Я тебя не хотела (СИ) - Малиновская Маша

Телефон его я так и не нашла, поэтому набрала со своего и замерла, вспыхнув от негодования, когда услышала мелодию. Ирландская полька. Серьёзно, блин?

— Это обязательно? — сердито ткнула аппарат в руки его владельцу. — Мы уже не в школе.

Но Должанов лишь криво ухмыльнулся, снова став собой и запихнув куда-то подальше того почти милого парня, которым был сегодня весь день. Голубые глаза вновь сверкнули иронией и превосходством. Пробило двенадцать, и Золушка снова стала собой, а её карета превратилась в тыкву. Только тут наоборот.

— Пока, фенек, — он неожиданно легонько щёлкнул меня по носу, — завтра не опаздывай на работу.

— Я, вообще-то, никогда и не опаздываю.

Роман бросил на меня мимолётный, но какой-то странный нечитаемый взгляд, рывком застегнул куртку и вышел из квартиры.

Я закрыла за ним дверь и вдруг поймала себя на том, что улыбаюсь. Глупо, наверное, но что если под маской избалованного легкомысленного мажора действительно скрывается такой открытый и приятный человек, каким Должанов был сегодня. Ну, по крайней мере, большую часть дня. Или это сегодня была маска? Я запуталась.

Вернувшись в гостиную, я решила ненадолго улечься отдохнуть. Диван сегодня так и не сложила, но да и ладно, всё равно скоро вечер уже. Я свернула одеяло и поправила подушки, и вдруг почувствовала под одной из них какой-то листок. Вытащила его и обомлела. Это был рисованный карандашом рисунок, очень красивый, на котором была изображена я — спящая, с разбросанными по подушке волосами и немного приоткрытыми губами. Одна рука закинута за голову, а вторая покоится на груди. Одеяло сползло до самых бёдер, открывая взгляду лисят, изображённых на моей пижаме. Маленький серебряный крестик сполз на цепочке на подушку. Лицо нахмуренное, мне явно что-то снилось, когда Роман… рисовал меня.

При мысли, что он проснулся раньше и наблюдал, как я сплю, щёки потеплели, а потом и вовсе разгорелись, когда я представила, как в длинных пальцах зажат карандаш, вырисовывающий мои ресницы, губы и немного оголившееся плечо, как взгляд парня скользит по мне, запоминая детали и перенося их на бумагу.

27

Роман.

Охренеть. Я почти сутки пробыл с женщиной. Но так ни разу за это время и не побывал в женщине.

О том, что у меня начинает рвать крышу от рыжей ведьмы, я понял не сразу. Нет, она, конечно, офигенная. И уже в первый день, как пришла в «Ситистрой» я понял, что спокойно работать с ней не смогу, рано или поздно мне захочется попробовать эту лису на вкус. Но я и понятия не имел, что захочу её так сильно — до дрожи в пальцах и слюнях по колено.

Мне ещё в школе хотелось заткнуть её дерзкий рот каким-нибудь более полезным делом. Немного худая, вредная и сильно умная, что жутко бесило и возбуждало одновременно. Такой была в школе, такой осталась и сейчас. Только что формы стали женственнее. А так та же Ирландо — девочка-энциклопедия, красивая как картинка и краснеющая до самых корней волос от слова член. Если, конечно, это не многочлен как алгебраическое понятие.

О том, что влечение неизбежно я понял, когда мы были на объекте. Она тогда подошла к окну, как-то непринуждённо прогнулась, опёршись на подоконник, а ветер подхватил её огненные локоны и разметал по плечам. Уже тогда мой товарищ в штанах вынес приговор. А потом были посиделки у Лекса и его Снежинки, где острый язычок Ирландо только подначивал моё решение сделать её рано или поздно своей.

Но гораздо хуже стало вчера на этом долбанном корпоративе. Степанова явилась в своём синем платье словно королева. Я весь вечер пялился, все глаза проглядел. Даже не помню сейчас, о чём говорил с матерью за столом.

— Ты чего-то кислый, Ромыч, — Белый всё просёк и изложил подозрения, едва мы вышли покурить, пока отец толкал очередную речь. — Алина не даёт?

— Похоже, что она не даёт? — я усмехнулся и выпустил дым.

Вообще-то, Алинка классная. И эпизодический секс с ней по дружбе тоже классный. Но в последнее время она стала слегка навязчивой.

— Тогда кто не даёт?

— Валик, по-твоему, все невзгоды связаны только с недотрахом?

— Ну да, — друг ответил так спокойно, что в его уверенности в данном факте сомнений не возникало. — Так кого ты собрался закадрить, бро? Никак Лисичку?

От Валика хрен что скроешь. Юрист, блин. Шёл бы в прокуроры, вон где его проницательность карьеру ему бы сделала.

— Тут не всё так просто.

— Да я уж понял, что случай нестандартный. У вас же там уже есть какая-то история.

— Ну типа того.

— Классная она, я бы и сам приударил, так ты же мне яйца оторвёшь потом, не так ли?

— Оторву.

— Светка всё равно хочет позвать её на нашу тусовку, так что, Ромыч, дерзай.

Ну я и дерзнул. Дебил пьяный. Зачем вообще было столько пить? Предложил ей стать любовниками. В шутку, конечно, но реакцию ждал. В общем-то, она и отреагировала, как я и предполагал — взбесилась, а потом обиделась.

А у меня планку сорвало напрочь. Хотелось Ирландо так, что хоть вой. Стянуть рыжие космы в кулак, чтобы выгнулась и даже пошевелиться не смогла. Но я знал её, а она меня. Так что желания мои оставались несбыточными, и я решил влить в себя столько, сколько влезет.

А потом я проснулся носом в рыжих волосах. И первой мыслью было: «Охренеть! Я завалил Аньку и не помню ни черта». Но хватило и минуты понять, что ничего не было. Память мутной рябью приоткрыла алкогольную завесу, позволив восстановить цепь событий. Голова трещала, и я решил просто спать дальше, поэтому притянул к себе сопящий комок и снова уснул.

Какой-то гул снаружи снова разбудил меня. То ли машина посигналила, то ли ещё что-то подобное, но меня снова выбросило из сна. Из коридора падал приглушённый свет. А картина, представшая передо мной, и вовсе взбодрила.

Степанова лежала, раскинувшись, и крепко спала. Волосы разметались по подушке, а губы были приоткрыты. Нахмурилась, вздохнула тяжело и снова засопела размерено. И нахрена я ниже посмотрел? Пижама немного сползла с плеча — всё прилично, но до ужаса возбуждает фантазию. И не только фантазию. Горошины сосков под плотной тканью пижамы напряглись и вздыбили уши нашитым лисичкам. Господи, теперь несчастное животное будет у меня ассоциироваться именно с этой картиной.

Я резко выдохнул и упал на подушку, забросив руки за голову, проморгался, но перед глазами стояла навязчивая картинка, как я сжимаю пальцами эти самые соски, как втягиваю в рот, заставляя гибкое женское тело выгнуться навстречу.

Ох Рома! Чай не пацан шестнадцатилетний. Но блядь, клянусь, я чуть не вспомнил, что такое поллюции.

На компьютерном столе в углу гостиной, напротив дивана, заметил стакан с карандашами и пачку ксероксной бумаги. Напряжение надо как-то сбросить. Не дрочить же мне в чужой ванной. Остаётся карандаш и бумага.

Я вытащил из пачки листок, взял из стаканчика простой карандаш и уселся на диван. Света, что падал из коридора как раз мне на листок, вполне хватало. Я по привычке погрыз кончик карандаша, но прикасаться к листу не хотелось. Мне нужен был толчок.

Ирландо снова вздохнула, что-то недовольно пробормотала во сне и повернула голову на бок. И тут меня накрыло, когда я увидел, как бьётся жилка на её нежной шее, отсчитывая пульс. Я наклонился и втянул носом запах её кожи. Пробрало током по позвоночнику до самого копчика. И тогда мне даже видеть её не нужно было больше, чтобы запечатлеть. Но я, конечно же, смотрел. Не мог не смотреть.

А потом было утро и её короткие шорты. И умопомрачительный запах от плиты. И ступор, когда я упомянул её сексуальную жизнь. И обморок, от которого я здорово струхнул. А ещё эти обои и её сосредоточенно сведённые на переносице брови. Я разглаживал пузыри под обоями, а сам зубы сжимал, чтобы отвлечься и не содрать с Аньки эти шорты. И так весь грёбаный день. Мазохист я хренов, что тут скажешь.

Я приехал домой, переоделся и вызвал такси. Надо забрать машину от ресторана, а потом заехать к родителям — обещал матери помочь с обложкой к её новой кулинарной книге.