Тринадцать полнолуний - Эра Рок

— А теперь, расстаться нам надо, да разными путями в село вернуться, как и пришли. Смотри, завтра ждать буду.

— Давай хоть чуть-чуть ещё вместе побудем, иди ко мне, истосковалась я по ласкам твоим.

Кася опустилась на траву, легла и поманила руками Милоша.

Слились в страстном поцелуе заговрщики, обретя вновь друг друга. «Нет опаснее врага, чем отвергнутая женщина и нет преданнее союзника, вернувшегося к вам по вашему зову».

Марыля с Зенеком опять были в своей хате.

— Вот так, дети мои, значит, сегодня это произойти должно. Уходить вам надо. Возьмите икону, соберите травы, что заготовить успели и как стемнеет, уходите по полю, к большаку, та дорога вас куда надо выведет. Пора к новым трудностям и испытаниям отправляться.

— А что нас там ждёт, куда идти? Скажи, дедушка, кто мы и откуда у Зенека способности такие?

— Куда идти вам сердца ваши подскажут. А кто вы могу пока не много сказать, выслушайте и запомните. Тебя Зенек, зовут Гарнидупс, рода-племени ты другого, и в другое время рождён. А сюда попал, чтобы чаша добра перевесила чашу зла. Должен был ты людей научить, да выбор им дать, как жить по-доброму, по справедливости. Ибо по делам им и воздастся.

— А как же, Милош с Касей? Почему же они на такой путь встали, что готовы смертный грех на душу взять?

— То выбором и называется, и они его сделали. А на счёт способностей, могу одно сказать. Высший совет тебя сюда определил, не тот, где люди сидят, а другой, потом узнаете, когда сами свои испытания, вам определённые, пройдёте. Ко мне, как помнишь, ты дитём новорожденным попал. Но климат тебе не подошёл, болел ты сильно, едва не забрали тебя обратно. Но может, и для меня это последним за мою жизнь испытанием было. Поправился ты, а то, что калекой был, так надо было, что бы душу твою укрепить. И когда срок подошёл, дали силу тебе. А тебя, дочка, Альэрой зовут, в тебе тоже сила заложена, то, что не чувствуешь её сейчас, не много подождать надо и поверить. Ведь мальца вы вместе подняли, просто ты не поняла. Про него ещё отдельный разговор будет. Ты, дочка, как вода огонь Зенека остужать будешь. Горячий он больно.

— Да что вы, дедушка, он очень добрый и справедливый, я его очень люблю, — сказала Марыля и зарделась.

— В правоте моей, ты потом убедишься. А про любовь вот что могу сказать. Знают там, наверху, про чувства твои, но то, что ты услышишь сейчас, горько для тебя будет, но иначе нельзя, предостеречь я должен вас. Вы из плоти и крови и ничто человеческое вам не чуждо. Но любить вы должны друг друга, не как мужчина и женщина, а как сестра брата. Детей у вас быть не должно, иначе ослабеет ваша сила, а потом, и вовсе, иссякнет. Не сможете вы тогда долг свой исполнить, значит вас опять уберут туда, где всё по-другому, а как, потом узнаете, всё сразу рассказать вам нельзя, забудете и ошибку допустите, а я не хочу этого. Так что, смиритесь и помогайте друг другу в пути вашем. Пусть будет так. Аминь. А теперь пора мне возвращаться, а вам в дорогу собираться.

С этими словами стал Демьян исчезать, пока серебристо-голубой свет в точку не превратился и пропал вовсе. А на том месте, гда дед стоял, остался какой-то мешочек, блестящей верёвочкой завязанный.

Стояли Марыля с Зенеком, молчали, каждый о своём думал, потом переглянулись. Сколько нежности и любви было в этом взгляде! Сколько невыразимой тоски от предостережения деда! У Марыли на глаза навернулись слёзы.

— Ничего, милая, не плачь. Сердце моё тоже в комок сжалось от этих слов, — Зенек обнял её.

— Значит так надо, успокоятся наши сердца, хоть и понять это разумом сложно, — тихо катились слёзы Марыли.

— Пора, родная, стемнело уже, неси травы, а я икону возьму.

Собрали всё, что дед велел, а когда мешочек развернули, в нём монеты золотые лежали, много, даже в руках не помещались, присели на дорогу, по старой народной традиции. Оглядели хату, где счастливы были и вышли. Марыля побежала, сарай открыла да скотину отвязала, чтобы животина, беззащитная от злобы людской, не погибла в огне. Перекрестились, взялись за руки, и пошли по полю, подальше от неминуемой гибели, в новую, неведомую жизнь.

А с другой стороны приближались к их дому два человека, с выгоревшими от злобы и ненависти душами. Почти не прячась от нежданной встречи с кем нибудь, шли на черное дело обезумевшие Милош и Кася. — Я подопру дверь, а ты солому под окна накидай, да побольше, что бы сильнее горело и выпрыгнуть не успели, — блестели лихорадочно глаза Милоша.

— Да любимый, покончим с обоими разом и заживём спокойно, зная, что нет их на земле этой.

Кася ничуть не отличалась от Милоша, с таким же безумным светом в глазах, бегала она вокруг хаты, стараясь помочь своему любимому. Нет опасней врага, чем отвергнутая женщина и нет преданней союзника, чем вернувшаяся по вашему зову зазноба.

— Держи фитиль, подпали там, а я здесь подожгу, да отходи в сторону, быстро пламя займётся, сухое всё.

Милош поднёс к двери пылающий клок соломы. Кася уже успела вокруг обежать и подошла к нему.

— Ну вот, конец им и нашим мукам, любимый мой, ох и заживём мы, как голубь с голубкой, в любви и согласии, желанный мой, — обняла Кася Милоша.

Быстро разбежалось пламя по старой хате Марыли. Жар нестерпимый опалил злодеев. Отошли в сторону, наслаждаясь деянием рук своих.

— Так мне радостно, милый, аж замирает всё внутри, давай отойдём ещё да в свете пламя этого, горе наше сжигающего, предадимся ласкам любовным, дрожу вся, — задыхаясь от желания, прошептала Кася.

— Я тоже этого, смерть, как хочу, обними меня, поцелуй жарко, как ты умеешь.

— Да, любимый, да иди ко мне, — протянула Кася руки.

Но тут, задрожала земля у них под ногами, поднялся, завыл ветер, небо осветилось ярким, слепящим светом.

— Что это, господи? Страх-то какой, — отшатнулась от Милоша Кася.

— Сам не знаю, — как рукой сняло чёрную радость от содеянного с парочки.

С неба, от земли стал нарастать гул, казалось, сойдутся сейчас эти две силы и раздавят, как жернова мельничные перемелют меж собой всё вокруг. Ужас, животный страх охватил убийц.

— Милош, что, что это?! — кричала Кася, заметалась, не зная куда спрятаться.

Милош стоял молча, сжав кулаки. Ветер сбивал их с ног, валил на землю. Бегала Кася, кидаясь то в ту, то в другую сторону. Но нигде не было спасения.

— Ну что ты стоишь, бежать надо, очнись Милош! — закричала истошно девушка, начала тормошить его. — Некуда нам бежать с тобой, то кара божья идёт, а от неё не спрячешься, — тихо сказал Милош и взял Касю за плечи, тряхнул, — остановись, смирись с тем, что за дело наше смерть принять должны.

— Нет, ни хочу, ни хочу я умирать, молода я ещё, что бы погибать так! — билась в его руках, вырывалась, кричала Кася, — это ты во всём виноват, ты!

— Обоих нас вина здесь, на меня одного не перекладывай, — прищурил глаза Милош.

— Нет, нет, ты меня толкнул на это!! — срываясь на визг, крикнула Кася и вдруг заулыбалась, потом тихонько хохотнула, и, помолчав немного, залилась безумным истеричным смехом, катаясь по земле.

А Милош, отпустив свою хохотавшую подругу, поднял глаза на небо и крикнул:

— Знаю, господи, нет мне прощения, в твоей я власти.

Яркий свет с небес, вспыхнул ослепляющим пламенем. Схватился за глаза Милош, шатнулся из стороны в сторону, упал на колени, рядом собезумевшей Касей.

А ничего не подозревающие односельчане мирно спали в своих домах, не видя света с небес, не чувствуя дрожи земли. Только край солнца выглянул из-за горизонта, вышла Степанида на крыльцо своей избы. Собралась управляться по хозяйству и увидела тонкую струйку дыма, поднимающуюся там, где Марылина хата стоит. «Что это они печь затопили, вроде тепло ещё? А может, что-то варит наш ведун, какой-нибудь отвар готовит?» подумала она. Но какое-то смутное подозрение закралось в душу. Вышла за забор, оттуда видно было марылину избу.

— Ой, лишенько, да что же это? Люди, просыпайтесь, беда у нас!! — побежала по селу, стуча в окна.

Выскакивали люди, кто в чём был, бежали туда, куда Степанида всех собирала. Захолодели сердца от той картины, что их взору открылась. Тлели угольки на том месте, где хата стояла. Тонкие струйки дыма поднимались к небу и таяли в синеве. Сумасшедшая Кася, с взъерошенными, висящими седыми космами-волосами бродила босой по пеплу и тихо напевала что-то. Не далеко от пожарища, сидел на земле Милош, окровавленными руками лицо закрывал.

— Господи, люди, беда! Сгорело всё! Зенек, Марыля, где же они? Неужто, сгорели вместе с домом? — закричала Степанида, оборачиваясь на односельчан.

— А может, в лесу они? Кто их знает, может, собирают чтонибудь? — подал голоскто-то.

— Так утро только, что же по ночам собирать можно? Если только косили сено, да ночевать в лесу остались? — Василь, как всегда, был самым рассудительным. — Да нет, видела я, как Марыля, вечером дома была, корову поить ходила, — Бася всегда больше всех знала.