Дневники склейщика чашек - Ирина Вячеславовна Корсакова

С тяжкими вздохами разглядывая жирное пятно на белоснежном бадлоне, толкнула дверь в кабинку и очутилась в зале. В том же самом. Те же звуки, на которые секунду назад и намёка не было, закружились вокруг меня, заскользили по коже, просачиваясь внутрь. Позади кто-то явственно застонал. Потом послышалось хриплое ворчание, затем — снова стон. Я резко обернулась и ничего не увидела. То есть, увидела, но темнота была настолько густой, что я не могла разобрать — что именно вижу. Привычно уже матерясь, достала из кармана рюкзака телефон и включила фонарик. В синеватом галогеновом свете заблестели чёрные перья. Попятившись на пару шагов, я разглядела картинку целиком. В глубине большой, в половину моей комнаты, железной клетки сидел на жёрдочке ворон. Живой ворон! Я видела таких на Елагином острове, но этот показался мне гораздо крупнее. Птица была в клетке не одна. Паренёк в стоптанных кедах и круглых тёмных очках, съехавших на кончик носа, сидел на полу, вцепившись в решётку побелевшими пальцами и тихонько постанывал. Так стонут спящие, когда пытаются пробудиться от дурного сна. Ворон отвечал ему сдержанным клёкотом.

Я выключила фонарик, и странная парочка снова пропала в темноте. Надо срочно найти кого-то, кто поможет мне отсюда выбраться. Метрах в трёх сидела одинокая дама. Она не билась ни обо что головой, не плясала на столе, просто хлебала суп из огромной тарелки. Приблизившись, я попыталась придать своему перекошенному лицу максимально дружелюбное выражение.

— Добрый вечер! Не подскажете, случайно: где тут выход?

Дама опустила ложку и уставилась на меня с откровенным ужасом, не обращая внимания на суп, стекавший по её подбородку из полуоткрытого рта. Она пыталась спрятаться за громадной сумкой из фальшивого крокодила, но это предприятие было заведомо обречено на провал. Женщина впечатляла своими габаритами. Так могла выглядеть баскетболистка на пенсии, игравшая на позиции центровой. Длинные, с крупными кистями руки могли бы, кажется, достать до пола. Огромные ножищи, торчавшие из-под розового платья, никак не хотели прятаться под стул. По этому воздушному с тюлевыми воланами и рукавами-фонариками платью, да ещё по блестящей диадеме в спутанных волосах, было понятно, что она, мать её, видимо, принцесса.

В этот момент я почувствовала, как что-то мягкое ткнулось в мою ногу. Подпрыгнув от неожиданности, я развернулась и увидела щенка. Обыкновенного щенка с рыжим пятном на спине и болтающимися лохматыми ушами. Он был тут так неуместен своей обыкновенностью, что моё черствое сердце сжалось от умиления.

— Привет, малыш!

Я присела на корточки и протянула руку, чтобы почесать его за ухом. Щен пискнул, сделал лужу и стал задом отползать от меня, пока не прижался, наконец, к гигантским принцессиным ногам.

— Да. Мне тоже страшно! — вздохнула я, и тут увидела боковым зрением, что возле бара суетиться невысокая фигурка. Я быстро зашагала в ту сторону, стараясь не упустить её из виду. Она, впрочем, и не пыталась скрыться, как будто даже ждала меня. Это, к сожалению, оказалась не карлица. Невысокого роста, но пропорционально сложенная женщина в длинной юбке, закрытой блузке в мелкую крапинку и тёмном платке, повязанном домиком, она напоминала староверку из художественных фильмов. С тонкими неулыбчивыми губами, бледными впалыми щеками и горящими глазами фанатика глубоких глазницах. Я хотела молча проскочить мимо, от греха, как говорится, но разглядела на её груди бейджик с надписью: «Надежда». Меньше всего эта особа походила на барменшу сомнительного заведения, но других Надежд вокруг не наблюдалось, и я обратилась к этой:

— Эээ, а… Ммм?

Мой словарный запас окончательно иссяк. Надежду это не смутило. Она кивнула маленькой аккуратной головкой и сказала:

— Одну минуточку!

Скрывшись за стойкой, она тут же вернулась, держа в руке тяжелый посох, органично дополнявший её облик. Посох, при ближайшем рассмотрении оказался обыкновенным строительным ломом. Такими дворники обычно раскалывают лёд. Легко вскинув ломик на хрупкое плечо, староверка устремилась вглубь зала, махнув мне рукой. Я послушно потрусила следом. Мы проскочили мимо принцессы и её щенка, сидевшего на соседнем стуле, и подошли к клетке с вороном. Надежда отработанным движением сунула лом в дужку амбарного замка и, крякнув, сорвала его, распахнув настежь решетчатую железную дверь. Войдя внутрь, она схватила очкарика за шкирку и вытащила из клетки наружу. То заскулил и попытался заползти обратно. Надежда бросила лом, приподняла парня, который весил, к слову сказать, килограммов семьдесят, над полом и отшвырнула метра на полтора. Подняла лом одной рукой, и, взмахнув им, как волшебной палочкой, опустила бедолаге на колено. Тот схватился за ногу и даже не заорал, а завизжал, как раненая свинья. В клетке закричал и забил крыльями ворон.

Не знаю, что случилось с ними дальше, потому что моя Надежда уже припустила рысью обратно к бару, а я, сама не знаю почему, бежала за ней, стараясь не отстать. На сей раз, она вытащила из-за стойки одну из бутылей с самогоном, подбежала к столу возле сцены, выбила пробку из горлышка, вылила содержимое на спину и затылок девушки, всё ещё колотившейся головой о стол, достала из кармана спички и подожгла её длинные густые волосы. Девушка вскрикнула и завертела головой, рассыпая вокруг себя искры, как гигантский бенгальский огонь. Зал зашумел и загомонил ещё громче, чем прежде. Похоже — начиналась паника.

— Как, черт возьми, отсюда выбраться?!

Видимо я смотрела не туда, куда надо, потому что Надежда взяла меня за плечи и развернула на сто восемьдесят градусов.

— С другой стороны!

Она резко толкнула меня к сцене, и я, пролетев по инерции несколько шагов, стала карабкаться через рампу. Какой-то предмет, брошенный сзади, шлёпнулся на пол. Это была моя куртка. Я схватила её и побежала. Мимо девочек в песочнице, мимо мяукающей женщины, мимо мужика с Кампари. Толкнула дверь плечом и оказалась прямо на улице.

Грязно-красный кленовый лист отвесил мне глухую мокрую оплеуху и полетел по своим делам вместе с мощной волной ледяного осеннего воздуха. Достала из кармана сигареты. Руки, на удивление, почти не тряслись. Зажигалки у меня не было, поэтому я просто жевала сигаретный фильтр, глядя, как из парадной, если так можно выразиться, двери театра выходили зрители. Лысый Сфинкс шел прихрамывая, поправляя не нужные в это время суток тёмные очки. Антонина Павловна умудрилась протиснуться в проем, держа портфель в одной руке и Грету в другой. Художница Марина, пьяные в хлам Менеджеры, ещё какие-то люди… Представление окончено.

Я растираю замерзшие руки. Жаль, что в фойе и туалете не было зеркал.