«Гудлайф», или Идеальное похищение - Кит Скрибнер

Интересно, есть ли у Митча кто-то, кто может показать ему Денвер? Или он сидит в четырех стенах в своем гостиничном номере наедине с телевизором? Он ведь может и не знать, что такое Западное побережье. Все эти открытые пространства, огромность здешних гор… Но конечно же, его не оставят одного, вдруг осознала она и покачала головой, ругая себя за наивность. Он сейчас где-нибудь с разными большими шишками время проводит, с новыми членами компании в статусе «Величия». Они все были на сцене во время презентации, они еще утром получили свои значки и сертификаты на деловом завтраке, куда можно было пройти только по пригласительным билетам и в строгом костюме.

Ей придется совершенно изменить свои взгляды на жизнь. Дело не просто в том, чтобы понять систему комиссионных и систему премиальных и запомнить наиболее существенные характеристики каждого из продуктов «Гудлайф». Ей необходимо усвоить философию «Гудлайф», слиться с «Гудлайф», изменить свой негативный способ мышления, избавиться от предубеждений по поводу смысла бизнеса, карьеры, денег, изменить свои взгляды на жизнь в целом. Ей нужно самой стать «Гудлайф».

Во всей квартире горела только одна лампа — галогенный торшер рядом с ее кушеткой. Коллин еще раньше притушила свет, чтобы создать подобающую атмосферу для раздумий. Теперь она привернула лампу еще больше, создавая уже не атмосферу для раздумий, а романтическое настроение: кушетка, кофейный столик, она сама и «Гудлайф» в интимном сиянии свечей. Она расставила продукты на столике полукругом. Картинки на этикетках в полумраке выглядели даже ярче, чем при свете, — кузов роскошного автомобиля, дорогостоящая кухонная стойка, столик красного дерева… Все эти столь желанные образы были частью того представления о жизненном стиле, которое она должна усвоить и включить в свое собственное, личное представление.

Сорок три — это еще не старость. «Новые друзья и новое направление», — говорил Митч. Она еще молода душой, и у нее прекрасная фигура. Просунув под халат руку, она провела ладонью по животу: почти такой же плоский, как в тот день, когда она окончила школу; кожа гладкая и чуть влажная после душа. Ноги крепкие, сильные. Именно тут прежде всего и сказывается старение у большинства женщин. Коллин позволила халату распахнуться под поясом, который был завязан узлом на талии. Подняла со столика одну ногу, не сгибая в колене, вывернула ее от бедра, как делают танцовщицы, вытянула носок, потом согнула. Ноги у нее восхитительные — гладкие, блестящие, свежевыбритые. Интересно, Митч обратил внимание на ее ноги? Жаль, что юбка на ней не была покороче. Она вполне может позволить себе носить короткие юбки. Заднюшка у нее всегда была плосковата, но посмотреть есть на что.

Коллин уронила голову на колени, растягивая спину, вытянув ноги и сжав пальцами лодыжки. Полотенце размоталось и упало с головы, холодные кончики влажных волос щекотали ноги. Она протянула руки к столу — достать мужской шампунь для волос «Satinque Pour Les Hommes».[41] Le homme на этикетке поднял руки, чтобы ополоснуть волосы, его четко обозначившиеся мускулы блестели под струями воды. Коллин щелкнула крышкой и тотчас же узнала запах. Митч пользовался «Satinque Pour Les Hommes».

Держа бутылку под носом, Коллин провела кончиками пальцев другой руки от уха к шее под затылком, едва касаясь кожи у линии холодных влажных волос. Усы Митча следовали бы за его губами именно к этому месту на ее шее, если бы они вдвоем танцевали в люксе отеля. Усы колючие, но как мягки губы! Словно претцели и мороженое — соленая сухость крохотных крендельков и сливочная сладость. Коллин любила сочетание противоположностей.

Целуя ее шею все дальше, все ниже, Митч спустит ее вечернее платье с плеч, его волосы окажутся прямо перед ее лицом — ведь его губы будут уже у нее на груди. Коллин снова глубоко вдохнула запах комфрея и отпустила бутылку — бутылка соскользнула к ней на колени, а ее рука пробралась под халат. Коллин подняла другую руку и погладила кожу, проведя ладонь от подмышки к себе под грудь: Митч знал бы, что нужно делать, знал бы, как ее возбудить.

Интересно, какая у него заднюшка. Есть ли у него эти скульптурные впадинки снаружи на каждой ягодице, специально созданные для женских рук, не просто держащих — направляющих? Коллин открыла глаза и осознала, где она находится, но ее пальцы продолжали движение. Она откинула руку вбок одним из тех движений, какие так возбуждают во время секса, и еще притушила свет.

Митч продвигался все ниже. Ее левая рука лежала на груди, а пальцы правой скользили по животу, указательным она обводила края пупка. Подергала узел махрового пояса, распустила его. Колючие усы Митча встретились с ее собственными колючими волосами, и она пальцем раздвинула себе губы. Французское слово «mouille» значит «влажно», а французское слово «chaud» значит «горячо».

Коллин позволила себе распахнуть ноги и раскрыла глаза, чтобы успокоиться и вырвать себя из водоворота, в который она погружалась, захваченная кружением вод на изгибе теплой реки, где она совершала круг за кругом, не продвигаясь дальше, не имея возможности набрать скорость. У ее ног полукругом выстроились продукты «Гудлайф». В темноте она не могла разглядеть их ярлыки, видела только формы одинаковых массивных бутылей, солдат ее линии фронта. «Вы — совершенно новая личность, — услышала она голос Митча. — Дерзайте мечтать».

И звук его голоса, вдохновение, рождаемое его словами, втянули ее в стремительный поток. Теперь его было невозможно остановить, он был остро целенаправлен. Она ощущала его направленность. Река внутри ее существа бурно стремилась все дальше и дальше, Коллин мчалась вместе с бурлящим потоком.

Уже много месяцев у нее не было оргазма. Ей просто этого не хотелось. А сейчас она подошла к самому краю, задерживая его наступление, замедляя движение пальца, впиваясь ногтями в шевелюру Митча, ощущая, как мужское тело всей тяжестью прижимается к ее груди. И Коллин почувствовала, как развязывается узел, туго затянутый у нее в тазу, между бедер, и все ее тело охватило жаром, и оно вырвалось из тяжелой и прочной раковины, сковывавшей ее до сих пор. Коллин округлила спину и сжала руку, сжала пальцами грудь, сжала бедра и рывком соединила ноги, сбив набок бутылки «Гудлайф», стоявшие на столе. И она сжала колени, выплеснув мужской шампунь «Satinque Pour Les Hommes» из бутылки, наполнив воздух ароматом комфрея.

А когда зеленые пузыри шампуня стали медленно опускаться на реальную землю вокруг нее, Коллин прошептала Митчу: «Ну и набезобразничал же ты тут, радость моя!» И влажным полотенцем отерла шампунь со своих свежевыбритых ног.

Суббота

Стона проснулся от шума автомобиля: шины громко прошуршали по гравию и остановились так близко, что можно было подумать — машина въехала прямо в гараж. На этот раз он проснулся, не удивившись, сразу осознав, где находится. Ящик стал данностью, новой фазой жизни, затмив собою все, что происходило до него. Двигатель машины выключили, и она откатилась немного, потом еще и еще — двигатель продолжал работать, пока не разогнался и не замолк наконец, издав несколько хлопков. По гравию заскрипели башмаки, двери машины захлопнулись — сначала одна, потом другая. Первым импульсом Стоны было закричать, забиться, удариться головой о крышку ящика. Но эти минуты, эта фаза его жизни уже прошла.

Температура упала. Он был весь мокрый, он замерз, но дышалось ему гораздо легче.

Потом загремела гаражная дверь. Но этого ли гаража? Или это жестоко гремела дверь гаража соседнего, ближнего в длинном ряду? Или следующего за ним?

Свет! Дверь, гремя, закатилась наверх. Свет ворвался в гараж, в ящик, крохотными брызгами просочился под клейкую ленту, к глазам Стоны. Он ощутил, как его омывает свежий воздух. Почувствовал запах утренней росы. Все кончилось. Он лежал неподвижно. Он уже вышел из ящика. Этот ужасающий инцидент уже отошел в прошлое.

Стона почувствовал присутствие в гараже человека — кто-то преграждал путь брызгам света. Он услышал, как поднимают замок, плотно сидящий на задвижке, легкое позвякивание ключа. Петли медленно проскрипели — крышку ящика осторожно подняли и откинули назад. Слышалось чье-то дыхание, по бетонному полу шаркали шаги, но не было никаких голосов, никто не произносил ни слова. Однако был запах, и Стона его узнал — дезодорант «Олд спайс», мыло «Ирландская весна». Это он. Значит, он отвезет Стону куда-то и освободит. Стона даже не пытался заговорить.

Человек принялся расплетать веревки, натянутые над Стоной, он вытягивал их через отверстия в деревянных стенках ящика, дерево резонировало, окружая Стону глубоким низким гулом. Стона поднял колени, уперся ими в веревки и надавливал на веревки, пока они не ослабли. И вот колени его были наконец согнуты… какое облегчение для спины и бедер! Конец мучениям.