Конец означает начало - Вадим Роговин

Исходя их этих предпосылок, Лей утверждал, что «германский народ ведёт труднейшую борьбу за своё будущее. Нынешняя война должна создать и создаёт материальные и идейные предпосылки для того, чтобы германский народ мог в грядущем столетии жить в условиях, соответствующих его расе и его крови. Больше хлеба, больше одежды, больше жилплощади и больше красоты! Всё это нужно нашей расе, иначе она умрёт. Германский рабочий, таково твоё социалистическое требование!» [356]

VII

Расправа Сталина с политэмигрантами

После поражения финской революции в 1918 году многие участники гражданской войны в Финляндии нашли убежище в Советской России. А в 1937—1938 годах прошли повальные аресты финских политэмигрантов, в том числе деятелей Коминтерна и руководящих работников Карельской АССР. Были репрессированы Маннер, возглавлявший в 1918 году правительство Советской Финляндии, Рахья и Ровно, организовавшие летом 1917 года переезд Ленина в Финляндию и укрывавшие его там от агентов Временного правительства. Среди арестованных были: один из основателей Финской компартии Э. Грюлинг, возглавлявший на протяжении 12 лет Совнарком Карелии, и Виртанен, высланный в 1934 году нацистами из Германии в Финляндию, откуда он с величайшим трудом перебрался в Советский Союз [357].

Ещё более масштабный характер приобрела расправа с польскими коммунистами, которых насчитывалось в середине 30-х годов в СССР свыше пяти тысяч человек. Уже в 1933 году часть руководства КПП была арестована и расстреляна по обвинению в троцкизме, шпионаже и т. д. [358]

«Когда в 1936, 1937, 1938 годах,— писал Хрущёв в своих мемуарах,— развернулась настоящая „погоня за ведьмами“, какому-либо поляку трудно было где-то удержаться, а о выдвижении на руководящие посты теперь не могло быть и речи» [359].

11 августа 1937 года Ежов отдал директивный приказ о проведении широкой операции по ликвидации «польских диверсионно-шпионских и повстанческих кадров». Этот приказ предписывал, в частности, арестовать всех политэмигрантов, бежавших из Польши в СССР.

Как показал на допросе 11 декабря 1939 года ответственный работник Московского управления НКВД Постель, «когда в управлении области… был зачитан приказ Ежова об аресте абсолютно всех поляков, польских эмигрантов, бывших военнопленных, членов Польской коммунистической партии и др., это вызвало не только удивление, но и целый ряд кулуарных разговоров, которые были прекращены тем, что было доведено до сведения: приказ согласован со Сталиным и Политбюро ЦК ВКП(б) и что нужно поляков громить вовсю… Третий отдел и другие отделы, не имея у себя на учёте всех проживающих в Москве польских эмигрантов и других поляков, стали проводить массовые аресты на основе учётных данных спецчастей и секретных заводов, учреждений и выискивали тех, кто по личным делам и биографии указан как польский эмигрант… Таким образом, вследствие этого приказа в области появились сотни арестованных, на которых не только не было никаких материалов, но и у которых были документы при их аресте о том, что они ряд лет проживали в Польше, были в тюрьмах, по нескольку лет отбывали там срок наказания и приехали сюда или по окончании отбывания наказания, или путём бегства, или в порядке обмена, или же с санкции польской секции Коминтерна» [360].

Говоря о причинах, побудивших Сталина в 1938 году ликвидировать Польскую компартию, Л. Треппер писал, что после советско-германского пакта и раздела Польши эти причины «представлялись совершенно очевидными, ибо коммунисты этой страны ни за что бы не потерпели такого позора! Они доказали это в первые же дни войны, когда заключённые в [польские] тюрьмы члены партии просили освободить их и отправить на фронт, чтобы сражаться против вермахта» [361].

В начале 1939 года ИККИ принял резолюцию о воссоздании Компартии Польши, согласно которой назначался Временный руководящий центр Польской компартии для руководства партией «до съезда и выборов постоянного ЦК». В резолюции указывалось, что бывшие члены партии, саботировавшие решение Коминтерна о роспуске КПП или выступавшие против этого решения, не могут быть вновь приняты в партию. Более того — на Временный руководящий центр возлагалась обязанность «не допускать ни малейшего соприкосновения новых партийных инстанций со всеми членами КПП, вызывающими малейшее сомнение». В резолюции также указывалось, что Временный центр не должен исходить «из формальной необходимости проведения основ демократического централизма в партии» и не должен допускать создания выборных партийных комитетов [362].

После захвата Польши в «освобождённых» районах Западной Украины и Западной Белоруссии коммунисты, в том числе бывшие политзаключённые, стали одним из главных объектов репрессий, поскольку к членам распущенной в 1938 году Компартии Польши органы НКВД относились как к шпионам и провокаторам. Один из немногих польских коммунистов, избежавших депортации, А. Лямпе писал в ИККИ, что «бывшие заключённые, активные борцы против польского фашизма за торжество Советской власти, получают не нормальные советские паспорта, а паспорта, лишающие их права проживать в 100-километровой пограничной зоне и областных центрах» [363].

В письме Димитрова Маленкову от 30 июля 1940 года указывалось, что во Львове из 1000 бывших политзаключённых паспорта получили лишь 100 человек, а остальные — в своём большинстве бывшие члены КПП и КСМП (Коммунистический союз молодёжи Польши) — несмотря на наличие справок МОПРа (Международной организации помощи борцам революции.— В. Р.), высылаются в глубь СССР, получая паспорта с §11, по которым они не могут получить работу. 600 бывших польских политзаключённых высланы из Белостока в Магнитогорск, Челябинскую и Молотовскую области, в Донбасс, в Оршу и Лепель (Восточная Белоруссия). Большинство из них работает не по специальности и поэтому находится в исключительно тяжёлых материальных условиях. Среди них отмечено много случаев заболеваний. Имеются случаи смерти детей. «Бывших политзаключённых приравнивают к подозрительным и раскулаченным элементам, не допускают к участию в общественной и культурной жизни, не принимают в члены профсоюзов» [364].

Но и после этого письма Димитрова положение бывших политзаключённых, в том числе тех, кто бежал в СССР из оккупированных Германией районов Польши, не изменилось. Из 400 бывших членов КПП, проживавших во Львове, более половины не получили паспортов и были уволены с работы. Среди коммунистов, высланных в отдалённые районы СССР, были, например, такие, как известный врач и бактериолог Гольдфингер, его жена — комсомолка, которая в возрасте 16 лет в 1935 г. была заключена в польскую тюрьму и вышла оттуда только в сентябре 1939 года, как Ю. А. Фридберг, проведший 10 лет в польских тюрьмах, его жена и больной ребенок [365].

Разгулом репрессий против местных коммунистов сопровождалось установление Советской власти в Бессарабии и Северной Буковине. За несколько дней до «освободительного похода» Красной Армии начальник отдела кадров ИККИ П. Гуляев передал Димитрову материалы на членов Бессарабского обкома Компартии Румынии и других партийных активистов, подозреваемых в шпионаже и провокаторстве. Все эти документы, а также дополнительный список на 39 человек, подозревавшихся «в связи с румынской тайной полицией (Сигуранцей)», были направлены Димитровым Хрущёву, руководившему чисткой коммунистов на «освобождённой» территории [366].

Одним из наиболее тяжких преступлений сталинизма была передача гитлеровской Германии арестованных немецких и австрийских политэмигрантов. Такие случаи были ещё в период неприязненных отношений между СССР и Германией. Так, австрийский подданный, композитор и музыкант Г. Гауска, проживавший в Москве с 1931 года, был в 1937 году арестован и свыше года провёл в Таганской тюрьме. Не будучи в состоянии предъявить ему конкретные обвинения, органы НКВД на основании решения Особого совещания выслали его за пределы СССР, передав его на границе сотрудникам гестапо. В Германии Гауска за свою антифашистскую деятельность был немедленно арестован и осуждён на 18 месяцев тюремного заключения [367].

Описывая советскую тюрьму 1939—1940 годов, М. Шрейдер рассказывал, что там находились немцы-фашисты и немцы-коммунисты. Фашисты злорадствовали, что немецкие коммунисты сидят в советской тюрьме, и радовались, что они скоро направятся к себе, в фатерланд. К ним приходили на свидания представители германского посольства, вслед за чем им объявлялось, что скоро они будут вывезены в Германию.

К немецким коммунистам представители посольства не являлись, но им также было объявлено, что они скоро будут высланы в Германию. От этого коммунисты пришли в ужас и стали писать письма Сталину, умоляя лучше расстрелять их, но только не высылать в Германию [368].