Анахрон. Книга первая - Елена Хаецкая

Аська — да, Аська странная. Но аськина странность понятная. Ничего в ней из ряда вон такого нет. Девкина же странность… странная. Иначе и не скажешь.

Светочка — та просто пресная. Хотя хорошенькая. И на мордашку, и так. А вот девка не пресная. Хотя рожа у нее тупая и ресницы белесые. Ужас.

Наталья? Ой нет, не надо.

Чем девка в первую очередь прославилась? Тем, что пробудила в нем, Сигизмунде, какие-то совершенно забытые чувства. То, с чем расстался лет двадцать назад. Журнал порнушный показать ей постеснялся — с ума сойти. За сиськи случайно хватанул — и поплыл.

Сейчас вон Светочку ухватил — и ничего. И с Аськой не смущался, когда втроем с ней и еще какой-то безымянной подружкой кувыркались.

Он снова наклонился над Светкой. Легонько куснул ее за ухо.

— Ну, я пошел, — сказал он. — Закроешь.

— Ага, — сказала Светка, не поворачиваясь. — Пока.

— Если что, звони. Я буду дома.

Он вышел из офиса. Было три часа дня.

Неистовое торжище на Сенной было в самом разгаре.

Неожиданно по одному углу площади, где кучковались бабки, прокатилась волна беспокойства. То одна, то другая взвизгивала, вскрикивала, принималась браниться. Влекомый праздным любопытством, Сигизмунд сунулся посмотреть — в чем дело. Ему охотно показали.

Собственно, эта демонстрация и вызывала крики-визги.

Демонстрацию производила кошка. Кошка серая помойно-бачечная. Она бродила по торжищу с торжественным видом и, переходя от человека к человеку, предъявляла убиенную крысу. Чешуйчатый хвост трупа свисал до асфальта. Кошка страшно гордилась своей победой и требовала, чтобы ее хвалили.

Сигизмунд как профессионал оценил вклад кошки в общее дело борьбы с паразитами. Коллега, блин.

Внезапно он остановился. Резко, будто его окликнули. Развернулся, разом забыв о кошке, о Светочке — вообще обо всем.

Он вдруг понял, что ему смертельно хочется домой.

Дома Сигизмунда ждал кобель. Прыгал, норовил лизнуть в лицо, раздеваться мешал. Когда Сигизмунд повесил куртку на крючок, начал челночные рейсы от Сигизмунда к девке и обратно. Радостью делился.

Сигизмунд не спеша разулся, потрепал кобеля за уши и заглянул в «девкину» комнату.

А там было нехорошо. И радость, и нетерпение — странное, если задуматься — разом сменились тревогой. И тревога эта оказалась сильнее, чем Сигизмунд ожидал.

Когда Сигизмунд вошел, девка повернулась к нему. Она лежала на тахте, накрывшись одеялом. Более мутноглазая, чем обычно. И лицо красное.

Этого еще не хватало. Болеть собралась, что ли? Сам Сигизмунд с чувством, с толком болел в последний раз восьмиклассником. Потом не до того стало. То учеба, то работа. На работе, пока профсоюзный стаж не выбран, вообще болеть смысла не было — платили гроши. Потом стаж набрал, но привычка не болеть осталась. Да и отшибала советская бесплатная медицина всякую охоту хворостям предаваться.

Градусника — и то в доме не водилось. Наталья забрала.

Впрочем, без всякого градусника было видно, что температура у девки нешуточная. Под сорок.

В детстве Сигизмунда лечила старенькая участковая докторша. Она потом уехала к внукам в Израиль. Мальчиком Сигизмунда, помнится, завораживали руки докторши — худые, гладкие, в желтых пятнах. С ней было связано теплое молоко, подслащенное медом, успокаивающие горчичники, шерстяные носки. Она никогда не заставляла носить кусачие шарфы — обвязывала горло носовым платочком, говорила, что этого достаточно. Никогда не прописывала таблеток. Никогда не рекомендовала полоскать горло содой. С ней было уютно и сладко болеть.

Эта докторша никогда не сбивала температуру, пока та не поднималась выше тридцати девяти. Говорила, что организму положено бороться. Раз температура

— значит, организм борется.

Но у девки жар подползал к той отметке, когда даже старозаветная докторша, не глядя, дала бы аспирин.

Грипп у девки, что ли? В городе в конце ноября, как водится, бушевала очередная эпидемия. Сам Сигизмунд, как истинный житель Санкт-Петербурга, на эпидемию привычно не обращал внимания, невзирая на предсказываемые ужасы — ими щедро сыпали люди в белых халатах, попадая в теленовости.

Сигизмунд поглядел на томящуюся в температуре девку. Скользнуло беспокойство. А что, если она и впрямь из таежного тупика? Притащила с собой какую-нибудь туляремию. Или эболу. Или же напротив, произрастая в таежной стерильности, реагирует теперь на банальный грипп как на какую-нибудь чуму? Это тоже может быть.

Побродил по квартире, помаялся. Телевизор включил. Тут же с отвращением выключил. Кобель запрыгнул на тахту, улегся у девки в ногах. Обычно он за Сигизмундом по всему дому таскался. А тут таскаться не пожелал.

Сигизмунд заглянул к девке в комнату. Юродивой становилось все хуже. Когда Сигизмунд наклонился, на него жаром пахнуло. И нездоровьем.

Сигизмунда девка не замечала. Бормотала что-то беспрерывно, головой мотала.

Сигизмунд кобеля согнал. Подушку девке попробовал поправить. Надо же за больной ухаживать.

Она вдруг в его руку вцепилась. Пальцы оказались очень сильные и горячие, как печка. Проговорила что-то убежденно. И вроде как «Вавилой» его назвала.

Пить ей дать, что ли? Что там старозаветная докторша советовала? Больше пить кислого. Витамин С, то, се… Чая холодного с лимоном.

Пошел на кухню, сделал чая холодного с лимоном. Много заготовил.

Дал девке. Она полкружки выхлебала, больше пить не смогла — устала. Кобель под шумок опять на тахту забрался.

Дело-то оборачивается хреново. Эдак и загнуться юродивая может. Это очень даже нежелательно. Это по ста сорока девяти причинам нежелательно. И наипервейшая — что он, Сигизмунд, с трупом-то делать будет? Что он ментам-то скажет?

Мол, нашел ее у себя в гараже, мол, сперва вам, ментам, сдать хотел, но после обнаружил на ней полкило золота и у себя поселил. Мол, нигде она не прописана, пашпорта не имеет, по-нашему не говорит. Из всего ее лопотания только одно и понял — что-то такое с ней на Охте стряслось. И ВСи!

Посадят вас, Сигизмунд Борисович. Даже посодют. И правильно сделают. Вы бы на месте следаков да судей поступили бы точно так же. Потому как самое дорогое на свете — это глупость. А еще — наказаний без вины не бывает.

Тут из полумрака вновь выползла ухмыляющаяся рожа охтинского изверга. Сигизмунд аж застонал. Рожа, помаячив, нехотя растаяла.

Девка снова позвала: «Вавила!»

— Здеся я, — мрачно отозвался Сигизмунд. И дал ей еще холодного чаю. С лимоном.

…Да нет, не то даже проблемно, куда труп девать. В конце концов, отвезет на машине за город и закопает. Если ее никто искать не будет, то и не найдут.

Господи, что за грязный мудак! Не в том же дело, что труп девать некуда…

Сигизмунд поглядел на девку — как она? Вроде, жива. Только тише бубнить стала. Совсем ей худо. Даже Вавилу звать забыла. Кто он ей, этот Вавила? Набить бы ему морду. Отпустил гулять одну — и вот…

Да и вы, Сигизмунд Борисович, хороши. Нашли свет в окошке — юродивая. Дура Вавиловна. Мерси.

Сигизмунд встал и пошел в свою комнату. Не зажигая света, набрал номер Людмилы Сергеевны — посоветоваться. Людмила Сергеевна хорошо такие вещи знает.

Но ее не было дома.

Сигизмунд положил трубку. Посидел немного в темноте, бессмысленно глядя в стену. На стене расползалось желтое пятно от фонаря, светившего на улице.

Кому еще позвонить? Матери? Исключено. Наталье? Лучше не звонить. Он, правда, не прослушивал автоответчик, но догадывается.

Аське? Та, если не в загуле, охотно поможет, прибежит хоть в два часа ночи

— отзывчивая. Но объяснять ей долго придется. Аська любопытная.

Снял трубку, повертел в руках. Да нет, профессионалам звонить надо. Если не бабам, то профессионалам. Кто у нас отношение к медицине имеет? Боец Федор с его общевойсковой таблеткой: это от головы, а это от живота. Отпадает. У девки хворь серьезная, НАТОвскими средствами не осилишь.

В комнату, стуча когтями, вошел пес. Сел, начал беспечно чесаться.

Мурру надо звонить. Мурр на «скорой» когда-то работал. Может, не позабыл еще, как ближних целить.

Кроме того, Мурр живет неподалеку. Может прийти. В конце концов, Сигизмунд не совсем для него левый. В чем-то даже меценат. Жаль, не во всем.

Набрал номер. Долго никто не подходил. Звонок терпеливо буравил бесконечный коридор гигантской коммуналки. Наконец недовольный женский голос осведомился:

— Кого надо?

— Олега Викторовича, — мрачно сказал Сигизмунд. Он был уверен, что Мурра не окажется дома.

Там безмолвно брякнули трубку возле телефона и ушаркали. Прошло еще долгое время. Сигизмунд терпеливо ждал. В трубку проникали звуки активной жизнедеятельности. Кто-то ходил, кто-то говорил, вроде, грохнули кастрюлей. Потом кто-то поднял трубку и спросил: «Кого надо?»

Сигизмунд терпеливо повторил, что надо Олега Викторовича. Трубку снова грохнули и огласили коридор неприятным кошачьим воплем: