Геном бессмертия - Олег Говда

— Лично мне нравится такой подход. Как в боксе, — одобрительно проговорил Купченко. — Раскрыться, выманить противника на атаку и самому нанести упреждающий удар. В окопе, что за война? Пиф-паф… Попал, не попал… Ты убил, тебя убили… Случай, лотерея. А тут можно с костлявой пофинтить. И еще неизвестно, кто кого нокаутирует… Верно, командир?

— Верно, Василий. Поэтому, учитывая изменение условий и физические особенности каждого, я решил изменить прежний план действий. Двигаемся по-прежнему двумя группами, но шуметь и оставлять следы будет только "Призрак-Один". Со мной остаются Купченко, Петров, Ованесян, Колесников, Пивоваренко и Лейла. Остальные бойцы поступают в распоряжение капитана Малышева и составят группу "Призрак-Два". Андрей, именно вам придется стать настоящими "Призраками". Исчезнуть, раствориться. Вас здесь нет, и никогда не было. Обнаружив наш след, немцы поспешат захлопнуть капкан, а вы к этому времени должны оказаться снаружи кольца.

— Положим, это не столь сложная задача, — кивнул Малышев и угрюмо поинтересовался. — А что дальше? Прикажешь, наблюдать из укрытия, как вас уничтожат и доложить командованию? Чтобы группа "Призрак" не числилась среди безвести пропавших?

— Охолонь, Андрейка… — неожиданно отозвался старшина Телегин. — Тебе ли, капитан, не знать, как важно для родных солдата, особенно бывшего осужденного, смерть на виду? Хотя, я уверен, командир подразумевал нечто иное.

— Верно, Кузьмич. Пока мы, "Призрак-Один" будем играть с немцами в прядки да поддавки, вам предстоит изучить всю округу. Просчитать возможные пути отхода. Гляньте, вот здесь и здесь на карте отмечены лесные поляны. Оцените их с точки пригодности использования для посадки самолета. А главное, ни при каких обстоятельствах не обнаруживайте себя. Только в этом случае у всех остается возможность выполнить задание и уцелеть.

— Извини, Николай, погорячился, — повинился Малышев. — Уж больно не хотелось, после штрафбата, без дела сидеть. Но, в таком разе, попрошу придать моей группе Колесникова вместо Гусева. У тебя летчику заняться нечем, а у меня он главным экспертом будет. Кому, как не пилоту лучше знать: годится поляна для взлета-посадки или нет?

— Согласен. А Гусева почему отдаешь?

— Командир, пять человек, это группа, а шесть — уже толпа. Да и тебе чуток полегче будет. Парень хоть и не из нашей роты, а все-таки разведчик.

— Ладно, убедил. Махнем не глядя. Еще вопросы есть?

— Связь как будем поддерживать?

— Включайте рацию на прием, каждый непарный час. Младший сержант Гордеева!

— Я.

— Выходить в эфир запрещаю категорически! Отмена приказа — трижды повторенное слово "Закат". Только после этого группе разрешается использовать режим передачи.

— Есть.

— Капитан Малышев! — Корнеев сделал паузу и менее официально продолжил. — Андрей, я подчеркиваю: к выполнению основной задачи "Призрак-Два" может приступить исключительно в случае гибели группы "Призрак-Один".

— Принято, командир.

— Вот и хорошо. Пока фрицы ничего не знают о вашем существовании, есть шанс оставить их с носом.

— Николай, ну, а если нас раньше обнаружат? — продолжал настаивать Малышев. — Мало ли что, на войне всякое случается… Как предупредить основную группу о постигшей нас участи?

— Спящими, фрицы вас не вырежут, а иначе: грош цена таким диверсантам. А звук боя и без рации далеко слышен. Хотя, это уже не столь важно… Пойми, Андрей, задание будет выполнено любой ценой, но только вы сможете вытащить нас из расставленного немцами капкана. И гибель твоей группы равнозначна смерти всех. Теперь от вашей ловкости, скрытности, умения стать невидимыми, хитрости, изворотливости и ума зависит и наша жизнь. Не подведите, братцы, а то я обещал Дашеньке вернуться… Придется постараться.

— Понятное дело, — вполне серьезно кивнул Малышев. — И все же? Мало ли какую информацию надо будет сообщить.

— В самом крайнем случае пришлешь гонца. Повторяю приказ: "В эфир не выходить!"

— Ладно, Корнеев, ты командир — тебе виднее. Давай уточним маршрут…

— Резонно. Гляди. Мы начнем со сторожевой башни. Из всех интересующих нас объектов она одна находится на восточном берегу. Обследуем и еще нынешней ночью переправимся через речку. Потом переберемся к свечному заводу. Из-за новенького причала, именно он кажется мне наиболее перспективным. Это займет все вторые сутки. Ну и напоследок — осмотрим монастырь.

— Не слишком ли долго? Фрицы могут не дать нам столько времени.

— Вообще-то, время работает на них. Чем дольше мы возимся, тем больше у них возможностей перебросить груз в другое место. Приглядывать будут, но торопить не станут. Хотя ты прав, Андрей, возиться нельзя. А вдруг, все это и в самом деле липа? Что предлагаешь?

— Позволь мне осмотреть монастырь.

— Не успеете. Маршрут длинный. Начнешь торопиться — наследите, шум поднимете.

— Мы аккуратненько. Разреши, командир. Обещаю, на рожон не лезть. Успею — целые сутки выиграем. Ну, а нет — тогда, там и встретимся.

— Ладно, действуй. Только прошу тебя…

— Не надо лишних слов, Николай… — остановил его Малышев. — Лучше, покурим и будем разбегаться. Как там в песне: "Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону, уходили комсомольцы на Гражданскую войну…"

Глава седьмая

Путешествуя пешком, обычный человек шагает со средней скоростью четыре-пять километров в час. Особенно, если туфли не жмут, руки и плечи не оттягивает кладь, а небо над головой чистое и прозрачное, аж до самого донышка. Но благодаря тому, что солнце прикрылось от летнего зноя облачным флером, идти совсем не жарко. Дышится легко, привольно. Закроешь глаза и будто плывешь над землей в легком мареве дурманящих запахов, стрекотанья кузнечиков и высокого перезвона простодушных жаворонков. Благостно на душе, и в радость такая дорога… Даже не скатертью стелется она, а самодвижущимся эскалатором. Ноги сами выбирают шаг, и уже никакое расстояние не страшит путника, тем более, что идти-то ему всего ничего — вот он, горизонт, рукой подать.

Разведгруппа могла бы двигаться гораздо быстрее обычного гражданина, но не получается. И не потому, что на ногах у диверсантов вместо удобных туфель тяжелые сапоги, или у бойцов плохая физическая подготовка. Они вынуждены таиться, выбирать самые неприметные, а значит — непроторенные тропки. Молниеносные броски и перебежки чередуются с длительной, порой — многочасовой неподвижностью. А время поджимает, за спиной непрерывно грохочет, словно там растянулась на многие километры переполненная товарняками железная дорога, и в небе, вместо беззаботного щебетанья птиц, слышится нарастающий гул авиационных двигателей.