Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 4) - Ю Фельштинский

По поводу наших возражений делового характера, т. е. по поводу нашего указания на то, что ссылка тов. Сафарова не имеет и тени делового оправдания, вы не находите возможным привести ничего другого, кроме обвинения нас в "отказе подчиняться решению ЦК на другой день после заявления оппозиции (8 августа) о готовности подчиняться всем решениям ЦК", Мы категорически отвергаем ваше утверждение,

* Видимо, написано Зиновьевым. - [Л. Троцкий.]

будто мы 8 августа обязались молчаливо и покорно переносить все факты бюрократического произвола и фракционной расправы, в частности, высылки и ссылки оппозиционеров в предсъездовский период. Вы, вероятно, помните, какими словами Ленин называл такого рода действия. Большевистское подчинение решениям ЦК не имеет ничего общего с покорно-чиновничьим послушанием. Если кто нарушает постановления последнего объединенного пленума, так это вы. Тов. Сталин говорил на пленуме речи о "перемирии". Если эти речи имели какой-либо смысл, так тот, что ЦК, приняв к сведению заявление оппозиции, примет, со своей стороны, меры к улучшению внутрипартийного режима и, прежде всего, к устранению наиболее возмутительных преследований оппозиции, вдвойне недопустимых перед съездом. Этому вопросу посвящена вторая часть нашего заявления от 8 августа, которая была отделена от первой части, но не отвергнута, а передана Политбюро и Президиуму ЦКК. Высылка Сафарова есть одно из проявлений того предсъездовского организационного наступления, которое вы начинаете проводить по всей линии, применяя те самые средства, которые Ленин порицал, как грубые и нелояльные.

Мы полностью и целиком остаемся на почве заявления 8 августа. Но и самые лучшие намерения с нашей стороны могут оказаться тщетными при продолжении сталинской политики. Наш протест против высылки Сафарова, сохраняемый нами в полной силе, является составной частью нашей борьбы за здоровый режим в партии, который один только способен обеспечить столь необходимые нам единство и революционную дисциплину.

Г. Зиновьев 27 августа 1927 г.

ЗА ЧТО НАС ИСКЛЮЧИЛИ ИЗ ПАРТИИ? (письмо к партийному съезду)

В извещении ЦКК об исключении из партии тт. Серебрякова, Шарова и меня, а перед этим тт. Мрачковского, Воробьева и других говорится, что мы исключаемся из партии за организацию нелегальной типографии. Извещение ЦКК оставляет открытым основной вопрос, почему группа старых большевиков, имеющих более 20 лет партийного стажа у каждого и никогда не прекращавших партийной работы в самые трудные годы царской реакции, - почему эти большевики, вместе с сотнями и тысячами более молодых партийцев были вынуждены на одном из этапов нашей революции организовать нелегальное печатание своих документов, нарушать партийную дисциплину и т. д.?

Между тем, суть дела совсем не в типографиях, ротатopax и т. д., которые, будучи выдвинуты на первый план, заслоняют только политическое и социальное существо дела. Нелегальная типография может быть преступлением, но может быть и чрезвычайно полезным инструментом в деле защиты классовых интересов пролетариата. Все дело в том, на службе какой политики она находится. В этом и заключается весь гвоздь вопроса.

За что же мы исключены, если ставить вопрос политически и социально, т. е. ставить его единственно правильным образом? Почему наши требования сделались "нелегальными" для существующего в партии режима?

Мы требуем увеличения ассигнований на капитальное строительство. Значит мы исключены, как сторонники более быстрой индустриализации страны.

Мы требуем более быстрого увеличения заработной платы рабочим, улучшения охраны труда и т. д. Значит мы исключены за борьбу за улучшение быта рабочих.

Мы требуем уже несколько лет увеличения налогового обложения нэпмана и кулака в пользу госпромышленности. Мы исключены, следовательно, как борцы с капиталистическим развитием в советской стране.

Мы требуем более действительных мер в деле защиты интересов деревенской бедноты, изложенных в нашей платформе и наших контртезисах, и за более действительную помощь коллективному земледелию. Мы исключены, следовательно, за защиту аграрной программы нашей партии.

Мы требуем решительной борьбы с бюрократическими извращениями советского аппарата, против превращения бюрократов - партийных, советских и профсоюзных - в замкнутый привилегированный слой, оторванный от рабочей массы. Мы исключены, следовательно, за требование настоящей рабочей демократии.

Мы требовали разрыва с китайской буржуазией, с Чан Кайши, Фын Юйсянами, Ван Тинвеями и прочими палачами китайских рабочих, крестьян и коммунистов. Противниками такого разрыва, т. е. проводниками меньшевистской тактики в китайской революции, мы были исключены за азбуку большевистской тактики в буржуазной революции.

Мы требовали, одним словом, изменения оппортунистической линии ЦК в ряде вопросов внешней и внутренней политики и, по крайней мере, среднего, социалистического ремонта государственного и партийного аппарата от накопленных в нем бюрократических извращений, замедляющих движение вперед к коммунизму.

За это мы исключены из партии.

Я спрашиваю каждого члена партии и каждого делегата XV партийного съезда, являются ли все наши вышеперечисленные требования, направленные к укреплению диктатуры пролетариата и ее классовой базы, легальными требованиями внутри ленинской партии и внутри советского государства?

Если мне скажут: "эти требования легальны", то я задаю вопрос, почему же в партийной печати нам не давали и не дают, за исключением аптекарской дозы в "Дискуссионном листке" раз за два года, эти требования защищать? Почему десятки статей оппозиционеров брошены в корзину партийных газет, почему запрещена для печати наша платформа, за печатание и распространение которой, за подпись под которой выброшено из партии более 600 человек только за последние два месяца? Какому сумасшедшему придет в голову вертеть ротатором и созда

вать нелегальное печатание своих документов, если нормальный партийный режим дает возможность партийному меньшинству напечатать все это в наших общих органах партии?

Ответ здесь может быть только такой. Борьба за перечисленные выше требования делается в нашей партии уже нелегальной и за защиту их не только исключают из партии, но и сажают в тюрьму, как посадили старых рабочих-большевиков тт. Нечаева, Бровера и ряд других, более молодых.

А если так, естественно поставить следующий вопрос: под давлением каких классов требование нажима "на кулака, нэпмана и бюрократа", требование повышения зарплаты, осуществления рабочей демократии и революционной внешней политики делаются требованиями нелегальными в стране Советов? Под давлением каких классов сторонники оппозиции выгоняются из партии, лишаются куска хлеба, а кое-кто попадает и в тюрьму, в то время, как Кондратьевы, Макаровы, Сады рины, Рудневы могут без всякого риска критиковать в своих официальных выступлениях теперешнюю политику ЦК как "сверхиндустриальную", как задерживающую развитие производительных сил страны и составлять для Совнаркома кулацкие законопроекты землеустойства (вроде проекта, подписанного членом ЦК А. Смирновым от имени Совнаркома РСФСР) и, к счастью, положенного пока под сукно? Почему влияние этих устряловских элементов на политику государства растет, а сторонники оппозиции уже приперты к выходной двери из партии, а пишущий эти строки уже находится за ее дверями после 23-летней партийной работы? Неужели мы все исключенные исключены под классовым давлением пролетариата?

Только последний идиот может допустить такую мысль.

Когда на заседании Президиума ЦКК, которое оформляло приговор об исключении нас троих, я в своей речи между прочим указал на то, что политика раскола и отсечения оппозиции демонстрирует нашу слабость перед международной буржуазией и только усилит ее наглость и натиск на нас, Е. Ярославский в своей ответной речи обронил фразу, которая дает полный ответ на поставленный мною вопрос. Е. Ярославский сказал, что, наоборот, оставление тт. Троцкого и Зиновьева в составе ЦК на августовском пленуме было истолковано буржуазной печатью заграницей, как слабость партии и ЦК, исключение же оппозиции будет доказательством силы партии.

Что означает эта мысль Е. Ярославского?

Она означает, что исключение оппозиции из партии проводится под давлением мировой буржуазии на нашу партию и, конечно, под бешеные аплодисменты наших внутренних Устряловых. Вот в чем весь гвоздь вопроса. К нашим требованиям можно относиться по-разному. Можно с ними соглашаться, можно их считать абсолютно невыполнимыми, устарелыми, несвоевременными и поэтому их отвергать. Но в нормальных условиях при диктатуре пролетариата, при советской власти их нельзя считать нелегальными. Если эти требования делаются фактически нелегальными, то это может означать только одно: к десятилетию