Кругом один обман (сборник) - Виктория Токарева

Вероника, освободившись от Гоши, тем не менее широко им пользовалась, как шофером, как грузчиком. Только что не платила за услуги. Наоборот – брала с него.

Вероника его обирала, эксплуатировала, унижала. И никогда ни одного доброго слова, не говоря о большем. Гоша терпел и подчинялся.

Я смотрела на него и думала: что это? Любовь? Неужели любовь может выглядеть так уродливо, так безжалостно? Может быть, в Гоше что-то не успело сформироваться в результате преждевременного рождения? Не образовался нужный ограничитель: вот досюда можно терпеть, а дальше уже нельзя. Можно все. И Вероника позволяла себе все.

Вероника ушла от Гоши в надежде встретить новую любовь. Но у любви были другие маршруты.

В моем доме раздался звонок. Это был Гоша.

– Тетя Люся, давайте продадим наше место на Ваганьковском кладбище.

– А урны куда? – поинтересовалась я. – К тебе на кухню?

– Урны можно поставить в колумбарий. Это дешевле.

Я поняла, откуда ветер веет. У Вероники кончились деньги.

Я сказала:

– Гоша, пока Вероника грабила Майку, я не вмешивалась. Это ваши семейные дела. Но если она будет наступать на мои интересы, я ее посажу.

Гоша тут же поверил и испугался. Он знал мой характер.

Веронику сажать было не за что. Сажать надо было Гошу, за соучастие. Это с его подачи Майка осталась нищей. А теперь он запустил руку в мое будущее, поскольку могила – это и есть наше реальное будущее.

– Почему Вероника не работает? – строго спросила я.

– Она работает. Она художник.

– Но она не зарабатывает, – напомнила я.

– Ну и что?

Я положила трубку. О чем говорить? Для Вероники и Гоши существовали свои ценности, а именно: розы важнее хлеба. Но ведь есть еще жизнь. И если ты не зарабатываешь, то автоматом садишься на чью-то шею и этот кто-то должен везти дополнительный груз.

Я знаю: не работают целые народы. Цыгане, например. Они гадают, воруют, устраиваются в ущерб других народов, при этом поют и пляшут.

Не работают воры в законе. Им работать западло. У этих людей своя мораль. Но у воров есть общак. А у Вероники общак – это Гоша.

Я знаю несколько молодых людей, которые не ходят на службу. Не хотят. Они не цыгане и не воры. Просто им неприятно ходить в присутствие, рано вставать, добираться в метро, видеть тех, кого не хочется видеть. Можно понять. Подобные человеческие экземпляры – не редкость. Это такие люди. Свободные. Дикие, как волки. Собаки служат и за это получают миску похлебки. А волки живут иначе: убивают и их убивают. Плата за свободу – жизнь. В чем проблема Гоши? Он любит, а любовь зла.

Майка видела, что Гоша не ест по-человечески, ходит голодный, худой, зеленый. Живет без ласки. Нужен Веронике исключительно как груша для битья.

Майка страдала до тошноты.

Если бы она не послушала в свое время Полину, не стала делать первый аборт, родила бы своевременно – здорового и полноценного, не Гошу, а Кешу. Вырос бы наглый, уверенный в себе, и Вероника бы танцевала под его дуду и боялась его потерять. Но… Майка была молодая, незрелая, послушалась Полину. А Полина не умела смотреть на десять шагов вперед. Видела только то, что перед носом. Это называется недальновидность. Грузовик № 4. Но я понимала при этом: Гоша тоже нужен в кастрюле мироздания. Без него мир стал бы более жестоким и рациональным.

Майка вышла на пенсию. Это еще не старость, но старость притаилась и время от времени выглядывала из-за горы.

У Майки стала кружиться голова. Она ждала, что пройдет само собой. Но не проходило.

Майка решила сходить в поликлинику. Она дошла до поликлиники, разделась в гардеробе и вдруг забыла: где она и зачем пришла.

Она испугалась и попросила пальто обратно, взамен на номерок. Оделась. Вышла на улицу. Вокруг была незнакомая страна, незнакомые дома, какие-то люди.

Что за страна? Что за люди? Где ее дом? Куда идти?

Майка пропала. Гоша спохватился на другой день и отправился в полицию.

В полиции сказали, что такие случаи бывают нередко. Амнезия. Старики теряют память и пропадают.

– А что же делать? – испугался Гоша.

– Ждите. Может быть, объявится. Человек не иголка.

Милиционер (сейчас они называются полицейскими) предложил написать заявление. Обозначить приметы: сколько лет, во что одета.

Гоша стал вспоминать, во что одевалась его мама: беретка, китайская пуховая куртка с капюшоном, а что еще?

Он заплакал.

Полицейский поднял брови. Это было сочувствие.

– Ты где? – рявкнула Вероника.

Гоша должен был поехать на базар и купить мешок картошки, мешок лука, десять пачек гречки и далее по списку. Не самой же ей тащить такую тяжесть. Но Гоши все не было, и это отвратительно. Вероника ненавидела опоздания и всякую необязательность. Мужчина должен быть точным.

Она позвонила ему на мобильный телефон.

– Я не приеду, – глухо сказал Гоша.

– Как это? – не поняла Вероника.

– Мама пропала.

– Что значит пропала?

– Потерялась. Ушла и не вернулась.

– И что теперь, нам сидеть без картошки?

Гоша нажал на красную кнопку. Не стал разговаривать. О чем говорить с человеком, который не в состоянии думать ни о ком, кроме себя?

Гоша стал ездить по близлежащим улицам. Двигался медленно, пристально глядя на прохожих. Он слышал, что потерявшие память превращаются в бомжей и живут в подвалах, на чердаках и на свалках.

Он решил обследовать подвалы и чердаки. Но это потом. Для начала отправился на городскую свалку, которая находилась неподалеку. Это был сказочно огромный холм. Над ним реяли чайки.

Гоша поразился. Он думал, что чайки кружат только над морем. В его представлении чайки – элегантные морские птицы, парящие на фоне голубого неба. Белое и голубое. Часть праздника: море, яхты, солнечные блики на воде.

А оказывается, чайки – просто падальщики, как вороны. Они ищут еду, и им все равно где охотиться – над морем или над свалкой. Главное – нажраться.

Одна из птиц спикировала резко вниз, выхватила из свалки что-то съедобное и взлетела обратно.

«Как Вероника», – равнодушно подумал Гоша. И тут же зазвонил мобильный телефон. Гоша посмотрел: это была Вероника. Она не любила менять свои планы. В плане была поездка на базар, и Гоша должен был отправиться на базар независимо от обстоятельств. Даже если бы объявили атомную войну, Гоша обязан был поехать за картошкой.

Телефон звонил, звонил не переставая. Вероника учитывала, что Гоша плохо слышит и хотела прорваться через его глухоту, но ничего не получалось.

Вероника решила сделать паузу. Она сидела и размышляла: что значит потерялась? Если через какое-то время Майка не найдется, она будет официально признана умершей, и Гоша сможет вступить в наследство.

Однокомнатная квартира Майки. Ее можно сдавать и оплачивать мастерскую. А можно просто переоборудовать, перетащить туда все картины, подрамники, краски, и у Вероники будет собственная бесплатная мастерская. Тридцать тысяч рублей остается в бюджете. Уже легче.

Алик и Адик

Городок был маленький, провинциальный, весь в садах.

Посреди города протекала речка – неширокая, но чистая и, главное, своя. Городская. Все лето в ней купались мальчишки и даже взрослые. Переплывали от одного берега до другого.

На берегу стоял зоопарк – небольшой и непредставительный. Слона в нем не было, и тигра тоже не было. А крокодил был. Его звали Алик, производное от слова «аллигатор».

Многие считали, что крокодил ненастоящий, чучело. Потому что он не двигался, все время находился в одной позе и смотрел перед собой безо всякого выражения. Глаза его были тусклые от пыли. Некоторые видели, как работница зоопарка тетя Клава протирала его глаза мокрой тряпкой. А разве возможно у живого крокодила протирать глаза? У него пасть от уха до уха и зубы, как ножи-заточки. Вся морда состоит из пасти. Он лязгнет зубами пару раз, и нет тети Клавы. Так что – конечно, чучело, муляж.

Пробовали на всякий случай кидать крокодилу лакомства. Он не реагировал. Это еще раз подтверждало: в вольере чучело, и его живот набит соломой или старыми газетами, а может, опилками.

Но однажды произошло стихийное бедствие. Где-то прорвало плотину, и город залило водой. Река вышла из берегов. Вода поднялась и подмыла зоопарк. Разрушила железную решетку вольера и вымыла Алика со своего места. Вынесла в речку.

И тогда все увидели невероятное. Алик заработал лапами, проплыл в одну сторону реки, потом в другую, потом стал кувыркаться через голову, и его хвост шумно стучал о воду. Мелькали попеременно: морда и хвост.

Далее Алик взмыл над водой по пояс, и все увидели его счастливое лицо, иначе не скажешь. Он улыбался. Зубы его были молодые и белые. А глаза горели, как два изумруда. Это был не плотоядный блеск хищника. Нет. Это было сияние счастья.

Алик развел передние лапы в разные стороны и плавно задвигался, как в ансамбле «Березка». Потом он расположил обе лапы в одну сторону на манер лезгинки и стал нарезать круги по воде.