вкрадчивая мысль, но она оттолкнула ее, как нечто ужасное, гадкое.

Задыхаясь, Хантер провел по лбу тыльной стороной ладони. Он был в испарине с головы до ног, словно только что проскакал много миль бешеным галопом. Совершенно опустошен, измучен… Но он продолжал желать большего. Ее губы… Они еще сильнее припухли от поцелуев. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Хантер провел по ним кончиками пальцев. Фиалковые Глаза смотрела на него с простодушным удивлением неопытности. Как это удавалось ей? Он и не подозревал, что существуют женщины, способные сохранить ауру невинности даже в браке, даже после рождения ребенка.

— Вы засунули язык мне в рот! — вырвалось у Сэйбл прежде, чем она сумела осмыслить то. что собирается сказать. Она отчаянно покраснела.

— Тебе бы хотелось, чтобы было наоборот?

— Ни за что на свете! — Она отклонилась, насколько позволяли руки, сцепленные на ее талии. — Это слишком далеко зашло, мистер Хант!

— На мой взгляд, не слишком, — ответил Хантер, не отпуская ее и продолжая касаться губами всего, что было в пределах досягаемости.

— Пожалуйста, мистер Хант! — взмолилась она, пытаясь оттолкнуть его.

— Ты можешь перестать звать меня мистером Хантом, дорогая. — Он наклонился к самому лицу Сэйбл, лукаво улыбаясь, и ее сердце на мгновение вовсе перестало биться. — Думаю, мы уже можем отбросить условности.

— Нет, не можем, нет, не можем! — крикнула она, изнемогая от стыда (что он теперь думал о ней, после всего, что только что случилось!). — Существуют правила… Я не могу называть вас иначе, чем…

— Меня зовут Хантер, — перебил он, покусывая маленькую бархатистую мочку уха.

— Очень за вас рада! — прошипела Сэйбл, отворачиваясь и чувствуя, как губы продолжают путешествие по ее волосам. Тогда она вцепилась в сцепленные за спиной пальцы, стараясь их разжать. — Мистер Хантер, да отпустите же меня наконец!

— Зови меня Хант, Хантер, даже Мак-Кракен, если тебя это больше устраивает, но с «мистером», надеюсь, мы покончили навсегда.

Тело, только что податливое даже в борьбе, вдруг окаменело в его руках.

— Что вы сказали? Я не расслышала, — произнесла Фиалковые Глаза очень тихо, глядя ему в лицо.

— Меня зовут Хантер Мак-Кракен. Хантер Д. Мак-Кракен, если быть точным.

Он не понимал, что случилось. Только что в его руках была живая, горячая, желанная женщина, теперь же он обнимал кусок льда. Вся жизнь исчезла из лавандовых глаз, лицо превратилось в неподвижную маску. Но чуть раньше, чем это случилось, Хантер успел заметить отблеск ненависти, давней, затаенной ненависти лично к нему. Это заставило его разжать руки и уронить их с чувством внезапного бессилия.

Ну и утро выдалось сегодня, подумал он.

Глава 7

Так вот во что, думала Сэйбл с горечью, превратился знаменитый капитан Мак-Кракен — тот, которым ее отец гордился больше, чем кем бы то ни было из своих подчиненных, которого считал самым безупречным офицером в армии северян. Но еще больше ее расстраивало то, что именно с ним ее угораздило оказаться наедине в Богом забытой глуши. Годы и годы она лелеяла ненависть к нему, лелеяла горькую обиду за минуты величайшего унижения, испытанного в его объятиях в злополучный день ее рождения. Сколько раз она передергивалась, вспоминая свое легкомысленное поведение и то, как расцветающее очарование, которым она гордилась, было высмеяно самым безжалостным образом! В тот вечер она узнала, что не каждый мужчина — джентльмен, что даже безобидный флирт может обойтись дорого.

Этот человек уже доказал ей однажды, как рискованно играть с огнем, и сегодня — вот ужас! — она снова повела себя безрассудно именно с ним! Он опять выставил ее легкомысленной дурочкой, игрушкой собственных постыдных желаний. Он вновь вызвал в ней страх, которым не замедлил воспользоваться. Короче говоря, он совершил то, чем пригрозил ей пять лет назад.

«А я? Я вела себя, как развратная женщина!» Чувствуя неописуемое отвращение к себе самой, Сэйбл отступила, не отрывая взгляда от лица Мак-Кракена.

— Почему ты так странно смотришь? — спросил тот, хватая ее за руку и удерживая.

Ему показалось, что в лавандовых глазах написано: «Я бы убила тебя, если бы могла!» Тем не менее она промолчала, просто перевела взгляд на его руку, как бы требуя немедленно отпустить ее. Хантер и не подумал подчиниться.

— Тебе же нравилось, я знаю, что нравилось.

«Ну уж нет, — подумала Сэйбл, заливаясь краской, — тебе не удастся использовать мое поведение как оружие против меня же».

— Вы глубоко заблуждаетесь, мистер Мак-Кракен.

— Лгунья, — отрезал тот, выпрямляясь и воздвигаясь над ней, как крепостная башня, полная угрозы, только голос оставался мягким, ласкающим. — Ты горела огнем, ты жила, и так будет всегда, стоит тебе оказаться в моих объятиях. Разве я не прав?

— Я просто решила не сопротивляться, — сказала Сэйбл холодно.

Как невыносима была его самоуверенность! Ласка в голосе и взгляде осталась ею незамеченной, все заслонил образ безжалостного насмешника, ненавидимый с детства.

— Странное решение, — процедил Хантер сквозь зубы.

— Разумное решение, — поправила Фиалковые Глаза. — Сопротивление было бы бессмысленным, поскольку я гораздо слабее вас.

Это был удар ниже пояса! И тут, словно для того, чтобы показать, насколько он забылся, в нескольких шагах от них проснулся и загугукал ребенок. Рассудок разом вернулся к Хантеру. Лицо его помрачнело. Не отрывая взгляда от Маленького Ястреба, Фиалковые Глаза нетерпеливо высвободила руку. Ничего не оставалось, как предоставить ей возможность выполнять материнские обязанности.