Остановка - Павел Шестаков

И тем не менее заметна была в нем озабоченность и тревога. Да он и не скрывал своего состояния.

Встретиться с Мазиным предложил ему я. На свой страх и риск. Но не ошибся. Олег Филиппович охотно согласился, а Игорь, я видел, тоже был доволен его появлением в своей квартире.

- Вы уж извините, Игорь Николаевич, - сказал Олег Филиппович, разводя тяжелыми руками, - вот решились мы вас обременить.

Он посмотрел на меня, ожидая поддержки, но Мазин, снимая еще фуражку, извинения отверг.

- Очень хорошо сделали. Я, между прочим, сам обременил Николая поездкой к вам.

- Там мы не встретились.

- Знаю. Струсил он. Сбежал.

Шутка эта сразу перевела разговор в ряд доверительный, в беседу людей, испытывающих взаимное доверие и симпатию.

- Что же вас привело к нам? - спросил Мазин.

- Хочу знать правду.

Он сказал так и смутился, наверно, слова показались ему излишне приподнятыми.

- Лучше я несколько слов о себе, - как бы поправился Олег Филиппович. - Тогда понятнее будет.

- Говорите, как вам удобнее.

- Начну с самого начала. Был в моей жизни крутой перелом. Такой крутой, что боялся совсем переломиться, сломаться. Я с детства мечтал летать. Наше время вы сами помните. Раннее детство - Чкалов, Водопьянов, война - Покрышкин, Кожедуб. Конечно, к тем легендарным временам я по возрасту не успел, но ведь жизнь продолжалась. И все шло, как мечталось. Окончил училище, взлетел... Сколько лет прошло, а этого не забыть. Великое дело, когда мечта сбывается. Я такое счастье испытал. Но ненадолго. Распространяться не буду. Не о том речь. Короче, несчастный случай - и все. Больше никогда. Только пассажир рейса номер... Небо померкло для меня в буквальном смысле.

Он замолчал, провел рукой по седым волосам.

Мы молча ждали.

- Ехал поездом из госпиталя. Вышел в тамбур. Думаю, сейчас открою дверь, скоро мост через большую реку... Вышла девушка. Потом она мне признавалась, что и сама о таком же думала. Но помешали мы друг другу и спасли друг друга. Она, во всяком случае, меня спасла. Понимаете, о ком я?

Он мог бы и не спрашивать.

- Так мы познакомились. Потом у нее мать умерла. Одна осталась. И не одна. Ждала ребенка... Можно, я закурю?

Ни я, ни Мазин не курим, но сказали сразу:

- Конечно.

- Пожалуйста.

Он прикурил от зажигалки. Выпустил дым осторожно в сторону открытой форточки.

- О ребенке был разговор. Я не расспрашивал. Она говорила. Сказала: "Отец ребенка умер. Не в переносном смысле. Не для меня. Не из моей жизни ушел, а умер". Я поверил. Не думал, что надо мной посмеются...

- Посмеются? Кто? - переспросил Мазин.

- Сейчас скажу. Чуть позже. Я длинно?..

- Нет, что вы...

- Я тогда в разговоре сразу поставил точку. Ничего больше не спрашивал. Понимал, для женщины такие признания не радость. Да и не интересовали меня подробности. Мы оба новую жизнь начинали. Старое все за чертой оставалось. У меня счастливое, у нее горькое, но и то и другое в прошлом. Нужно было жить настоящим. И будущим. И мы жили. Я учиться начал, переучиваться. Хорошую специальность получил. Лена росла. О каком тут отце вспоминать, когда я и был отцом, настоящим и единственным. Наташа к Лене даже строже относилась. А Лена к нам обоим одинаково. Так и жили, пока не пришло зло. Кто бы мог подумать!..

Олег Филиппович снова затянулся. Мазин поставил перед ним пепельницу. Но курить он больше не стал. Затушил сигарету.

- Кто бы мог подумать, что зло может войти в дом в обличье умненького большеглазого мальчика, одноклассника дочери. Помню, как он нам тогда понравился... Он хорошо учился, выглядел скромником, обо всем поговорить мог. Потом я уже понял, что именно обо всем, а своего, особенного, чтобы глаза разгорелись, чтобы зажегся, такого не было. И любимого учителя не было. И предмета. Были только оценки. Но это я теперь понимаю. Ну, да сейчас не до анализа.

- Почему же? - спросил Мазин. - Это тоже важно.

- Важно. Но я о главном хочу. Жизнь их с Леной, как вы знаете, что ни день шла хуже. Наташа переживает. Я тоже. В конце концов решился. Конечно, я прекрасно понимаю, как мало дают такие вмешательства. И промучился немало, прежде чем решиться. Короче, попытался поговорить, как мужчина с мужчиной.

- С Вадимом?

- Да. Без скандала, но со всей серьезностью. "Почему ты эксплуатируешь ее доброту? Почему тебе не стыдно считаться несчастным, жить жалостью?"

Олег Филиппович прервался, потирая пальцами подбородок, а Мазин, воспользовавшись паузой, задал вопрос:

- Когда это было?

- Месяца два...

- До смерти Сергея Ильича?

- Да.

- И что же он вам?

- Разговор двух глухих. Он стал в позу, или в позицию, если хотите. "Я живу принципиально. Я не обыватель, меня мещанские ценности не интересуют, за длинным рублем гоняться не собираюсь, Елена меня не жалеет, а любит". И точка. Да разве я о длинном рубле, разве деньгами его попрекаю? Я о жизни... А он, - "Вы из другой эпохи, я не положение ценю, а независимость". - "Что же ты, говорю, хиппи какой-нибудь?" - "Вы мне ярлыки не навешивайте". Слово за слово, появилось раздражение, чувствую, перейдет разговор с ним в бесполезную стычку. "Пойми, Вадим, я с тобой как отец Лены говорю, на мне ответственность, которой ты не испытываешь".

Он взял с пепельницы погашенный окурок, снова щелкнул зажигалкой.

- Тут мне зять и выдал. "Предприятие с ограниченной ответственностью" - так он меня назвал. "Вы, - говорит, - свой долг с лихвой выполнили". - "Что ты этим сказать хочешь?" - "Сами знаете. Отец вы не родной". У меня земля под ногами качнулась. Столько лет спокойно жили. Думалось, навсегда. И вот...

- Понимаю, - кивнул Мазин.

Я тоже понимал, но не сказал ничего.

- Земля качнулась. Как тогда, в молодости. А он нагло так: "Только в обморок не падайте. Не создавайте атмосферу. Люди мы взрослые, а факты вещь упрямая. Вы папаша примерный, кто спорит? Но есть и другой, кровный". Я вскипел. "Нет такого!" - "По паспорту нет, не спорю". - "На свете нет". - "Кто это вам сказал?" И ухмыльнулся глумливо.

- Как скверно, - сказал я.

- Куда хуже! "Не смей оскорблять мать Лены!" - я ему крикнул. Наверно, понял он, что перегнул, испугался. "Что вы! Я ничего плохого..."

Эту сцену я мог представить себе без труда. Все было очень похоже на Вадима.

- В общем, несмотря на всю остроту, - продолжал Олег Филиппович, главное в разговоре сказано не было. Я не понял его. Решил, что сам факт ему стал известен, что Лена дочь моя не родная. А о живом отце речи не было. То ли не входило это в его планы, то ли струсил просто.

- Как же вы себя повели?

Олег Филиппович махнул рукой.

- Плохо. По программе минимум, как говорится. Хотел одного: уберечь семью, близких от всего этого. Доказывал ему, что отца Лены нет в живых и гнусно играть на этом.

- Но не убедили? - спросил Мазин.

- Как я его мог убедить! У него уже свои доказательства были.

- Однако вам он их не предъявил?

- Я же говорю, побоялся обострять.

- Простите за неприятный вопрос, Олег Филиппович, вас он поколебал в уверенности?

- Честно?

- Только так.

- К сожалению, нет. Я верил Наташе.

- Почему же к сожалению?

- Я бы предпринял что-нибудь.

- Что?

- Не знаю. Я не думал. Я верил, что отец умер.

- А сейчас?

Наступила мучительная пауза.

- Сейчас, как видно, отца уже действительно нет в живых.

- Что вам сказала Наташа? - не выдержал я. - Она первая этот разговор начала?

- Да.

- После моего приезда?

- Да.

- И что же?

- А вам что она сказала?

- Да, собственно, это я ей говорил... о Сергее, а она не возразила. Учитывая ее состояние, я принял это за подтверждение. Но вам-то она должна была сказать больше. Тем более по собственной инициативе.

Слово "инициатива" прозвучало как-то неуместно.

- Мне она сказала: "Крепись, Олег, грязная рука к нам потянулась". И сказала, что нужно было сразу рассказать.

- А сейчас?

- Нужно думать, Вадим был прав. Но я не хотел... уличать ее. Как бы то ни было, она хотела как лучше.

- Значит, все-таки Сергей? - повернулся ко мне Мазин.

Я не ответил. Но Олег Филиппович тоже обратился ко мне.

- Вы должны знать больше других. Фото я видел. Это снимки, и только. Что вы еще знаете?

Я взглянул на Мазина.

- Расскажи, - кивнул он.

- Еще дневник...

Пришлось повторить для Олега Филипповича, что было написано в дневнике, и сказать о вырванных страницах.

- На этот раз мне показалось, что страницы вырвали после того, как я видел тетрадь впервые.

- Вы считаете, что это сделал Вадим? - спросил Олег Филиппович.

- Больше некому. Это для него козырный туз.

Сказано было излишне громко, потому что Мазин глянул на меня, как мне показалось, насмешливо.

- Зачем ему козырный туз, если игра выиграна?

- Выиграна? - переспросил Олег Филиппович. - Не верю.

Это было неожиданно. Ведь только что Олег Филиппович говорил, "нужно думать, Вадим прав" и соглашался, что жена могла не всю правду сказать, хоть и из добрых побуждений. Но, видно, когда говорил, уступал общему мнению, а думал иначе. Есть такие люди, они выслушивают чужие доводы до конца и перед истиной склоняются, но если доводы до сердца не дойдут, на краю остановятся и станут на своем.