Неопознанный взрыв - Аркадий Карасик

С совершенно серьезным видом и грустным выражением глаз сообшает,что он, дескать,родной сын некоего инопланетянина,оставшегося на Земле после аварии "тарелки". Женился будущий отец Завирюхи на местной колдунье и принялся строгать детишек. Да так споро и умело,что заселил отпрысками половину Красноярского края. Поэтому так много в крае вралей и писателей-фантастов. Лично он,дескать,к семейству вралей не имеет никакого отношения,поскольку инопланетянин делал его в состоянии тоски по утерянной родине...

Слушатели хихикали,но обвинить Завирюху в брехне не решались, побаивались попасть в следующую его историю на такую неблаговидную роль,что не только друзья,но и вся таежная живность от смеха долго станет маяться животами.

Вот и сейчас,небось,выдумывает очередную байку.

Пудель с любопытством обернулся,поглядел на охранника. Тот ответил белозубой улыбкой. Да,мол,ты не ошибся, кое-что уже придумал,на привале расскажу...

До городишки с таинственным названием Омутинка по оценке того же Завирюхи - всего-навсего "три прыжка". Двадцать километров - на лыжах,до таежного поселка,где Пудель переодевается. Сбросит охотничью куртку со всеми причиндалами,наклеет привычные усики,натянет парик,модный полушубок,приличную пыжиковую шапку и превратится в местную разновидность "нового русского".

Второй "прыжок" - на скрипучем автобусе,который,по заверению местных острословов,перевозил воинство первых покорителей Сибири. Еще до рождения Ермака.

Последний,завершающий "прыжок" - на местном поезде.

К вечеру путники добрались до таежного поселка,который спрятался от злого северного ветра в небольшом распадке мужду двух грузных сопок. В одном из домишек,срубленных из вековых стволов,проживал дядя Семен,мужик далеко не таежной закваски - юркий,вертлявый с бегающими глазками. С полгода тому назад познакомился с ним Пудель на охоте. Тогда насел на мужика громадный мишка,обозленный неудачным выстрелом,попортившим ему шкуру. Пудель прикончил медведя,перетащил обеспамятевшего охотника в избушку,подлатал ему рванные раны.

Дядя Семен поклялся в вечной благодарности.

Пудель не только хранил в избе таежника свою "аммуницию" - через дядю Семена проходила важнейшая "линия связи" между внешним миром и потаенной базой боевиков.

* * *

- Банька готова,Артюша, - Семену Пудель представился под детским своим именем. - Пошагали. Пока я поломаю тебе ребрышки,бабы сготовят закуску...

В семье таежника - одни женщины. Моложавой жене не дашь больше двадцати лет,хотя она уже перешагнула сороковой порог. Четверо дочерей плотно сбитые хохотушки,тела которых сложены из разного размера подушек.

Навещающие поселок боевики откровенно облизывались на аппетитных телок, если бы не строгий запрет на баловство,наложенный боссом,давно бы уже помяли "подушки". Направляясь на "операцию" или возвращаясь после её проведения на базу, охотно заворачивали в поселок. Оглядывали пухлых девок бесстыжими взглядами,огорченно вздыхали.

У семеновых дочерей при виде крепких,могучих парней тоже играла кровь. Они взволнованно пересмеивались,беспричинно забегали в горницу,сильней обычного покачивали бедрами.

Хозяйка,будто наседка,стерегла своих "птенцов",старалась не оставлять их наедине с мужиками-коршунами. Им то что - полакомятся девичьим мясцом,а после куда девать невесть от кого рожденного младенчика? И куда пристраивать опозоренную девку?

Поэтому до серьезного дело не доходило. Украдкой похлопает боевик пробегающую мимо девку по упругому задку,ущипнет за мягкую округлость. Дочери таежника,воспитанные в твердых правилах,подавляли в себе природные порывы и умели защититься от посягательства на свою невинность.

Однажды,Завируха,не выдержав мужского одиночества,попытался завалить старшую дочь Семена. Не где-нибудь в доме,а в самом удобном месте, приспособленном для любовных игр - на сеновале. Осторожно подобравшись к одеялу,на котором отдыхала желанная красотка,он,без лишних слов и признаний,одной рукой ухватился за тугую грудь,вторую запустил под подол.

Девка с неженскоф силой отшвырнула насильника,вырвалась и ухватила здоровенный дрючок. Так отходила им ухажера - тот с месяц ходил перевязанный,пытаясь скрыть за хвастливыми рассказами и ссылками на драчливого петуха позорное свое поражение...

Вспомнив давнее забавное приключение,Пудель расхохотался.

- Чего зубы-то скалишь? - укоризненно спросил таежник,сбрасывая в предбаннике шубейку. - Парка - дело сурьезное... Вот отхожу тебя сейчас веничком - тады поулыбаешься, - угрожающе помотал он кудлатой башкой.

Париться Пудель не любил,мало того - побаивался. Без одежды чувствовал себя беззащитным,будто она - надежная гарантия от всех бед,преследующих его на подобии своры гончих псов. Порвут одежонку - не страшно,справит новую,а вот доберутся до голого тела - смерть.

А у таежников банька не просто помывка - некий обязательный ритуал гостевания,без которого не обходятся в любой семье. Сесть за стол,не смыв предварительно с себя грехи,не отпарив кости,считалось позором для хозяина,принимающего гостя.

Вот и пришлось улечься на полок под безжалостный хозяйский веник. Семен старался изо всех сил: то охаживал Пуделя хлесткими ударами,то щекотал распаренную кожу. И часто плескал квасок на раскаленные камни.

- Ты не особо старайся. - задыхаясь,просил распятый на полке гостенек. - Я тебе не чучело - живой человек...

- Еще живей станешь после баньки, - приговаривал Семен, воинственно размахивая веником. - Пар костей не ломит,веничек не нами придуман - от Бога подарунчик. Вот и терпи,Артемка,набирайся силенок.

О каких-таких силенках твердит баламутный мужик? Последние выхлестал своим палаческим веником!

Отдыхая от пережитого то ли блаженства,то ли пытки, Пудель попросил.

- Пришли мне сюда Завирюху. Прежде всего,парню тоже отмывка требуется. И еще,не стану скрывать,побазарить нужно...

- Тебе дома мало? - обиделся таежник. - Или я мешаю? Могу погулять вместях со старухой,девок с собой прихватим...

- Сказал же: отмыть хочу помощничка,чтобы бегал пошустрей!

Поверив гостю, или сделав вид,что поверил,Семен выбрался из тесного предбанника и отправился разыскивать боевика. Нашел он его в теплой боковушке в окружении своих дочерей. Возбужденный видом недоступных девичьих прелестей,Завирюха отводил душу привычной трепотней.

- Иду,значит,я по Москве,а вокруг народу - тьма. Люди почему-то глядят на меня и перешептываются. В чем,думаю,дело: одежа порвана или мотня расстегнулась? Зашел в обчественный туалет,заплатил,огляделся...

- За что платил-то? - несмело спросила старшая девка,та самая,которая обломала об ухажера крепкий дрючок.

- Как за что? В Москве нынче,прошу прощения,без платы не пописаешь... Так вот,огляделся - все в норме. Ну,думаю,засекли меня,вот-вот появятся менты с браслетами. И потихоньку двигаюсь к Москва-реке...

- Хватит,паря,трепаться, - перебил Семен рассказчика на самом пиковом месте. - Хозяин требует в баньку. Похоже,пожелал отдраить блудливый твой язык.

Недовольные неожиданным появлением отца,девки возмущенно зашептались.

- Цыц,щалавы! Снег во дворе не разгребен,скотина не обихожена,а они об мужика трутся... Марш к матери,кому говорено?

Дядя Семен раскорячился на пороге,закинул за худющую спину сухие руки.

Пришлось подчиниться. Девки разбежались,Завирюха, втихомолку поругиваясь, поплелся в баньку.

- Раздевайся,лезь на полок. Заодно побазарим, - сухо приказал Пудель, отхлебывая из ковшика терпкий квас.

Парень послушно сбросил одежду,забрался в парилку. Следом - Пудель. Нахлестывая по снине шестерки веником,тихо инструктировал его.

- Здесь ожидать меня не будешь. Утром раз"едемся: я - по маршруту,ты на аэродром и - в Москву... Дам тебе маляву - за ночь заучишь наизусть,что привезти Иванчишину. Маляву возвратишь - сожгу. Штырь соберет посылочку привезешь. На все тебе - неделя,не больше. Заодно разведай,что и как...

* * *

Сидорчук ожидал командира боевиков в гостинице. Вообще-то,двухэтажная бревенчатая развалюха ничем не напоминала гостиницу. Незрячие запыленные окна гасили дневной свет,превращая его в предвечерние сумерки. Прогнившие полы угрожающе поскрипывали под ногами постояльцов,угрожая шляпками гвоздей и коварными занозами.

Дежурная, пенсионного возраста бабуля,сморщенная,будто печеное яблоко, одетая в нечто среднее между затрапезным халатом и платьем, позаимствованным у предков,проснулась только после третьего постукивания в стекло,отделяющее её от посетителей.

- Что нужно, - прокукарекала она,не открывая окошечка. - Местов нету, окромя общежития на чердаке...

- В каком номере живет Федор Иванович Сидорчук?

Глухая старушенция традиционным жестом приложила согнутую ладошку к уху.

- Повтори,милай,не слышу.

Пришлось прокричать. Так,что задребезжали стекла.