Собиратель ракушек - Энтони Дорр

Здесь американцы мокли две недели. Каждый вечер, дрожа и утирая нос рукавом из гортекса, каждый шлепал обратно в деревянную развалюху, стаскивал резиновые сапоги и натягивал на промокшее и продрогшее туловище флисовую фуфайку. Все четырнадцать дней на ужин было одно и то же: обугленные куски лосося на шампурах, батончики мюсли и бутылка за бутылкой чистейшей, обжигающей норвежской водки. А за стеной под бесконечной моросью вздымались ледяные чайно-бурые воды реки.

На удочку попадались сотни лососей длиной не больше фута. Но американцы – вымокшие, угрюмые, с похмелья – не сдавались, встречая рассветы и закаты под пологом – нет, не мехов, но комариных туч. Двухнедельный срок близился к концу. Самой большой рыбой, попавшейся на крючок, стал тринадцатидюймовый лосось, которого американцы сфотографировали и проворно выпотрошили.

На катере, увозившем их обратно, им повстречался одетый в шубу с клетчатым шарфом оленевод, способный изъясняться на ломаном английском. Он заявил, что большую рыбу надо ловить в Польше, в заповеднике зубров под названием Беловежа. Огромные форели, говорил он, вот такие – и разводил руки, показывая, насколько огромные.

Вернувшись в Хельсинки, американцы налегли на кукурузные чипсы доритос и филе на косточке. Официант принес им конверт: внутри оказался поляроидный снимок; с фотографии довольно улыбались британцы, которые держали бечевку с нанизанными на нее радужными форелями – каждая рыбина, сверкавшая серебристым боком в камеру, оказалась не менее двадцати четырех дюймов в длину. На заднем плане мерцала величественная Эйфелева башня, возвышаясь отчетливым силуэтом на фоне июньской ночи.

Оставалось четырнадцать дней.

После двух пересадок, сойдя с переполненного самолета «Люфтганзы», неунывающие американцы бодро шагали через варшавскую таможню. На улице к ним пристал свирепого вида таксист, который загнал всю толпу в свой японский микроавтобус. Значит, заповедник зубров, кивнул он. Беловежа. Обернулся к американцам на задних сиденьях и подмигнул. Рискованная, вообще-то, затея. Ох какая рискованная.

Еще раз подмигнув, он выключил счетчик, втопил педаль газа – и микроавтобус пошел грохотать по головокружительному лабиринту местных грунтовых дорог. Мимо проносились болотистые леса, тонкие белые березки и неохватные дубы, а между лесными массивами виднелись поля и серые деревеньки. Когда микроавтобус лихо затормозил у грабовой рощи, уже почти стемнело. Водитель открыл раздвижную дверь, выбросил на землю багаж и пообещал вернуться через неделю. Как только они поймают свою большую рыбину. Заговорщически подмигнул и приложил палец к губам. Из-под колес удаляющегося микроавтобуса брызгали фонтанчики гравия.

Американцы углубились в лес. Они оказались на торфяниках: местность плоская, топкая, повсюду буйная растительность, болота средь еловых рощиц, гниющие бревна и хлюпающая грязь под ногами. Лес, словно зелено-черная губка, дрейфовал на поверхности воды; между облепленных грибами стволов серыми вихрями роился гнус.

Жуя на ходу батончики мюсли, американцы перелезли через несколько ограждений, сначала деревянных, а затем из металлической сетки. К ночи они добрались до реки, чьи темные стремнины почти полностью скрывались за тучами гнуса, и поставили палатки в шелестящей липовой роще. Сны американцев полнились сладостными видениями желанной добычи – выпрыгивающей из воды форели.

Проснулись они оттого, что прямо в сетчатые окна палатки уткнулись черные носы зубров и дыхнули розмарином. На берегу реки, пожевывая жвачку и истекая зеленой слюной, паслось космато-рогатое стадо. Расстегнув палаточные молнии и выбравшись наружу, американцы увидели рядом погонщицу стада, которая копалась в их пожитках.

Погонщица зубров была вооружена автоматом; подмазать ее оказалось невозможно. Пока полицейские в форменных шлемах открывали футляры со снастями, заглядывали в коробки для мушек и вытряхивали содержимое спортивных сумок, она сидела на скамеечке у белорусского погранпоста и жевала конфискованные батончики мюсли. В качестве допроса приземистый капитан полиции в баскетбольных кроссовках с воздушными камерами засыпал обалдевших американцев вопросами о профессиональном баскетболе. Женат ли Патрик Эвинг? Насколько скрупулезно американские рефери соблюдают правило трех секунд? Сколько стоят в Америке кроссовки с воздушными камерами?

Когда его любопытство было удовлетворено, он кивнул, а затем сдул и снова накачал воздушную камеру в одной кроссовке. Все это придется конфисковать, наконец объявил он, широким жестом указывая на разложенное рыбацкое снаряжение.

Но мы всего лишь приехали на рыбалку, запротестовали американцы. Ловить форель.

Понятно, кивнул капитан полиции, накачивая вторую кроссовку. Да, в Бебже водится форель, знатная форель. Он что-то сказал своим подчиненным; те повторили «знатная форель» – и показали руками, какая именно.

Но тут такое дело, покачал головой коротышка-капитан, американцам здесь рыбачить нельзя. Это незаконно. Цари тут охотились на кабанов. А до них – польские короли. Литовские принцы. Все охотились на кабанов.

Мы не охотились на кабанов, возразили американцы. И даже рыбу не удили. Мы спали. Нам казалось, мы в Польше.

Как бы то ни было, сказал капитан, снимая шлем, если хотите получить назад вещи, придется вам обыграть нас в баскетбол.

За погранпостом находился небольшой дворик, где валялись баскетбольные корзины и фанерные баскетбольные щиты. Отстегнув портупеи, белорусы начали разминаться. Когда игра началась, хозяева показали блестящие маневры за спиной соперника, великолепные высокие броски и сложные комбинации. Оторопевшие американцы проиграли им сорок очков. Белорусы принялись качать своего начальника и петь хвалебную песню. Погонщица зубров на скамеечке развернула очередной батончик мюсли и вяло поаплодировала.

Потных американцев усадили в автобус с треснувшим лобовым стеклом. Вас отвезут в Лодзь, объявил капитан, теребя завязку на благоприобретенной фуфайке из гортекса. Обратно в Польшу. Там классно.

На полпути в Лодзь лобовое стекло рухнуло на водителя, автобус съехал в кювет и опрокинулся набок. Пассажиры вылезли наружу через верхний люк и бросились в заросли крушины, где дружно присели на корточки. Начался дождь. Промокшие американцы сбились в кружок; в их ботинки медленно просачивалась грязь.

Несколько часов спустя они дрожали в безбортовом кузове несущегося на полной скорости грузовика, среди пластиковых ящиков с цыплятами-бройлерами, которых везли в Словакию на бойню. Мимо проносились пейзажи южной Польши: обветшалые дома, дороги в колдобинах, ржавые цистерны, покосившиеся колокольни, стога сена, поросший травой остов советского танка – повсюду унылый польский бардак и запущенность. К моменту прибытия в Краков американцы вымокли до нитки и проголодались, как волки; курившие на углах тут и там смуглые поляки в велюровых спортивных костюмах бросали на них опасливые, недовольные взгляды.

Американцы совсем пали духом. До конца первой части состязания оставалось двенадцать дней; лишившись всего снаряжения и заработав насморк, они уселись тесным кругом в местном «Макдональдсе» и принялись искать вдохновение в традиционных главах из школьных уроков истории: капитуляция Корнуоллиса[11], испытания в долине Вэлли-Фордж[12], «бостонское чаепитие»[13], героические марш-броски через снега во имя Республики. Главное – не сдаваться, приговаривали американцы, макая наггетсы в безвкусный соус.

Следующее утро выдалось солнечным, и американцы, очнувшись от снов о Вашингтоне, Уэйне, Баньяне и Бальбоа[14], обрели новую надежду: одиннадцать дней показались им достаточным сроком для победы над кучкой хамоватых бриттов. В очередной раз сняв наличность с банковских карт, американцы приобрели резиновые сапоги, бамбуковые спиннинги, крючки японского производства и три катушки толстой монофильной лески. В магазине спортивных товаров продавец-поляк уговаривал их порыбачить на озере под названием Попрадске Плесо, всего в часе езды от города. Да это идеальное место для рыбалки, восторгался он. Просто рай для рыболова – там же водятся щуки-маскинонги, завезенные из Миннесоты. И поляк развел руки, демонстрируя внушительный размер местных щук.

Несколько часов спустя американцы вышли из автобуса в Карпатских горах, чьи зубчатые вершины были окаймлены изумрудно-зеленым и горчично-желтым. Над верхушками елей парили соколы, а легкий ветерок приносил с собой нежный аромат горных гвоздик. Американцы заулыбались и, чувствуя новый прилив бодрости, стали спускаться по удобной скалистой тропке, которая вилась вниз, к постройке, примостившейся у края озера.