Z — значит Зельда - Тереза Фаулер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В бутике на вешалках красовались всевозможные роскошные и вычурные туалеты. Тончайшее белье, отделанное кружевом или мехом, шикарные бархатные накидки, тяжелые шелковые костюмы с вышивкой, пряжками и бантами, меха — от узких пелерин до длинных шуб — горностаевые, норковые, кроличьи, беличьи, лисьи. Я и не подозревала, что хочу носить меха, пока не переступила порог этого магазина.
Разглядывая товары, я поглаживала горностаевую накидку. В Монтгомери не было ничего похожего.
Я подумала: «Мои подруги, наверное, дорого заплатили бы, чтобы оказаться сейчас здесь со мной».
Я скучала по потерянному раю Монтгомери, но лакомые кусочки, которые получала за эти полгода, с лихвой компенсировали утраченное. И здесь, на вешалке у стены, я заметила, наверное, самый лакомый кусочек из всех: платье, подобного которому раньше не видела. Черное, без рукавов, очень простого кроя — прямое, чуть зауженное на талии. Самым замечательным в нем была отделка. По воротнику бежала узкая полоса серебристых пайеток, а с правого плеча до самого подола спускалась россыпь серебристого бисера, образующего изысканные растительные узоры.
Ко мне подошла высокая, стройная продавщица с безупречным макияжем.
— Восхитительное платье, не правда ли? И из самого лучшего шелка. Но постойте, — добавила она, — сейчас вы просто упадете в обморок.
Она сняла платье с вешалки и развернула. Спину прикрывала только дымчатого цвета органза, тонкая, почти невидимая — сквозь нее просвечивал глубокий V-образный вырез, отороченный блестками и тянущийся почти до самого копчика. Там она сливалась с черным шелком юбки, сзади также украшенной цветочным узором.
— Отец бы меня выпорол, — ужаснулась я.
— Оно идеально подойдет к вашей фигуре. Обязательно примерьте! Писк моды прямо из Парижа. Дизайн Пату — невероятно сексуально, как и сами парижанки. Ему в самом деле нет равных.
Я взяла платье у нее из рук:
— Упрашивать меня не придется.
Десять минут спустя платье запаковали и выслали в нашу квартиру, а я отправилась в парикмахерскую.
— Чем можем служить вам сегодня, миссис Фицджеральд? — спросила девушка за стойкой, когда я вошла.
Я вытащила из сумочки лист бумаги и положила на стойку.
— Жизнь должна подражать искусству, не находите?
Девушка посмотрела на заголовок — название майского рассказа для «Пост» — «Волосы Вероники».
— Полностью с вами согласна. Кармен будет счастлива вам помочь.
— Тогда за дело, пока я не утратила решимость. Сколько нужно здесь прожить, чтобы перестать чувствовать, что с каждым шагом совершаешь преступление?
Я вернулась раньше Скотта. Уже лежа в ванной, я услышала, как хлопнула входная дверь. Скотт мурлыкал себе под нос что-то не слишком веселое, но уже то, что он вообще напевал, было хорошим знаком.
— Что тебя задержало? — спросила я.
— Ох, сама понимаешь. Дела.
— Не заходи сюда. У меня для тебя сюрприз. О, и я заказала легкий ужин в «Плазе». Что-то с картошкой и свеклой. Я проголодалась. Потом можем перекусить, если захочешь.
— Плещешься? — спросил он из-за двери.
— Не заходи! Я не шучу!
— Ну хорошо. Тогда я тоже не расскажу тебе, что у меня за сюрприз.
— Сюрприз? — встрепенулась я.
Он рассмеялся.
Я вылезла из ванны, вытерлась и не спеша нанесла крем для тела с запахом сирени, купленный в салоне, где, помимо прически-боб, мне сделали мой первый настоящий маникюр. Темно-красный лак, на который меня уговорили, все еще потрясал, хотя и не так сильно, как новая прическа, но он должен был смотреться сногсшибательно в сочетании с губной помадой того же оттенка.
Я накрасилась, уделив, по совету девушки в салоне, особое внимание подводке для глаз. Легкий штрих румянами, немного пудры, тушь, помада.
«Богиня», — подумала я, созерцая конечный результат.
— Какой сюрприз? — снова попытала счастья я.
— Боюсь, я тебя не слышу, дорогая. Этот лед, — Скотт потряс стаканом, — гремит ужасно.
— Ты злодей, Скотт Фицджеральд, так и знай, — заявила я и покорно приготовилась ждать.
Следующий этап — иссиня-черные чулки с кружевным верхом и новые подвязки. Никакого другого белья это платье не предполагало. Я искренне порадовалась, что у меня маленькая грудь, не требующая поддержки. Но перспектива показаться на публике даже без рубашки под платьем приводила меня в страшное замешательство. Это одновременно пугало и возбуждало.
«Эти парижанки такие смелые», — подумала я.
Что ж, я тоже смелая. По-нью-йоркски, даже по-парижски смелая, и я собиралась это доказать.
Я надела платье, еще раз посмотрела в зеркало, скользнула в новые черные туфли на каблуке и распахнула дверь.
Скотт сидел за письменным столом. Когда он посмотрел на меня, я медленно покрутилась на месте. Он уставился на новую, коротко остриженную и сияющую бисером парижскую версию своей жены, и тихо присвистнул.
— Безупречно, — таков был его вердикт.
Джордж ждал нас в такси с опущенным окном. Увидев меня, он присвистнул в точности как Скотт.
— Ох, куколка, что же с тобой сотворил Нью-Йорк!
— Не забывай, она все еще замужем, — буркнул Скотт, помогая мне сесть в такси и забираясь следом.
— Если тебе есть что сказать, начинай сейчас, — отозвался Джордж.
— И вы еще не видели спину, — сообщила я ему, наклоняясь вперед и позволяя бархатной накидке соскользнуть с плеч.
— Фитц, — обратился к Скопу Джордж, — где тебя можно высадить?
— Что скажете о новой прическе? — спросила я Джорджа. — Надеюсь, мне она подошла лучше, чем Веронике.
— Дорогая, — начал Скотт, — Джордж, возможно, еще не видел…
— «Ивнинг пост»? — закончил за него Джордж. — Выпуск с «Волосами Вероники» внутри и твоим именем на обложке?
— И с красивой парой со спиритической доской, — добавила я. — Мне понравилась иллюстрация.
— Да, я о нем, — почти извиняющимся тоном отозвался Скотт. — Я бы предложил рассказ тебе, но не думаю, что такая история подходит для «Сливок общества».
— Разве не стильная вышла иллюстрация? — продолжала я. — Вам нужно переманить этого художника к себе в журнал. Однажды я говорила с медиумом обо мне и Скотте, но спиритическая доска ни до чего умного не додумалась.
— Уверен, побывав на обложке журнала, она заставит многих читателей раскошелиться. — Джордж рассмеялся.
— Будем надеяться, — пробормотал Скотт. — Понадобится немало денег, чтобы отбить мой гонорар в пять сотен.
— «Вероника» такая занятная, — опять вмешалась я в разговор, — простые люди готовы заплатить по пять центов просто за одну эту историю. Рассказы Ф. Скотта Фицджеральда — это всегда выгодное вложение.
— Серьезная экономическая теория для наших времен, — кивнул Джордж. — И к тому же очаровательная, пусть и удручающе наивная, преданность мужу. Он платит тебе за то, чтобы ты пела ему дифирамбы при мне? Я могу поднять гонорар до пятидесяти долларов за рассказ, Фитц, больше у нас в бюджете не заложено.
— Давайте забудем об этом! — воскликнула я, шутливо хлопая Джорджа по руке. — Папочка был бы страшно недоволен, что я говорю о деньгах. А эта стрижка! Он бы сказал, что мои моральные устои припустили вдаль, как свора гончих на охоте.
— Фитц, надеюсь, ты это запишешь, — встрепенулся Джордж.
Я не обратила внимания.
— Скотту, похоже, стрижка нравится, но я не так уверена. Мне кажется, я смахиваю на мальчишку.
— Мальчишку! — фыркнул Джордж. — Я похожих мальчиков не встречал, хвала Господу. Куколка, думаю, с этой стрижкой вы затмите всех.
«Пале-рояль» сверкал так ослепительно, будто на углу Бродвея и Сорок второй развернулось свое собственное представление. Подсвеченный козырек с сияющей вывеской — каждая буква в отдельном круге — находился как раз на уровне второго этажа, где располагался клуб, и в ширину занимал половину дома. Над козырьком, зоркими ястребами цепляясь за край крыши, светились огромные рекламные щиты, пытаясь затмить сияние клуба. Они предлагали «Пепсодент» и «Кэмел», «Листерин» и «Лаки страйк», «Жилетг», «Байер», «Кремо», «Кока-колу», «Ригли» и «Уайтуэй» — «сухой сидр из жимолости» от ревматизма и подагры.
— Лоникера семпервиренс, — объявила я.
Мужчины уставились на меня с недоумением.
— Жимолость на латыни, — пояснила я, указывая на рекламу.
Они запрокинули головы, чтобы разглядеть щит.
— Поразительно, сколько людей начали страдать подагрой, как только запретили алкоголь, — пробормотал Джордж.
— И правда. — Скотт демонстративно потер локоть. — Наверное, мне понадобится лекарство еще до конца вечера.
Я думала, мы сразу пройдем внутрь, но Джордж хотел дождаться каких-то своих друзей, так что мы остановились на углу у входа и стали смотреть на текущие мимо реки туристов. Каждый раз, когда открывалась дверь, в вечерний воздух врывалась музыка. Я притопывала в ритме джазовой композиции и лишь вполуха слушала своих спутников, которые обсуждали Гаити и кого-то по имени Юджин О’Нил — наверное, драматурга, решила я, и перестала обращать внимания на разговор.