Невиновных нет - Григорий Глазов

И вот - сбылось: ныне он богат и могуч. Сидя в Вене, которую редко покидает, он руководит оттуда послушными людьми в Москве, Новосибирске, Владивостоке, Питере, у него счета в Люксембурге, в Ливане, в Арабских Эмиратах, недвижимость в Западной Европе и Латинской Америке, но нигде он не присутствует под собственным именем, всюду он поставил и подставил людей, продавших ему свои имена и фамилии: прежде всего, разумеется, в России, Ливане, Греции, Франции, Германии. Единственная страна, куда он не полез - это США. Он знал, там опасно, лишь российские дураки-нувориши ринулись в этот финансовый Вавилон.

Как на дрожжах в хорошей питательной среде российская мафия набирала силу: прежние фарцовщики, перекупщики, рэкетиры, становились "авторитетами", наживали приличные деньги, создавали свой, смешной для него, бизнес: контролировали видеосалоны, шоу-бизнес, казино, коммерческие предприятия и мелкие банки. Это был все тот же рэкет, но на какой-то порядок выше. И они вроде знали о существовании Якимова, пытались найти связь с ним, но был он им непонятен, загадочен, исчезал из поля зрения на несколько месяцев, не появлялся ни разу ни на каких банкетах, презентациях, не кутил в ресторанах, не ездил в дорогостоящие круизы, не жил в Лондоне или Каннах в пятикомнатных номерах отелей, не щеголял, как они в безвкусных костюмах с люрексом, не раскатывал в престижных "мерседесах". И они как бы махнули на него рукой, дескать, чокнутый, и оставили в покое, продолжая свои "разборки" и отстрелы друг друга.

Но не ведали они, что Якимов глазами преданных и щедро оплачиваемых людей следил за каждым их шагом, накапливая информацию. Он знал: эта публика непредсказуемых движений коварна, ее надо держать в поле зрения, как держали их в поле зрения люди, подобные Фите, его окружению, его рангу, может повыше, пониже, а вот сейчас приняли решение...

Боже, как не хотелось ему входить в эту мерзкую московскую конуру, служившую кратким незаметным пристанищем в редкие приезды в Москву!

Он жил постоянно в Вене. На небольшой тихой улочке в собственном четырехэтажном доме, в трехкомнатной уютной квартире, хорошо и со вкусом обставленной. Остальные квартиры в доме сдавались в наем, но договор с жильцами заключал управляющий - австриец, уроженец Будапешта, которого Якимов нанял и пригрел. Он же исправно и платил налоги. Жильцы не знали, кто хозяин дома, полагая, что Якимов, как и они, обычный квартиросъемщик. Жил он тихо, незаметным пенсионером - ему ведь уже шестьдесят седьмой пошел. В погожие весенние и осенние дни, ну а в летние тем более, он любил на закате солнца посидеть за столиком под открытым небом где-нибудь на Пратере за чашечкой кофе или бокалом пива, созерцая прохожих, туристов, детей. Никто не ведал, где он пропадает, да и никому это и не интересно не принято, каждый занят своими делами и проблемами. Никто не знал, куда исчезает на месяц, полтора этот аккуратный рыжеволосый старик, всегда хорошо, по-возрасту тщательно одетый, в безупречно свежей сорочке и до глянца начищенной добротной, дорогой, удобной испанской обуви. Никто не знал, что всем своим богатством, всеми делами он руководит отсюда, из Вены, но иногда дела эти требуют его присутствия в Ливане, Греции, Израиле, Франции, где он живет не в номерах гостиниц, а в квартирах собственных домов.

На Балтийском побережье третьи сутки догуливал шторм; словно умаявшись, он постепенно слабел и теряя силу, уже не мог швырять волны на песчаные дюны, на которых росли причудливо изогнутые ветрами за десятилетия деревья. В их обнаженных корневищах запутались гниющие водоросли, воздух пропах ими, солью, йодом. Колготились крикливые чайки, выхватывая из волн мелкую рыбешку. Сизые с черными отеками тучи, переваливаясь друг через друга, ползли на материк. В лесу же, в ста метрах от берега было тихо и уже безветренно. Лес рассекало шоссе. От него вправо уходила просека. Когда-то на въезде стоял запретительный знак, все привыкли: в глубине какая-то воинская часть. Но она давно убыла в Россию. Остались пустые капониры. Никто сюда не заглядывал, особенно в осеннее ненастье. И двое, вылезшие из старенького "фольксвагена", знали об этом по опыту, и потому вели себя здесь спокойно, по-хозяйски. Один из них высокий блондин, одетый в легкую штормовку, серые джинсы "Монтана" и в кеды, жил в Калнциемсе, работал охранником в каком-то кооперативе; звали его Мартин Виксне. Другой, звавшийся Сергеем Лащевым, был невысок, коренаст, с широким рябым лицом, носил синий джинсовый костюм, числился механиком на целлюлозно-бумажном комбинате в Слоке, жил там же, т.е. в Юрмале. Были они ровесниками - по 27 лет.

Здесь, в одном из капониров, они давно устроили себе тир и два-три раза в месяц, созвонившись, приезжали потренироваться, стараясь делать это в штормовую погоду, когда гул моря и ветра приглушал звуки выстрелов. Стреляли из старого пистолета "Штейер" длинными девятимиллиметровыми патронами, у которых пули имели хорошую начальную скорость 340-400 метров в секунду.

Часто их сводил вместе командный звонок из Риги. В этот раз звонивший передал: Артур велел завтра вылетать в Москву. Это значило, что им будут куплены билеты в оба конца. Все инструкции получат за час до отлета в аэропорт: где будут жить в Москве; наиболее оптимальные варианты, где, когда лучше всего сделать то, ради чего едут; "Штайер" через границу не тащить - в Москве в известном тайнике будут приготовлены два ствола, обратные билеты (на поезд и на самолет) на более поздние сроки на случай, если за два дня они почему-то не управятся, достаточное количество российских рублей для передвижения на такси, частных машинах и на прочие предусмотренные и непредвиденные нужды, кои могут возникнуть...

Сегодня они били по стандартным армейским мишеням, которые привезли с собой и которые затем увезут вместе со стреляными гильзами, какие удастся собрать. Каждый опустошил по две обоймы. Стреляли они хорошо, опыт был, оба юношами, еще не будучи знакомы, занимались спортивной стрельбой. В разных клубах их и подобрал, присмотревшись, Артур, затем нанял, познакомил, приручил. Они никогда заранее не знали, когда и куда их пошлет Артур, и до последнего момента не ведали ни имени, ни фамилии своей жертвы, ни кто она. Задавать вопросы было запрещено; знали, что кроме них, у Артура есть еще такие же, как они, но кто - не имели понятия и никогда не видели, как и те ничего не знали о них. Малейшее любопытство могло стоить жизни. Уже три года они работали на Артура - некогда тренера по спортивной стрельбе, - не зная ни его адреса, ни телефона, почти никогда не встречались с ним. Порядок был строгий, и за нарушение плата одна жизнь. Это они усвоили...

Отстрелявшись, сняли мишени, собрали почти все гильзы, сели на повалившуюся сосну покурить.

- Значит опять ехать в Россию? - спросил рябой Лащев.

- Ехать, - ответил Виксне.

- Тебе охота? - осторожно спросил рябой.

- А тебе? - спросил Виксне.

- А куда деваться?

- Дом в Олайне достроил?

- Почти. Еще шифер нужен и сантехника.

- Ну вот, слетаешь в Москву и заработаешь на шифер, и на сантехнику. Еще и на хорошую сателлитаку останется, будешь на нее принимать передачи из других галактик.

- Ага. Или с того света... Ну что, валим отсюда?

- Да... "Пушку" положи на место.

- Сегодня хорошо пошмаляли. Все в черноту, в "башку" фашисту, кивнул рябой на издырявленную черную "голову" мишени, укладывая ее под лист поролона в багажнике...

2. ОПАСНЫЕ НОВОСТИ. МОСКВА. СЕГОДНЯ

С утренней почтой, отсортированной секретаршей Адой, на стол Фите лег и белый узкий конверт из хорошей плотной бумаги. В нем лежало два листка: один - ксерокопия газетной корреспонденции на французском языке; другой, как понял Фита, - перевод ее на русский, напечатанный, судя по шрифту, на компьютере. На краешке чистого газетного поля от руки по-русски было написано: "Пари-диманш нувель" - "Воскресные парижские новости". Повертев в руках конверт, осмотрев его и обнаружив, что обратного адреса нет, Фита принялся читать перевод, начинавшийся словами: "Как сообщил нам московский корреспондент..." То, что сообщал этот корреспондент, повергло Фиту в ужас. В заметке было сказано _в_с_е_ и довольно подробно, с пониманием сути дела и со знанием фактов. Не было в ней лишь приведено ни одного имени. Она заканчивалась словами: "Эти неизвестные пока люди из России посетили Бурже с неким иранцем, надо полагать, не случайно. Вскоре мы надеемся сообщить, кто эти люди, и кто такой этот иранец..." Заметка была без подписи. Но анонимность эта не ввела Фиту в заблуждение. Он понял, что из нее торчат уши Желтовского, что корреспонденция эта - не только результат парижских наблюдений Желтовского, но и контактов его со Скорино. Вопрос, как широко раскрыла рот Скорино, во весь ли голос она заговорила с Желтовским. Что делать? Припугнуть ее? Пойти на мировую? Предложить денег? Но она куда-то исчезла. Поговорить с Желтовским? О чем? Корреспонденция-то анонимна! Страшно то, что редакция обещает вернуться к этой теме, дабы обнародовать имена. Это - катастрофа. И ничего предпринять, предвосхитить он не может...