Хендерсон — король дождя - Сол Беллоу

Я натянул пропотевшую насквозь футболку и сказал:

— Спроси, можем ли мы повидаться с королем.

Король, перевел Ромилей, хочет видеть меня, чтобы поговорить на моем языке.

— Замечательно! Мне хочется расспросить его кое о чем.

Завтра король Дафу хочет видеть меня, повторил Ромилей. До того как днем начнется обряд призывания дождя.

— Вот как? В таком случае надо поспать.

Тогда нам наконец позволили отдохнуть. Полночи уже прошло. Через час-другой запели петухи. Я проснулся и увидел клубы красноватых облаков и первые утренние зарницы. Вспомнив о раннем визите к королю, сел и вдруг у входа увидел знакомый труп. Кто-то вытащил его из ложбины и принес сюда.

«Нет, они точно решили свести меня с ума», — чертыхнулся я. Не бывать этому! Я и раньше порядком повидал мертвецов. В последний год войны в Европе было убито пятнадцать миллионов человек, но труднее всего перенести гибель одного-единственного человека.

Мой мертвец был запорошен пылью. Теперь, когда его принесли из оврага, мои отношения с ним перестали быть секретом. Так что я решил затаиться и подождать, чем дело кончится, чем сердце успокоится. Больше ничего не оставалось.

Ромилей еще спал, зажав одну руку между коленями и подложив под щеку другую. Я не стал его будить и вышел на свежий воздух.

Похоже, началась лихорадка, которая потом донимала меня несколько дней. Чесалась грудь и бока, и в целом было такое ощущение, будто надышался паров газолина. Теплый воздух ласкал щеки, предутренние краски ублажали взор. Это состояние было следствием пережитого задень и недосыпа.

Поскольку днем намечалось ритуальное торжество, селение уже просыпалось. То тут, то там появлялись полусонные люди, которые подозревали, что находится в нашей хижине. Отовсюду доносился острый сладковатый запах местного пива. Пить здесь начинали, как видно, с восходом. Кое-где слышался пьяный шум. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания, что я истолковал как добрый знак. Где-то слышались семейные ссоры, ворчали старики. В шлем мне ударил камень. Целились не в меня. Просто ребятишки кидались камнями и боролись в пыли. Из-за угла выбежала женщина и разогнала сорванцов, надавав шлепков. Столкнувшись со мной лицом к лицу, она не удивилась и зашла в дом. Я заглянул внутрь и увидел лежащего на циновке старика. Женщина встала ему на спину голыми ногами и ступнями стала массировать ему позвоночник. Потом плеснула жидкого масла и принялась растирать старику шею, поясницу, бока. Тот кряхтел от удовольствия, седая борода растрепалась, и он, казалось, подмигнул мне. Я пошел дальше, заглядывая во дворы, но не забывал о спящем Ромилее, которого оставил наедине с мертвецом. Несколько молодых женщин красили рога коров и украшали их страусовыми и орлиными перьями. На шеях некоторых мужчин висели ожерелья из человеческих челюстей. Кое-где стояли деревянные фигурки идолов, их протирали. Какая-то старушка с многочисленными косичками окропила одного из таких идолов кровью только что зарезанного цыпленка. Тем временем в селении сделалось шумно. Повсюду слышались барабанный бой и гудки рожков.

Из нашей хижины вышел Ромилей. Не нужно было быть особенно наблюдательным человеком, чтобы увидеть, в каком состоянии он находится. Я направился к нему. Заметив над головами туземцев мой белый пробковый шлем, он умоляюще приложил руки к груди.

— Да-да, понимаю, но что делать? Придется подождать. Король — как там его имя, друга Айтело? — обещал принять нас сегодня утром. За нами могут послать каждую минуту. Не впадай в панику, старина, скоро узнаем, что нам предстоит. А пока забери из хижины наши вещи.

Под барабанный бой молодых рослых женщин, амазонок короля Дафу, на улице показалась процессия людей с огромными зонтами-опахалами. Под ярко-красным шелковым опахалом шагал человек плотного сложения. Под другим никого не было, и я догадался, что оно предназначено для меня.

— Видишь? — сказал я Ромилею. — Они не оказали бы такой почести человеку, которого хотят обвинить в чем-то. Пока это только предположение, но, я думаю, нам нечего беспокоиться.

Барабанщицы выступали четким строевым шагом. Над головами тяжело колыхались пестрые зонты. Толпа расступилась, пропуская процессию.

Ко мне подошел полный человек и, протянув руки, улыбался в знак расположения. Это был Хорко, дядя короля. От подмышек до колен он был закутан белым полотнищем. С ушных мочек свисала пара рубинов — или то были гранаты? На лице с крупными чертами уже обозначились первые признаки дряблости. Когда он поднял брови, весь лоб прорезали глубокие морщины. Небольшими прядями спадали к плечам темные волосы.

Он протянул мне руку, как цивилизованный человек, и раздвинул в улыбке губы, обнажая язык. Язык оказался ярко-красный, словно человек только что жевал леденец.

Я ткнул Ромилея пальцем в бок:

— Вот видишь? Что я тебе говорил?

Но осторожный Ромилей не был склонен обольщаться показным радушием.

Туземцы ходили вокруг нас, рассматривали, строили рожи, смеялись. Многие уже отведали помбо, местного пива. Амазонки в коротких кожаных безрукавках отгоняли прочь. Кроме жилетов, на рослых толстозадых молодухах ничего не было.

Надо мной поплыло роскошное опахало.

— Ну и жарища, хотя и восьми, кажется, нет, — заметил я, вытирая пот с лица. Ситуация складывалась в мою пользу. Расстояние между мной и трупом увеличивалось.

— Я есть Хорко, дядя Дафу.

— О, вы говорите по-английски? Какая удача! Значит, король Дафу — ваш племянник? Мы скоро повидаемся с ним? Джентльмен, который допрашивал меня, сказал, что сегодня.

— Да, я есть дядя, — повторил Хорко. По его команде амазонки сделали поворот на 180°. Если бы они были обуты, то я услышал бы, как щелкнули каблуки.

Снова забили в барабаны, заколыхались шелковые опахала. Даже солнечные лучи, казалось, любовно прикоснулись к ним.

— Идем во дворец, — сказал Хорко.

— С удовольствием.

Почему не признаться? Меня не покидала тревога. Айтело высоко ценил своего школьного приятеля, Дафу, однако мой опыт общения с варири был отнюдь не безоблачен.

— Ромилей? Где мой человек Ромилей? — звучно спросил я, перекрывая барабанный бой. Как бы его не загребли из-за этого злополучного трупа. Нет, вот он, рядом, с нашими пожитками. Мы шагали быстро, впереди и позади нас — барабанщицы-амазонки, а по обе стороны — зеваки, десятки зевак, тянули шеи, чтобы разглядеть белого. Крики, свист, смех. Дорогу то и дело перебегали куры и свиньи.

— Как все переменилось. Вчера в селении стояла тишина. Как это объяснить, мистер Хорко?

— Вчера — печальный день. Народ голодал.

— А это что, казненные? — спросил я, увидев по левую сторону дворца людей, повешенных вверх ногами. Свет падал так, что они казались куклами. Воздух иногда служит как бы уменьшительным стеклом, иногда увеличительным. — Муляжи? — спросил я, но сердце подсказывало обратное. Не случайно варири не интересовались судьбой своего трупа. Что для них один мертвец? Похоже, здесь имеют дело с десятками. Сердце у меня кольнуло, зачесалась грудь, дернулась щека. Меня охватил страх — что там скрывать?

Я оглянулся посмотреть на Ромилея, но тому было не до меня. Он сгибался под тяжестью поклажи. Кроме того, нас разделяла шеренга амазонок-барабанщиц.

— Отчего так много мертвых? — перекрывая шум, крикнул я Хорко.

Дядя короля покачал головой, улыбнулся и потрогал одно ухо, на котором блестел красный камень. Он не расслышал.

Узкая дорожка вывела нас на главную улицу деревни, упиравшуюся во дворец.

Хорко не хотел признаться, что прекрасно меня понял, не захотел даже тогда, когда я набросил на шею веревку, показывая, как меня вешают. Я бы выложил тысячи четыре, чтобы здесь оказалась Лили и собственными глазами увидела, как плохо реальность согласуется с ее бредовой идеей всеобщего блага и доброты. У нас с женой произошел ожесточенный спор относительно реальности, в результате которого Райси сбежала из дома и вернулась в школу с ребенком на руках. Я всегда считал, что Лили не знает и не хочет знать реальности. Что до меня, я люблю свою старуху такой, какая она есть. Мне нравится думать, что я готов снести самое плохое, что она может сделать. Я преклоняюсь перед жизнью, и если не могу дотянуться до ее лица, то могу поцеловать ее в любое место пониже. Тем, кто понимает, дальнейших объяснений не требуется.

Когда я думал, что Лили не смогла бы ничего сказать, мои страхи утихали. Хотя, с другой стороны, не могу ни на секунду представить, что моя половина может оказаться в замешательстве.

Тем временем наша процессия пересекла двор перед королевской резиденцией, и стражники отворили красные двери. Я снова увидел большие каменные чаши с цветами, похожими на герань.

Дворец был в три этажа, с открытыми лестницами и галереями. На нижнем этаже покои были без дверей, как узкие пустые стойла. Ошибки быть не могло, снизу донесся рев дикого зверя. Так мог реветь только лев. В остальных частях дворца стояла тишина. Посередине двора находились два домика, в каждом был установлен свежевыкрашенный рогатый идол. Между ними протянулась полоса, нанесенная известковым раствором.