Побег из Шапито - Сергей Панарин

В первом же дворе селянка неопределённого возраста надоумила Павла навестить горемычных браконьеров Витю и Федю. Журналист их посетил. Неудачники маялись от безденежья и за небольшую мзду, эквивалентную поллитре, согласились рассказать обо всём, что пережили в суровом тамбовском лесу.

Павел Гришечкин был весьма амбициозным молодым человеком. Он видел себя через пять лет в Москве, в одном из самых главных изданий. Когда Павел мечтал о столичной карьере, его топорщащиеся ушки краснели от удовольствия. Ради достижения своей цели Гришечкин не поскупился на деньги.

Браконьеры сперва скупо, а потом всё щедрее и щедрее стали делиться неприятными воспоминаниями о событиях, связанных с поиском йети. Федя докладывал обстоятельно, словно получал тайное удовольствие от пережитых позора и страха. Витя морщился, но изредка дополнял рассказ подельника.

Перед тамбовским журналистом разворачивалась картина, достойная опубликования в каких-нибудь «Аномальных паранормальностях». Снежные люди, похищенное ружьё, пропавшие капканы, позже выставленные против хозяев, обезьяна, действующая в сговоре с кенгуру, волком, медведем и даже енотом, распыляющим зловоние… Павел когда-то брал интервью у главврача психиатрической лечебницы, от которого узнал, что двух одинаковых сумасшествий не бывает. Но Федин бред активно подтверждал Витя. Следовательно, либо мужики сговорились и таким сложным способом добывают средства на опохмел, либо их кто-то самым скрупулёзным образом разыграл.

В памяти Павла происходило неясное шевеление. Что-то недавно случилось курьёзное… Это что-то могло быть связано с деревенскими страшилками… Но что?

Кроме того, позвонивший в редакцию человек говорил о многих случаях столкновения с экзотическими зверьми. Гришечкин задал вопрос браконьерам:

– Кроме вас кто-нибудь видел эту бешеную банду?

– А то! – хмыкнул Федя. – Поспрошайте хотя бы продавщицу нашу, Антонинку. К ней обезьяна заходила.

Сфотографировав и покинув страдальцев-охотников, корреспондент отправился в сельпо.

Антонина с нечеловеческим радушием встретила журналиста:

– Я так и знала, что нашим случаем заинтересуется центральная пресса! Вы же из центра?

– Из областного, – честно ответил Павел. – Но если слухи подтвердятся, то я обязательно продавлю публикацию в одной из московских газет.

– В «Правде»?

– В «Искре».

– Ух ты! – Продавщица не поняла иронии и восхитилась с детской непосредственностью.

– Так что у вас стряслось?

История Антонины была значительно короче Фединой, зато образ обезьяны дополнился романтическими штрихами.

– Я его про себя прозвала Макакием Макакиевичем, – откровенничала продавщица. – В магазин пришёл, воистину, что крестьяне, то и обезьяне! Да, своровал, подлюка, фрукты на кругленькую сумму, но ведь не каждый же день в наш сельмаг мартышки заглядывают. А этот такой обаятельный, в пиджаке, не вру! Вы будете смеяться, но он, когда на пороге обернулся да, как бы извиняясь, разулыбался, так сильно напомнил артиста одного!.. Он ещё Паниковского играл…

«Обезьяна в пиджаке, ну-ну», – подумал Павел Гришечкин, щёлкнул дородную Антонину в скупом продмаговском интерьере и откланялся.

Затем корреспондент из первых уст выяснил, что действительно по деревне бегала лиса. Чуть позже доброхоты направили Павла к той бабке, что свалилась в обморок, встретив кенгуру.

– Ой, вот как тебя, зверюгу ту разглядела, – залопотала очевидица. – Бежит на меня скачками. Глазищи навыкат, рыло утюгом, а под мышкой – петушок. Получается, скрал у кого-то курёнка и ходу! Натерпелась я, милок…

Дело шло к вечеру. Журналист попросился к старушке на ночлег, а та была только рада: вдруг наглое сумчатое захочет ещё и в дом проникнуть? Внучке было всё равно, она полагала, что кенгуру добрый. Гришечкин поглядел новости по старому чёрно-белому телевизору да завалился спать.

Утром деятельный корреспондент пожелал отправиться в лес.

– Нешто ты у кенгуры энтой интервью взять хочешь?! – поразилась бабка.

– Нет, но от эксклюзивной фотосессии не отказался бы, – заявил Павел.

– Это ты сейчас на каком языке говорил? – захлопала глазами селянка.

Будущая звезда столичной журналистики Гришечкин махнул, мол, не бери в голову, и пошёл к Вите.

Долговязый браконьер лежал бревном, имея вид трагический и жалобный. На просьбу Павлика поводить по местам боевого бесславия Витя ответил категорическим отказом, с тайным цинизмом посоветовав корреспонденту воспользоваться услугами Феди. Гришечкин отправился к коротышке. Тот послал журналиста ещё дальше – к чёртовой бабушке. Павел посулил денег. Федя выпучил красные глазищи и мучительно простонал, судорожно смяв рубашку на груди:

– Соколик, я теперь туда вообще носа не покажу! Ты когда-нибудь спускался с верхушки гладкой сосны на землю? Попробуй на досуге. Попроси медведя, чтобы он тебя туда загнал, и дерзай. А теперь вали отсюда, пресса фигова.

Гришечкин вернулся в дом долговязого. Молодому журналисту помстилось, что Витя сильнее духом и в конце концов согласится на прогулку. Павел не ошибся.

– Литру поставишь, пойду, – буркнул браконьер.

На том и порешили.

Лес встретил корреспондента и проводника гробовым молчанием. Сначала заволновался Витя, потом неладное почувствовал и Павел.

– Так не бывает, – прошептал долговязый. – Даже птица не чирикнет. Ты как хочешь, а я домой.

Тишина давила на уши. Гришечкин подумал: «Вот же феномен! Пока лес привычно звучит, ты не обращаешь на это внимания. Но как только наступает безмолвие, становится жутко».

Павел расчехлил фотокамеру, но никакой экзотики, как назло, не попадалось. Тогда он окликнул Витю, топавшего впереди, и сделал снимок. Впоследствии долговязый так и попал на страницы тамбовской газеты – длинный, ссутулившийся человек с перекошенным от тихого ужаса небритым лицом и бешеными глазами. «Жертва зверского беспредела», – гласила подпись к портрету.

Постепенно ускоряя шаг, журналист и браконьер чуть ли не выбежали из леса.

На центральной площади собрались мужики – кого-то посетила гениальная идея устроить облаву на кенгуру и обезьяну. Отыскалось пятеро охотников.

– Куда собрались? – спросил Витя, когда они с Павлом проходили мимо.

– Ловить твоих четвероногих друзей. Решили прославиться энтой, как её, сенсацией, – ответил крепенький старичок, поглаживая цевьё ружьишка.

– А вы всем селом пить бросьте, это будет подлинная сенсация, – предложил Павел.

– Святое не трожь, лучше мы кенгурятину поймаем!

– Дырку от бублика вы там поймаете, – сказал долговязый. – Лес словно вымер.

Охотники не слишком поверили Вите.

– Эй, корреспонденция! – окрикнул Гришечкина бородатый мужик. – Не брешет Витёк-то? А то, может, он сам решил кенгуру захомутать?

– Правду он говорит, – буркнул Павел, только добытчики и к его словам не прислушались.

Взяли пару толковых собак и двинулись в путь.

Они вернулись с «облавы» через полтора часа, хмурые и молчаливые. Тихо разошлись по домам и крепко-накрепко наказали детям и бабам не ходить по грибы, да и вообще в лес не соваться.

А Павел Гришечкин привёл Витю в магазин. Долг платежом красен.

Пока Антонина обслуживала покупателей, журналист тоскливо пожаловался:

– Неужели я в тупике? Пустой лес – это не экзотическое зверьё. Не сенсация, а пшик. К кому бы ещё обратиться за помощью?

– Хех! – усмехнулась продавщица. – Тебе, милый, надо к Прохору, леснику нашему. Это для тебя, недотёпы, лес пустой, а Прошка в нём кого угодно найдёт, хоть слона.

– Это хорошо бы – слона, – мечтательно проговорил Павел. – Где живёт ваш Прохор?

– Ну, ты меня умиляешь, сразу видно, городской. Где ещё леснику жить, как не в лесу?

– А как же я?.. – начал вопрос парень, но догадливая Антонина перебила:

– Гляди в окно. Вот дорога. Пойдёшь, не сворачивая, упрёшься в его избу. К нему завсегда на машинах крутые разные ездят. А ходу часов пять. Стало быть, сегодня не рвись, а то уж вечер на носу. Прохор тебе обязательно поможет. Он здесь каждый куст знает – потомственный лесник.

– Спасибо вам, – поблагодарил Гришечкин.

– Не на чем, – отмахнулась продавщица. – Встретишь Макакия Макакиевича, на вот, передай гостинец.

Пухлая рука протянула корреспонденту апельсин.

Выйдя из магазина, Павел и Витя попрощались и разошлись. Долговязый отказался проводить журналиста до заимки лесничего, потому что Прохор терпеть не мог браконьеров. Да и трусил Витя не по-детски.

Гришечкин отправился на постой всё к той же бабке. Упрямый корреспондент решил довести расследование до конца. Почему бы не погулять на свежем воздухе вместо того, чтобы париться в душном городе под бодрящие окрики главного редактора?

На этом людская активность и угасла. Когда наступили сумерки, Лисёна сочла необходимым добежать до Михайлы и рассказать о странном поведении людей.