«Гудлайф», или Идеальное похищение - Кит Скрибнер

Дом был совершенно новый, когда они его купили в 1964 году, и это была третья кухня. Эркер и застекленную террасу «Флорида» пристроили позже. Сегодня утром было холодновато, то есть вчера утром, когда они со Стоной завтракали. «Твое пальто — в машине?» — спросила она мужа. С тех пор как он перенес инфаркт, ему нужно было очень тщательно заботиться о том, чтобы не простудиться. Она стояла с ним тут, на этом месте, поправляла ему платок в кармашке и галстук, сняла два волоска с его плеча, поцеловала его медленно, раскрытыми губами и сказала: «Я люблю тебя», — как они говорили друг другу из года в год каждое утро. Впрочем, в последние несколько лет она часто думала о том, как она обовьет его руками прямо у двери, прижмется к нему, обмякнув всем телом, и соблазнит его бросить работу тут же, не сходя с места, и сразу же улететь в Париано, а посуду от завтрака вымыть через месяц или два, уже когда вернутся.

Двадцать часов назад Нанни позволила мужу пройти к выходу через веранду. Она дала ему уйти, хотя видела, как ноги в розовых штанах остановились у въезда в аллею, заметила, какими странными были движения этих ног. Она тогда ощутила какую-то неправильность, что-то дурное. Стоя на веранде, в холоде, она почувствовала, как холодно Стоне, почувствовала так же четко, как ощутила сейчас холодное дуновение воздуха от въезда в аллею, где в патрульной машине, на фоне горящей в салоне лампочки, силуэтом темнела голова полицейского. Полицейская машина стояла там, где Стона остановил свой «мерседес», чтобы поднять газету, на том месте, где «мерседес» простоял весь день, пока люди с увеличительными стеклами и пинцетами ползали под приборной панелью и по сиденьям, постоянно извинявшиеся люди, которые не нашли ничего, кроме следа шины и кусочка синей краски. Холодный воздух омывал аллею, пробирался через сосны, сочился через сетчатую дверь, и легкие хлопчатобумажные брюки Нанни трепетали вокруг ее ног, словно бегучие струи воды.

Она сошла в гараж, и ее глаза быстро привыкли к темноте, пока она обходила свою машину. Желтовато-белый свет каретных фонарей падал сквозь окна, словно слабые отблески прожекторов. Нанни сразу заметила, что машина Стоны слишком выдвинута вперед. О чем же они думали? Там должно быть около шести футов, достаточно места, чтобы лечь на цементный пол между задним бампером и дверью гаража. Она прошла в промежуток между машинами. Как же Стона доберется до своих садовых принадлежностей, когда машину так сильно выдвинули? Они вообще-то умеют думать?

Нанни открыла дверь «мерседеса», и, когда верхний свет не зажегся, у нее мороз прошел по коже. Расследователи, очевидно, отключили свет, чтобы зря не расходовать батареи, и забыли снова его включить. Просто забыли. Что же ей теперь, самой думать за полицейских? Относиться к этим взрослым мужчинам, как к детям?

Она обнаружила, что ползет через сиденье машины мужа, тянется через стояночный тормоз к его пальто. Пальто сложено не втрое, как обычно, а пополам. Разумеется, они обыскивали карманы, надеясь, что похитители могли оставить записку. Или записку от Стоны ей, Нанни — другая возможность, предположение, высказанное за ее спиной, что Стона мог бросить ее ради любовницы, с которой сбежал в Прованс или в Бора-Бора. Они намеревались проверить его банковские дела — не были ли в последнее время взяты со счета крупные суммы денег, посмотреть, не уплачены ли взносы в клуб на какое-то время вперед, расспросить, не видели ли его с какой-нибудь женщиной. Или мужчиной. Они что же, думали, она не слышит разговоров полушепотом в собственном доме, пока готовит им кофе и ведерки со льдом? Неужели Брэдфорд Росс полагал, что его приглушенный голос не разносится по всему дому? «Я не желаю, чтобы жену расспрашивали о семейных отношениях в течение ближайших двадцати четырех часов». Неужели он думал, что его голос, как и голоса других полицейских, не отдается от стен, потолков, балок, не проникает туда, где сидит, скорчившись в туалете, Нанни? Они вообще-то умеют думать? Вот что хотелось бы ей знать.

Она схватилась пальцами за лацкан пальто Стоны. Если бы только он надел его сегодня утром, то есть вчера, оно было бы сейчас на нем. Нанни хотелось закутаться в черную шерсть пальто и свернуться калачиком на сиденье машины мужа и так ждать, пока не зазвонит телефон, пока полицейские не отправятся за Стоной, чтобы привезти его домой.

Однако, встав коленями на водительское кресло и ударившись бедром о руль, Нанни вдруг осознала, что что-то в машине не так. Она вздрогнула, когда вдруг, уголком глаза, заметила призрачный силуэт, вспыхнувший на ветровом стекле, там, где утром парок из дорожной чашки мужа облизывал холодное стекло. Вглядевшись попристальнее в это стекло, в искаженные отражения садовых принадлежностей Стоны, она уселась на сиденье поудобнее, словно собиралась вести машину.

И тут она поняла, что именно в машине не так. Стона на четыре дюйма выше Нанни, но ноги у них обоих одной длины, так что сиденья их машин были подогнаны одинаково. А сейчас она даже дотянуться до педалей не смогла. Потому что эти полицейские, которые, несмотря на все их саморазрекламированные знания и опыт, несмотря на дорогостоящие приборы и машины, так ничего и не нашли, и поэтому готовы на всяческие инсинуации о том, любят ли Нанни и Стона друг друга, отодвинули кресло Стоны назад. Они не стали тратить время на то, чтобы снова подогнать кресло как надо, или просто не подумали об этом. Она попыталась сдвинуть кресло вперед, потянув за рычаг и раскачиваясь всем телом, но оно не сдвинулось с места. А эти полицейские сейчас сидят в ее гостиной, едят всякую гадость, курят и болтают о кинофильмах.

Нанни опустилась на колени на полу гаража и принялась дергать рычаг и колотить в спинку кресла кулаком. Цементный пол обдирал колени. Да, она сможет привести все в порядок к возвращению Стоны, сможет убрать и вычистить дом после этих полицейских, но они-то должны сделать свою работу, должны вернуть его домой. Они должны сделать что-то — и не дело Нанни знать, что именно они должны сделать. И она сражалась с креслом, пока рычаг не прищемил ей ладонь; струйка крови потекла по запястью, по внутренней стороне предплечья, до самого локтя. Нанни дернула рычаг еще сильнее и заняла такую позицию, чтобы можно было плечом подвинуть кресло вперед.

Малкольм не мог спать, так что он оставил спокойно спящую Дот в постели, зашел в уборную, потом спустился вниз. Думал о том, как похитители собираются получить выкуп, ломал голову над тем, почему они оставили машину с включенным двигателем у выезда из аллеи. Добравшись до кухни, он обнаружил там Тео. Сын сидел за столом, склонившись над картой.

— Три часа ночи, — сказал Малкольм.

— Ты же меня знаешь. От карт никогда не мог оторваться.

Малкольм медленно опустился на свой стул во главе стола. Тео рассматривал карту дорог северного Джерси.

— Что-то не помню о тебе такого. Прямо как Дейв Томкинс. С тех пор как он стал начальником полиции, он реставрирует и возвращает на место старые ашертонские карты, которые наше отделение…

— А ты что, теперь совсем не спишь?

— То так, то сяк. А ты-то что? Нервишки шалят?

— Это Коллин шалит. Я не могу спать, потому что она не может заснуть. Она там, наверху, читает в постели планы продаж продуктов «Гудлайф».

— А я хотел спросить тебя про те подушки. Если они слишком заплесневели, мы могли бы…

— Да нет, с ними все в порядке. Она там на них возлежит, как принцесса, а мне спать не дает.

Что же такое у Тео происходит с правдой? Сегодня днем Малкольм видел, как сын забросил подушки к себе в машину и уехал в яхт-клуб.

Малкольм взял пульт дистанционного управления и включил телевизор. Переключая каналы, он спросил:

— Читает ночью планы «Гудлайф», вот как? — Тео продолжал изучать карту. Год тому назад Коллин пересылала сюда из Вэйла продукты «Гудлайф» ящик за ящиком. Обезжириватель, воск для полировки кузовов, шампунь для собак, жидкость для чистки ковров. Малкольм выписывал Коллин чеки и отсылал бо́льшую часть присланного в церковь. — Она что, опять за «Гудлайф» берется? — снова попытался завязать разговор Малкольм.

Тео забарабанил пальцами по столу:

— Она очень серьезно к этому относится. У нее предпринимательский бзик.

— Да мне кажется, он у вас у обоих имеется.

— Но это же для всех нас сработает. Вот увидишь. — Тео подмигнул отцу, и Малкольм вспомнил, как это бывало: они оба лежат на спинах под «бельведером», извлекая лопнувший карданный вал, и проводят весь день рядом, не жалея сил на то, чтобы водрузить на место отремонтированный.

Тео снова вернулся к карте, но Малкольм хотел продолжить общение:

— С чего бы ты начал поиск, если бы был на месте Дейва Томкинса? Я имею в виду это дело с похищением.

— Не знаю, пап. — Тео вел пальцем по дорогам округа Берген.