Зовите меня Апостол - Р Скотт Бэккер

Я пожал плечами — дескать, безнадежно.

— Нет. Скоро — уж точно нет.

— И я так думаю, — отозвалась рассеянно. — Знаешь, у меня предчувствие…

Твою мать! Предчувствие у нее. Кино мы насмотрелись.

— Так Брэд заглядывал? — повторил я настырно.

— Брэд?.. Ну, был. Явился в субботу на ночь глядя, ну, ты понимаешь, — пожала плечами равнодушно. — Вылиться захотелось.

— Я так и понял, — ответил я, глянув искоса на спущенные штаны. — Но ведь надо удостовериться, сама понимаешь.

Рассмеялась хрипло, шагнула, правой ногой стянула мои штаны до щиколоток.

— Значит, ее старики тебя наняли?

— Угу, — ответил я, прижимаясь к ней своим зашевелившимся хозяйством. — Я сыщик знаменитый.

Потом я расспросил ее основательно — кому, как не ей, знать о городских подонках, свихнувшихся на сексе? Ради такого дела оба массажных стола сдвинули вместе. Дженни мне на грудь улеглась. Рассказывала и помаленьку шевелила моего нижнего приятеля — по привычке, наверное. Поведала мне, что когда услышала про Дженнифер — Дженни звала ее «другая Дженнифер», — тоже подумала о местных сексоголиках. Да, кое-кто из клиентов любил небезобидные забавы, но именно эти клиенты, как ей казалось, меньше всего склонны к чему-нибудь сомнительному за стенами массажного салона.

— Вообще, со мной лучше шутки не шутить, — сообщила, указав небрежно пальцем в дальний конец зала, где виднелись двери, должно быть, в спальни.

— Почему?

— Потому что мой братец там вон постоянно режется на приставке в видеоигры.

— Братец?

— Ну, сводный. Джером. С ним никто шутки не шутит.

— Ты могла бы меня ему представить?

— Если только ты шутки шутить задумал…

Из моих скомканных джинсов вдруг донеслись аккорды «Черного на черном» «AC/DC».

— Пардон. — Я отлепился от вспотевшей Дженни. — Увы, время расписано по минутам.

Она фыркнула в ответ: «И у меня!»

До чего же я обожаю шлюх! Почти как дурь, заставляющую их торговать собой. У меня аж мурашки по коже, как представлю: где-то поблизости, под шкафом или в ящичке, дожидается пухленький пакетик со счастьем.

Звонила Молли.

— Угу, — объявил я в трубку.

— Апостол, ты где?

— В пивнухе, — ответил сварливо: мол, где мне еще быть?

— Пив — что?

— Пив-ну-хе! Знаешь, это место, где пиво пьют.

— Апостол, не надо придуриваться! — Ишь как фыркнула в трубку, мол, время — деньги. — Шевелись! Буду ждать на углу Инкерман-стрит и Кейн.

— Что такое? Почему?

— Потому что Нолен нашел отрезанный палец.

Упс! Классическая картинка внезапного прозрения. У Молли, оказывается, был сканер, перехватывать полицейские переговоры. Я сколько раз хотел такой заиметь, да не сподобился бабок набрать. Очень уж скверно карта ложилась и слишком часто массажные салоны попадались по дороге. А пока я шлялся в ночи, пытаясь унять порочные страсти, Молли пересматривала сериал «Место преступления» и бдительно прослушивала назначенных государством слуг и защитников народа.

— Стой, стой! — вдруг выпалила отчаянно.

Я услышал писк сканера.

— Вот дерьмо, вот же дерьмо…

— Что такое? Детка, с чего ты перепугалась?

— Еще один! О боже мой, Апостол, — еще один! Всего в паре кварталов — еще один палец!

— Как? — возопил я, прыгая с одной ногой в штанине.

Дженни расхохоталась — я трусы забыл надеть, и бедный обмякший член болтался селедкой.

— Они сказали, как умудрились найти?

Я испустил нестройную череду проклятий.

— Апостол, сейчас времени нет для разговоров. Я к ним. Встретимся на углу, ладно?

— Молли! — заорал я в пищащую трубку.

Вот же странно: ведь договаривался с Бонжурами о платеже вне зависимости от результата. Найду или дурака проваляю — заплатят одинаково. Но чувство такое, будто просрал всё и вся. Гребаный неудачник. Хоть бы шевелился быстрее, что ли…

Я ведь с самого начала посчитал ее мертвой, разве нет?

Чмокнул на прощанье Дженни в губы, оставив ее стоять нагишом с кучей скомканных купюр в левой руке и с моими трусами в правой. Уже отъезжая, укорил себя за оставленные трусы. Отличные ведь, прямо из номера «Нэшнл джиографик» про китов мира. С голубым китом аккурат на причинном месте — детка, жди фонтана.

Впрочем, отличный повод заглянуть еще раз на Омими, 113.

Не успел я дверь «фолька» закрыть, как телефон забренчал снова. Альберт, мать его, нашел же время!

— Приве-ет! — завопил под аккомпанемент разноголосого гомона и музыки. — Апостол, дружище! Уже и не надеялся тебя поймать! Чем занимаешься среди ночи?

Альберт явно наклюкался в дупель.

— Перечитываю «Войну и мир». Торчу от этой книги, особенно когда французов громят. А ты?

Альберт заржал. Ага, когда за галстук заложим, мы крутейшие парни во вселенной, обаяшки и симпатяшки. И регот-то какой: хозяин жизни. Он даже не в дупель наклюкался, а в дым, драбадан и отмену рабства.

— Спонтанный выпускной у нас. Несем чепуху, снимаем красоток — сам знаешь, как оно.

— В чем де…

— Зелень докурили, — перебил Альберт. — Понимаешь, о чем я?

— Не беспокойся — подброшу еще, — заверил я, мысленно выматерившись.

— Стол, ты крут! Ты круче всех! Тебе посвящается «бис!» в каннабисе!

И заржал над собственной остротой. Очень смешно. Сквозь ржание пробился милый девичий голос: «Это твой парень? Твой парень?»

— Да! — проревел Альберт. — Он классный!

— А тебе посвящается «заткнись» и «заткнись, ради бога»! — сообщил я.

Знаете, мне вовсе не улыбается выступать «парнем» Альберта, тем более «классным».

— Ты что, растрезвонил всем вокруг про наше взаимовыгодное сотрудничество?

Снова заржал — будто я шучу с ним.

— А если серьезно, Стол, — слушай сюда. Хотел раньше позвонить, да из головы вылетело, к чертовой матери. Думал: ну, послание оставлю. Пустоголовый… Знаешь, Стол, ты — мой любимейший крутейший засранец!

— А ты — мой любимейший узкоглазый умник. Выкладывай, чего накопал.

— Уй, прости. Дело такое: я позвонил старому приятелю, он писал диссертацию по философии в Беркли. Баарс уже уволился, но обсуждали его вовсю.

Пьяным всегда кажется: их новости — залет, убой и вселенская драма.

— Выкладывай, не тяни.

— Гениальный, странный, разведенный.

Как им нравится человека загадками мучить, приберечь на потом кусочек посочней!

— По слухам, он второкурсницу свою обрюхатил…

Любопытно. Но ведь наверняка не самый сочный кусок накопанного.

— Альберт, не тяни. Что еще?

— Стол, он курс лекций читал о сектах! Представляешь, о сектах! — проорал в трубку.

Жутко важная новость, надо же.

— Ну допустим.

— Да ты мозгами пошевели! Выходит, он все знал!

— Что все?

— Все о них. Психологию сектантства, социологию, историю. Знал доподлинно, как секту организовать, как представлять, что проповедовать…

Замолк. Из трубки снова полился разноголосый гомон. Альберт выдержал паузу и объявил:

— Стол, это просто невозможно!

— Невозможно? Что он верит в свою галиматью?

— Именно! Он ведь сознательно манипулирует своими учениками. Тут еще хуже, чем с Роном Хаббардом.[35] Гораздо хуже!

Да, все становится на свои места. Правило наихудшего дерьма в действии.

— Эй, а как там насчет травки? — Серьезность Альберта иссякла, и вернулась пьяная ипостась крутого парня. — Может, у тебя номерок есть, а… чтобы позвонить куда надо, понимаешь?

— Попробуй Кимми позвонить, она как раз должна освободиться. Я тебе эсэмэску с ее номером отправлю.

Тогда я обдумывать услышанное не стал. Следовало улучить минутку поспокойнее и прокрутить как следует в памяти.

Умытая симпатичная Молли торчала одиноко на перекрестке, выглядящем на удивление цивилизованно — почти Ньюарк. Три полицейские машины перекрыли улицу, высвечивая фарами окрестные кирпичные стены. Там и сям на тротуарах толпились зеваки, впрочем, не много. В остальном картинка была идиллически мирная, и коп наблюдался лишь один.

— В пивнухе, значит? — спросила Молли вместо приветствия.

— У каждого свои потребности, — ответил я уклончиво.

— Апостол, зачем ты врешь всякий раз, когда спрашивают, где ты?

— Остроумие тренирую, — ответил я, удивляясь: неужто у нее сейчас мои похождения на уме? — И напоминаю себе: я всего лишь пленник реальности этого мира.

— Апостол, ты чудик! — заявила Молли, качая головой. — Самый странный чудик из всех, кого знаю.

— Повезло тебе. И мне тоже, — подытожил я и, чтобы сменить тему, напомнил о деле: — Какие пальцы нашли?

— Указательный и посылательный.

— Какой?!

— Этот! — И показала мне средний палец.

Мною временами овладевает паранойя: а вдруг женщины, интересующие меня, способны прозревать мое нутро? Видеть все до копоти в закоулках души? Наблюдают и прозревают, но играть не прекращают — нравится им мое внимание. Так вот: при виде пальца Молли паранойя забила во мне фонтаном.