Великий Вспоминатор - Максим Борисович Эрштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Петя, послушай, знаешь что? Мне нужно тебе кое-что сказать.
– Да, дюд, что?
– Петя, пока ты вспоминал на диване историю лопарей, я немного задремал и видел сон. Скажи, почему я видел во сне эту самую береговую линию с палубы древнегреческого корабля, который лежит у тебя в кресле эмира?
– Чтооо? – Петя изменился в лице и с выражением неподдельного ужаса посмотрел на меня. – Ты видел все это с моего греческого келета?
– Да, капитаном там был Пифей, а плыли они на поиски Гипербореи.
– Ну вот, приехали, – протянул Петя, овладевая, тем не менее, собой. – Ну видел и видел, что теперь, повеситься? Ну бывает. Всякое бывает во сне.
– Слушай, а что, греки и вправду плавали так далеко? Это же юг Кольского полуострова.
– Ну что тебе сказать? Ну ладно, хорошо, да, плавали. И не раз, – раздраженно ответил Петя. – Да хрен с ним, какая разница? Не нашли они здесь никакой Гипербореи. Давай лучше праздник смотреть.
Мы замолчали и стали наблюдать за происходящим вокруг. В голове у меня, однако, прыгали мысли. То, что я видел во сне, это, вообще, был сон? Плавали, значит, и не раз. При чем здесь греки, почему опять эти чертовы греки? Вдруг меня осенила неприятная догадка, закралось досадное подозрение. Что Петя забыл в четырнадцатом веке здесь, в этой северной земле саамов, куда еще до нашей эры плавали греки? Что Петя скрывает от меня? Неужели он опять ищет какие-то следы Елены и стесняется признаться мне в этом? Бедный, несчастный Петя!
Тем временем на берегу лопарские мужчины обнажились по пояс и начали седлать оленей и объезжать их; готовилось, судя по всему, какое-то соревнование. Я и не знал, что на оленях ездят верхом и спросил об этом у Пети.
– Да, верхом на оленях здесь ездят исключительно во время праздников, чтобы показать свою удаль. Смотри, вон первый смельчак уже пошел!
И действительно, один из всадников направил своего крупного рогатого оленя к воде и резко натянул поводья. Олень встал на дыбы и прыгнул на ближайшую льдину. Животные, оставшиеся на берегу, заволновались и замычали, но их седоки сдерживали их и подгоняли к воде. Метрах в десяти от первого молодца второй загнал своего оленя в воду, тот вскочил на льдину, поскользнулся и вместе с всадником провалился в воду. На берегу послышались хохот и улюлюканье, неудачник выбрался из ледяной воды и помог выкарабкаться своему оленю, они отошли греться к разведенному неподалеку костру. Тем временем уже несколько оленей скакали по качающимся льдинам, ведомые своими отчаянными наездниками.
– Кто запрыгнет дальше всех в море и вернется живым, тот победитель, его наградят и весь летний сезон будут чествовать как бросившего вызов Аккруве. Но только если его олень тоже останется жив. А вот если его олень утонет, а плавают олени очень плохо, то смельчака все равно будут уважать, а оленя будут считать жертвой, принесенной Аккруве, – объяснил мне Петя.
Рев и мычание несчастных оленей, звон бубнов и улюлюканье празднично одетых женщин на берегу заглушали вой ветра; состязание уже было вовсю в разгаре. Олень самого первого смельчака соскользнул в воду уже на обратном пути, когда до берега ему оставалось преодолеть лишь две льдины. Похоже, лопарь не смог вытащить своего оленя, видимо, в этом месте было уже довольно глубоко. Бедняга выплыл на берег один, его подхватили товарищи и стали чем-то растирать, а потом отнесли греться у костра. Состязание продолжалось, наверное, с полчаса и нескольким оленям удалось благополучно проскакать по льдинам обратно на землю; их всадники ехали назад отпустив поводья, с победно вскинутыми вверх руками.
Когда соревнования завершились, Петя строго посмотрел на меня и сказал:
– Все дюд, твой заплыв кончился. Пятнадцать минут, не забывай. Не дай утонуть твоему оленю!
В голове у меня помутилось и через секунду я очнулся на диване в Петиной гостиной. Ну просто как будто вышел из состояния гипноза. Ветер еще гудел у меня в ушах, но я засек время и стал ждать. Петя сидел рядом со мной с закрытыми глазами в полной отключке; в нужное время я смочил вату в нашатыре и поднес ее к Петиному носу. Его лицо искривилось, он открыл глаза, и вскочил с дивана.
– Спасибо тебе, дружище. Не подвел, – сказал он мне с нескрываемым удовлетворением в голосе.
Мы прошли на кухню и выпили по рюмке-другой шведского абсолюта; Петя старался казаться спокойным, но на лбу у него было написано, что он очень доволен тем, что увидел в мое отсутствие. В воздухе висело, конечно, напряжение и немой вопрос, который я должен был задать. Я постарался разрядить ситуацию, сказав:
– Впервые я вижу жертвоприношение, где жертву стараются спасти, и у нее остаются шансы.
– Больше тебе скажу, лопари учат этих оленей плавать летом и до праздника, как только появляется первая свободная ото льда вода. Потерять своего оленя – унижение для лопаря.
Петя был очень рад, что я ни о чем не спрашиваю; из этого я сделал вывод, что здесь его личное дело, а коль скоро так, то знать мне ничего и надо. Поэтому я внутренне принял свою роль и невозможность разгадки, перестал задаваться вопросами, и напряжение сразу исчезло. Мы еще немного поговорили об удивительных традициях лопарей и распрощались в самых дружеских выражениях.
Заключение.
К сожалению, больше я Петю Иванова никогда не видел. Он перестал отвечать на мои звонки; через месяц я зашел к нему, долго стоял у двери, жал кнопку звонка и стучался. Ответа не было. Еще через три месяца я осмелел и повернул дверную ручку, дверь оказалась не заперта и я вошел внутрь. Все предметы интерьера были на месте, но потускнели и запылились. Великий Вспоминатор, несомненно, не был здесь очень давно. Лошадь посреди гостиной скакала все туда же, но вода с ее носа больше не капала. Я зашел к Пете еще через полгода; дверь мне открылa какая-то пожилая пара и заявила, что переехала сюда недавно и о прежнем жильце ничего не знает.
