Повелитель мух - Уильям Голдинг

Только усевшись, Ральф впервые за весь день почувствовал, какая была жара. Он с отвращением сдернул с себя рубашку и подумал, что ее можно было бы и выстирать. В жару, необычную даже для этого острова, Ральф сидел и обдумывал свой туалет. Достать бы ножницы и подстричь волосы — он откинул назад космы — эти мерзкие волосы, чтобы осталось всего полдюйма. Принять бы ванну, намылиться всласть. Он провел языком по зубам и решил, что зубная щетка пришлась бы тоже кстати. Потом вот еще эти ногти…

Ральф перевернул ладонь и стал их разглядывать. Ногти были обкусаны до мяса, хотя он сам не заметил, когда к нему вернулась эта старая привычка.

— Скоро и палец сосать буду…

Он украдкой оглянулся. Кажется, никто не услышал. Охотники сидели с набитыми ртами, пытаясь убедить себя, что эта легкая еда — бананы и какие-то оливково-серые плоды с желеобразной мякотью — доставляет им одно удовольствие.

У него упало сердце, когда он вдруг осознал, что опустился и не пытается что-либо изменить. Он вздохнул и оттолкнул ветвь, с которой срывал плоды. А охотники уже разбредались среди зарослей и скал, что-то выискивая и высматривая. Он отвернулся и принялся разглядывать море.

Отсюда, с этой стороны острова, открывался совсем другой вид. Слюдяные фантазии миражей не выносили холода океанской воды, и горизонт был четким и ярко-синим. Ральф спустился к прибрежным скалам. Здесь, внизу, почти на одном уровне с морем, ничто не мешало следить за безостановочным шествием колышущихся волн бездонного океана. Шириной в десятки миль, они, по-видимому, не встречали на своем пути ни рифов, ни отмелей. Волны прокатывались вдоль острова так, словно их послали по делу и им было некогда отвлекаться; и все же казалось, что это было не движение вперед, а исполненное особого смысла вздымание и опадание всего океана. Вот море отсасывается вниз, образуя на пути отступления каскады и водопады, обнажая скалы, приклеивая к ним, точно волосы, прилизанные, лоснящиеся водоросли; затем, чуть помедлив и собравшись с духом, вода вздымается, неудержимо заглатывая выдвинутые в море скалы, взбирается на прибрежный утес и напоследок выбрасывает вперед прибой, как руку, и ее пенные пальцы растопыриваются в двух шагах от Ральфа.

Ральф стоял и смотрел, как вздымались и опадали бесконечной чередой океанские волны, и отрешенность стихии постепенно заворожила его. Но потом сама беспредельность океана дала новый ход его мыслям. Это была бездна, которая отрезала его от всего мира. На другой стороне острова, днем завешанной миражами и прикрытой щитом спокойных вод лагуны, еще можно было предаваться мечтам о спасении; но здесь, перед лицом жестокой тупости океана, широкого и безбрежного, как не прийти в уныние, не почувствовать себя беспомощным, обреченным и…

Над ухом у него раздался голос Саймона, и Ральф, очнувшись, почувствовал, что до боли впился пальцами в скалу, что его тело изогнулось дугой, шея словно окаменела, а рот напряженно открыт.

— Ты вернешься туда, где ты жил.

Ральф недоуменно посмотрел Саймону в лицо.

— Такой большой… я про океан…

Саймон снова кивнул.

— Все равно. Ты непременно вернешься. Ну, мне так кажется.

Ральф чувствовал, как с него сходит напряжение. Он глянул на море и горько улыбнулся Саймону.

— У тебя корабль в кармане, да?

Улыбаясь, Саймон покачал головой.

— Тогда откуда ты это знаешь? — Саймон все еще молчал, и Ральф коротко сказал ему: — Чокнутый.

— Нет, не чокнутый. Просто мне кажется, что ты вернешься.

Они оба помолчали. Затем неожиданно улыбнулись друг другу.

Из зарослей послышался голос Роджера:

— Идите все сюда!

Возле кабаньей тропы земля была взрыта, и там лежал помет, от которого еще шел пар. Джек любовно склонился над теплыми лепешками.

— Ральф… мясо-то нам все равно нужно, хоть мы и пошли на охоту совсем за другим…

— Раз уж нам это по пути, можно и поохотиться.

Они снова двинулись в путь: охотники, чуть испуганные напоминанием о звере, сбились в кучку, а Джек шел впереди, выискивая след. Теперь они продвигались гораздо медленнее, чем рассчитывал Ральф, и все же он был даже рад тому, что может беспечно идти, поигрывая копьем. Впереди Джек встретился с чем-то непредвиденным, и вскоре вся процессия остановилась. Ральф прислонился к дереву и сразу же погрузился в похожие на грезы воспоминания. За охоту отвечал Джек: а на гору они еще успеют подняться…

Когда отца перевели из Чэтема в Девонпорт, они поселились там в коттедже, который стоял на самом краю вересковой пустоши. Из всех домов, где ему приходилось жить, этот запомнился Ральфу особенно хорошо, потому что именно из этого дома его отправили в школу. Мама была еще с ними, и папа возвращался домой каждый день. К каменной ограде сада приходили пони, и уже несколько раз шел снег. Во дворе, сразу же за коттеджем, стоял какой-то навес, и, забравшись на него, можно было лежать и смотреть, как кружатся снежинки. Они падали на землю и превращались во влажные пятнышки; потом одна снежинка падала и не таяла, за ней другие, и вся земля, прямо на глазах, становилась белой. А продрогнешь — войдешь в дом, и, сидя перед сверкающим медным чайником и тарелкой с синими человечками, смотришь в окно… Перед сном — чашка сливок со сладкими кукурузными хлопьями. И еще книги… они стояли на полке возле кровати покосившимся рядком, а две-три лежали сверху, потому что ему было лень поставить их на место. Книги были растрепанные, с загнутыми уголками. Одна книга была в яркой блестящей обложке — про Топси и Мопси, но читать он ее не стал, она про двух девчонок; и была еще про волшебника, страшная — дух захватывало, и, читая ее, он всякий раз с закрытыми глазами поскорее перелистывал двадцать седьмую страницу, на которой был нарисован жуткий паук; потом еще про людей, которые выкапывали из земли разные вещи, да, в Египте: и еще — «Рассказы о поездах», «Рассказы о кораблях». Они стояли перед ним как живые; казалось, можно протянуть руку и потрогать их, почувствовать, как они лежат на ладонях. Все было хорошо, все по-доброму, как надо.

Впереди затрещали кусты. Мальчики испуганно метнулись с кабаньей тропы и, вопя от страха, забились в заросли. Впереди Джек отпрыгнул в сторону и упал. По тропе, прямо на Ральфа, хрюкая и сверкая клыками, мчался кабан. Ральф почувствовал, что может хладнокровно оценить расстояние, и прицелился. Когда осталось каких-то пять ярдов, он изо всей силы бросил в кабана дурацкую палку, которую нес с собой, и увидел, как она, угодив в огромное круглое рыло, на мгновение повисла. Раздался визг, и кабан свернул в заросли.

На тропу с криками высыпали мальчики, подбежал Джек и быстро осмотрел край подлеска.