Религиозное паломничество в христианстве, буддизме и мусульманстве: социокультурные, коммуникационные и цивилизационные аспекты - Сергей Житенёв

Преподобный Антоний основал Киево-Печерский монастырь в 30-е годы XI столетия, паломничество в который, согласно летописям и житиям святых угодников, началось практически сразу после его создания. Множество богомольцев приезжало в Киево-Печерскую обитель, чтобы получить благословение у святых отшельников – подвижников Печерских. Среди тех, кто приходил к преподобным отцам-основателям монастыря, были и князья, и бояре, и воеводы, и купцы, и множество простых богомольцев. Киево-Печерский монастырь в XI–XIII веках, вплоть до монгольского нашествия, был самым почитаемым святым местом Древней Руси, куда совершали паломничества богомольцы со всех русских земель.

В домонгольский период на Руси возникли десятки монастырей в основном в крупных городах и вокруг них. Каждый из этих монастырей становился объектом местного паломничества жителей близлежащих городов и селений. С первых десятилетий после Крещения Руси в Киеве, Новгороде, Пскове, Чернигове, Полоцке, Смоленске, Ростове, Твери, Владимире, Суздале и других городах стали возводиться соборы и храмы, к святыням которых приезжали многие поколения русских паломников.

По мнению А.В. Назаренко, в конце XI века «на Руси, как и на Западе, резкое оживление паломнического движения в Святую Землю было вызвано успехом Первого Крестового похода: оно как бы выплеснулось после долгой паузы, обусловленной экспансией турок-сельджуков, овладевших в 1070 году также и Иерусалимом. В отличие от относительно лояльных арабов сельджуки препятствовали паломничеству и активно притесняли местных христиан. <…> Собственно, ликвидация “сельджукского барьера” и была одним из мотивов Крестового похода. В этой связи показательно, что первые сведения о русских паломничествах в Иерусалим, опять-таки, как и на Западе, появляются немедленно после его отвоевания крестоносцами»[200].

Здесь необходимо заметить, что русская княгиня Гида Гаральдовна[201], жена князя Владимира Мономаха[202], прибыла в Святой Град в год его захвата крестоносцами и, совершив паломничество к Гробу Господню, в том же 1099 году скончалась в Иерусалиме. Место её погребения неизвестно, но память о её паломническом подвиге останется навсегда с нами, тем более что она первая из известных нам русских паломниц завершила свой жизненный путь в Святой Земле. В этой связи справедливо будет обратиться к размышлению А.В. Назаренко о женском древнерусском паломничестве: «Вряд ли уместно сомневаться, что практика женских паломничеств в Святую Землю в древнерусской княжеской среде была значительно шире, чем наши скудные сведения о ней»[203].

В самом начале XII века совершил путешествие к святым местам Православного Востока выдающийся древнерусский писатель-паломник игумен Даниил, родоначальник жанра хождений в отечественной литературе. Игумен Даниил во время своего паломнического путешествия, которое он осуществил в 1106–1107 годах, посетил Константинополь, малоазийские и средиземноморские города, греческие острова и Святую Землю. Вместе со своими спутниками он присутствовал на нисхождении святого благодатного огня в Великую субботу 1107 года. Своё паломничество он впервые в древнерусской литературе описал во всемирно известном произведении «Житие и хождение Даниила Русской Земли игумена», о чём уже упоминалось ранее.

О массовости паломничества в середине XII века свидетельствуют также некоторые вопросы иеромонаха Кирика[204] святителю Нифонту[205], епископу Новгородскому, о духовной пользе паломничества в Святую Землю, содержащиеся в «Вопрошании Кирика», которое входит в состав Новгородской (или Климентовской) Кормчей книги[206]. Иеромонах Кирик спрашивает владыку: «Если идут в странствие в Иерусалим к Святым, то я (некоторым) запрещаю, не велю идти, велю этому человеку быть здесь добродетельным. Владыка, грешу ли я, приказав подобное?» На этот вопрос святитель Нифонт отвечает: «Ты делаешь очень хорошо: для того (этот человек) идет, чтобы, всюду путешествуя, есть и пить. Ты же такое зло запрещай». Далее следует указание о тех, кто поклялся отправиться к святым местам: «Тех, кто поклялся пойти в Иерусалим, подвергай епитимьи, ибо такая клятва губит эту (нашу) землю»[207].

Исследователи, рассматривающие историю Русской Православной Церкви и историю Древней Руси домонгольского периода, по-разному оценивают диалог иеромонаха Кирика и святителя Нифонта. Во-первых, все историки сходятся в том, что сам факт запрета паломничества со стороны святителя Нифонта говорит о массовости этого явления в середине XII века. Во-вторых, учёные обращают внимание на то, что такой запрет не единичный факт в истории Церкви, это случалось и раньше, и позже в России, а также в других странах, о чём мы упоминали ранее.

В постановке вопроса иеромонаха Кирика («не велю идти, велю этому человеку быть здесь добродетельным») кроется важная богословская проблема, связанная с паломничеством. Суть её заключается в том, что нельзя понять равна ли степень благочестия и добродетельности во время присутствия на богослужении в своем приходском храме степени благочестия во время почитания Спасителя в Святой Земле? На осторожный вопрос иеромонаха Кирика святитель Нифонт отвечает однозначно, но при этом приводит, на наш взгляд, не совсем убедительную аргументацию, в которой он возражает против разгульной формы осуществления паломничества, имея в виду, возможно, объединения или дружины калик перехожих, но не отвечает на поставленный вопрос по существу. Неубедительный ответ вызвал в историографии самые разноречивые мнения, среди которых можно выделить наиболее характерные. Например, паломничество отнимало от обычных занятий массу рабочих рук и тем самым вредило обществу; странники-богомольцы оставляли жён, детей и родителей на произвол судьбы и тем самым разрушали семьи. С паломничеством связывали и ухудшение криминальной обстановки в Древнерусском государстве, имея в виду бродячие ватаги странников, создаваемые под предлогом хождения на богомолье.

А.В. Карташёв считал, что «дорога к Иерусалиму стала казаться русским людям настолько проторенной, что по разным поводам давали зачастую обет сходить в Святой Город, а для большего обязательства связывали себя клятвой»[208]. В этой связи интересно привести рассуждение А.В. Назаренко: «За что велел налагать “опитимью” святитель Нифонт? Вряд ли за само намерение отправиться к святым местам. Следовательно, паломничество рассматривалось в народе как средство покаяния, которое владыка призвал заменить более обычной епитимьей. <…> Далее, что за “рота” (клятва) имеется в виду? Данный по тем или иным причинам (например, в благодарность за исцеление или, как сказано, в знак покаяния) молитвенный обет паломничества к святым местам? Едва ли. Скорее всего, под “ротой” здесь следует понимать ту взаимную клятву, которая обычно скрепляла более или менее большие группы людей, отправляющихся в дальний и опасный путь, превращая их в сплоченные коллективы – “дружины” вроде той, о какой упоминает игумен Даниил, говоря о своих спутниках. Эта “рота” хорошо описана в былине о “Сорока каликах со каликою”, где члены братчины “калик перехожих” перед отправлением в путь дают “заповеди” взаимопомощи и полного подчинения “атаману”. <…> Именно такие, спаянные “заповедью” “дружины”, члены которых на годы бросали на родине семьи и хозяйства, и вызывали раздражение святителя Нифонта Новгородского…»[209].

Святитель Нифонт мог знать о каликах перехожих не понаслышке, а наблюдать их воочию: возможно, что он сам совершил паломничество в Византию. Вот что об этом пишет митрополит Макарий (Булгаков): «.Нифонт мог действовать и по приязни к грекам, которую мог приобресть во время своего пребывания в Греции, и особенно в Константинополе, о чём дают повод догадываться некоторые его ответы Кирику»[210].

Правда, здесь надо оговориться, что никаких документальных известий о паломничестве святителя Нифонта, епископа Новгородского, в Константинополь или ещё куда-либо пока не найдено.

Однако вернемся к существу вопроса, заданного иеромонахом Кириком. Наиболее верной представляется точка зрения А.Е. Мусина, что «кроме пастырской заботы о духовной жизни самих паломников подобный запрет массовых хождений имел своей целью внутреннее укрепление местной церковной общины и способствовал предупреждению суеверий, связанных с предпочтительностью молитвы в святом месте перед богослужением в приходском храме»[211]. Подобные запреты все же не остановили русских людей того времени, и они продолжали совершать путешествия в Святую Землю, что доказывает дальнейшая история паломничества Древней Руси.