Знамение змиево - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Читай, дубина! – отчаянно пищала Марьица. – Евангелие читай! Он наоборот читает, а ты правильно читай!
Священная книга затрепетала, будто её силился открыть кто-то, чьим рукам тяжёлая верхняя крышка не давалась.
Отец Македон всё читал, и теперь голос его отдавался шумом и воем в вершинах елей. Сияние вокруг него всё темнело, книга в его руках обернулась чёрным солнцем. Упыри подняли вой; этот вой забирался в самую душу. Не в силах стоять, Воята упал на колени, закрыл лицо руками. Неведомая сила тянула его вперёд, к отцу Македону и его книгам. Что-то кричала Марьица, но её голосок тонул в этом гуле, будто комариный писк в рёве бури.
В поисках опоры Воята ухватился за что-то и ощутил под рукой твёрдую старую кожу. Это Евангелие. Он передвинулся ближе, дрожащими руками поднял крышку. Костёр почти угас, но буквы на старом пергаменте слегка светились, и он видел их довольно ясно.
– Сыне, да не прельстят тебе мужи нечестивии, ниже да восхощеши, аще помолят тя, глаголающе: иди с нами, приобщися крове, скрыем же в землю мужа праведна неправедно: пожрем же его якожде ад жива, и возмем память его от земли…[25]
Именно так всё и происходило; при первых же прочитанных словах в мыслях Вояты прояснилось. Его прельщали бесы, норовя отнять разум и память, утащить живым в ад. Он читал, голос его креп, заглушая вопли упырей и чтение отца Македона.
Всё больше приходя в себя, изредка Воята бросал взгляд вперёд. Сияние книг в руках мертвеца всё меркло, а сам он всё удалялся. Вместе с ним пятились прочие упыри. Иные, самые слабые, лежали грудой костей.
– Аще бо премудрость призовеши и разуму даси гласъ твой, чувство же взыщеши великимъ гласомъ, и аще взыщеши ея яко сребра, и якоже сокровища испытаеши ю: тогда уразумееши страхъ Господень и познание Божие обрящеши…[26]
Бросив ещё один взгляд, Воята увидел, что отец Македон стоит возле загородки из кольев – видимо, это было его обиталище. Вот он протянул Вояте книгу и так замер.
У Вояты перехватило дыхание. Мертвец в последний раз предлагал ему свой дар… казалось, сделай несколько шагов, протяни руки, возьми…
Навалилось такое оцепенение, что Воята не мог ни двинуться, ни шевельнуть языком, ни даже вздохнуть…
Показалось, что он уже умер – душа отделяется от тела и больше не способна им управлять…
Давящую тишину вспорол крик петуха.
Резкий, пронзительный, он потряс Вояту, как удар. Покачнувшись, он закрыл глаза и без сил повалился лицом на раскрытую книгу.
…Очнулся оттого, что кто-то осторожно теребил его за плечо. В ужасе от этого касания, Воята подпрыгнул и открыл глаза, одновременно отшатываясь. Он хорошо помнил всё, что было совсем недавно. Пока он спал, кто-то из этих пролез за черту? Его пробуют на зуб?
Костёр догорал, но света было довольно, чтобы разглядеть рядом человека… или кого-то навроде человека.
– Эй, милок! – раздавался опасливый голос. – Ты живой? Живой, слава Богу!
– Т-ты кто? – Воята с трудом встал на ноги и попятился.
– Я-то Куприян, из Барсуков. А ты-то кто?
– Я… – Воята сглотнул, с трудом вспоминая, кто он.
Однако упыри не разговаривают. Не дана им речь людская, только и могут, что выть да стонать. Если этот говорит внятно, своё имя знает – выходит, не упырь?
Он оглядел собеседника: обычный мужик, средних, довольно зрелых лет, с обычным лицом, толстым носом, густой бородой… На упыря не похож.
– Перекрестись!
Назвавшийся Куприяном охотно перекрестился.
– Ты как сюда попал? – спросил Воята.
– Петуха тебе принёс.
– Чево? – Воята вытаращил глаза.
– Петуха слышал?
– Слышал…
– Вот, я принёс. Устинья, покажи петуха!
Кто-то ещё зашевелился за спиной у Куприяна, и Воята с новым изумлением увидел, что там стоит молодая девка с испуганным лицом и с рыжим петухом под мышкой.
– Племянница моя, Устинья. Это она всё. Пойдём, говорит, дядька, снесём в лес петуха, там ведь их нет. Так пристала – пришлось идти. Петуха разбудили…
– З-зачем?
– Ну как – зачем? – Куприян в удивлении развёл руки. – А как бы ты без петуха отбился-то? Гляди, что теперь.
Он посторонился, открывая Вояте вид на лог. И стало ясно, отчего так светло.
В логу пылали три десятка костров. Все загородки, новые и старые, были в огне; иные бросали пламя чуть ли не к вершинам сосен, иные тлели над самой землёй синеватым пламенем. Сгорая, колья рушились, пуская в тёмный воздух снопы синих искр.
– Вот как их петуший крик-то поразил, – с удовлетворением сказал Куприян. – Его же тут отродяся не слышали.
Вспоминая, что было перед этим, Воята охнул. Обойдя Куприяна и Устинью, таращившую на него испуганные глаза, приблизился к дальней загородке. Она уже обрушилась, превратившись в груду пылающих головней. Вот здесь сидел отец Македон, и вот там, под этими головнями, остался он со своими книгами…
– Вот куда они делись… – горько сказал Воята, обернувшись к Куприяну. – Вот почему про эти книги не знал никто – он их с собой в могилу утащил. А теперь всё – сгорели книги, сгинули с ним заодно…
– Не кручинься – не горят эти книги. – Куприян похлопал его по плечу. – Ну что, пойдём с нами, до утра тебя определим поспать, а там и восвояси…
– Не могу. – Поколебавшись, Воята качнул головой. – Поутру мужики придут, Радша со своим кулём – кости мои собирать, а тут и костей не будет. Дождусь уж их.
– Не боишься? – чуть слышно спросила девка Устинья; в первый раз Воята услышал её голос.
Он лишь покачал головой. Страха больше не было; все его чувства будто сгорели в этом синеватом огне старых нечистых погребений. Зато навалилась такая усталость, что шагу он не смог бы сделать – не то что идти до Барсуков.
– Ну, бывай здоров! – Куприян поклонился.
Девка, прижимая к себе петуха, тоже поклонилась.
– И вы живите здорово… – Воята опустился на кучу лапника.
Куприян с племянницей ушли. Загородки догорели, с земли во тьме сияли синеватые угли, но Воята смотрел на них совершенно равнодушно. Подбросил ещё сушняка в свой костёр, натянул оброненную шапку, прилёг на лапник… и провалился в глухую и немую тьму.
…Очнулся оттого, что его снова теребили за плечо. Вздрогнув, с трудом открыл глаза. Над ним склонялся озабоченный Арсентий. Было светло, легонечко накрапывал унылый осенний дождь, с кровли из лапника кое-где капало.
С трудом Воята сел. Все
