Франко - Леонид Хинкулов

В Киеве его встретил и приютил на первых порах известный киевский языковед и фольклорист, общественный деятель либерального направления Павел Игнатьевич Житецкий. Затем Франко поселился на квартире у преподавателя, сотрудника «Киевской старины» Елисея Киприановича Трегубова, на углу нынешних улиц Ленина и Репина, в самом центре города.

Жена Трегубова, Антонина Федоровна (урожденная Хоружинская), вспоминает, что Франко быстро сблизился со всей их семьей.

Вместе с Трегубовыми проживали две молодые сестры Антонины Федоровны.

«Они обе были молоды, — рассказывает Трегубова, — хороши собой, веселы, а младшая, Ольга, была вдобавок еще и очень приветлива и остроумна.

В часы, когда днем все наши расходились по делам, Франко оставался с моим маленьким сыном и с дочерью, тоже малышкой, играл с ними, выдумывал им различные сказки, рассказывал о своем детстве, о своей родине. Помню очень хорошо, как Франко рассказывал моему мальчугану:

— Маленьким я не был охотник до книг; все время я просиживал в кузнице своего отца, у которой часто останавливались разные люди, чтобы починить телегу и тому подобное. Однажды приехали купцы, обратили внимание на меня, маленького рыжего мальчишку, так пристально всматривавшегося в пламя, а мечтами уносившегося куда-то очень далеко; узнали, что я школьник, и говорят: «Учись, учись, мальчик! Твой отец кует железо, а ты будешь ковать слова!» Вот видишь, — добавил Франко, как-то тихо, ласково улыбаясь, — с тех пор я и стал внимательно учиться и теперь в самом деле кую слова!..»

Ольга Федоровна Хоружинская училась на Киевских высших женских курсах. Она интересовалась искусством и литературой, горячо сочувствовала народникам.

Имя писателя было ей давно, конечно, известно.

А Ивана Франко Ольга пленила живым, пытливым умом, широким кругозором.

Из Львова он написал ей: «Не знаю, может быть, моя собственная трудная молодость так отразилась на моем характере, что всякое расположение скорее всего тронет меня, что при помощи сочувствия скорее всего можно проникнуть в мое сердце…»

Расположением и сочувствием Ольга и привлекла к себе сердце Франко.

В письмах к Хоружинской Франко излагал свои жизненные принципы, он писал: «Жизнь только тогда будет жизнью, если ее движущей силой будет идея». И в другом письме: «Я люблю ходить в жизни прямыми дорогами и вижу, что они лучше всего ведут к цели».

Летом того же года Франко сделал Ольге Хоружинской предложение и просил Трегубовых переговорить с девушкой.

По-видимому, Трегубовы не слишком уговаривали Ольгу согласиться на этот брак. Но, как подчеркивает в своих воспоминаниях ее сестра, «слава, которая шла следом за именем Ивана Франко, как писателя и социалиста», сыграла в решении девушки едва ли не главную роль:

«Наконец сестра сказала нам, что она собирается выйти за него замуж. Мы, женщины, отговаривали ее, потому что Франко был собою не очень красив, а кроме того, мы спрашивали, будет ли она способна соединить заботы о семье с борьбой, с помощью Ивану Франко в его общественных и литературных делах! Однако сестра не меняла слова, и мы с ней решили поехать во Львов, познакомиться с местной жизнью, с людьми, обычаями и нравами… Во Львове мы прогостили довольно долго… Ольга лучше познакомилась с Франко и подтвердила свое слово быть его женой».

Позже, спустя уже десяток лет, Франко отрицал, что он женился по любви. В 1898 году он писал Агафангелу Крымскому: «С нынешней моей женой я повенчался без любви, а по принципу, что необходимо жениться на украинке[8], и к тому же образованной, курсистке. По всей вероятности, выбор мой не был особенно блестящим, и, имея другую жену, Я МОГ бы развиваться лучше и исполнить нечто более значительное. Ну, да пустое, — суженой конем не объедешь».

Но дело заключалось в том, что, уже сделав Ольге Хоружинской предложение, Иван Франко внезапно был увлечен другой женщиной.

Об этом он говорит: «Роковым для меня было то, что, уже переписываясь с моей нынешней женой, я случайно познакомился с одной барышней, полькой, и влюбился в нее. Вот эта любовь и терзала меня следующие десять лет…»

К этой привязанности Ивана Франко обращены его строки в стихотворении «Любовь три раза мне была дана»:

Явилась третья — дева или гриф?Глядишь — и взгляд иной не хочет цели.

Глаза очарованьем поразив,Вдруг ужасом меня околдовала,Всю силу по пространству распылив…

И яркий блеск сияет в глубинеЕе очей, и снова страх змеится,Но вдруг, рождаясь там, на самом дне,

Мелодия блаженства сладко длится.Я забываю раны, боль и страх,И голос счастья в грудь мою стучится,

Моя душа, как соловей в силках,Щебечет, бьется, рвется — бесполезно!Мне ясен путь, хоть я иду впотьмах

Вниз, по дороге, уводящей в бездну.

Это писалось спустя десять лет после знакомства с женщиной, ни разу не названной им по имени. Нам теперь известно, что то была Целина Журавская (Зигмунтовская). Она не принесла поэту ни радости, ни счастья, но встречался он с ней до самой своей смерти и умер почти у нее на руках…

А время свадьбы приближалось. В апреле 1886 года Иван Франко снова поехал в Киев.

Весной чудесный город очаровал его. Вместе с сыном Житецкого — Игнатием Павловичем — Франко бродил по киевским паркам, любовался архитектурными памятниками.

Поселился он на этот раз у студентов Киевского университета, приезжих из Галичины — Емельяна Киричинского и Крачковского. Студенты проживали на квартире владельца гостиницы и ресторана «Минеральные воды», галицкого эмигранта В. С. Качалы, дяди Киричинского.

Франко быстро сошелся с композитором Николаем Витальевичем Лысенко, о котором еще в 1881 году написал в журнале «Свет» очерк. Они часто виделись. Иногда Франко напевал композитору грустные напевы западноукраинских народных песен, а Лысенко их записывал. Так была записана песня о славном крестьянском революционере Олексе Довбуше.

Лысенко исполнял Франко собственные произведения. Отрывки из своих новых опер на гоголевские сюжеты — «Ночь перед Рождеством», «Майская ночь, или Утопленница», «Тарас Бульба», музыку на тексты «Кобзаря» Тараса Шевченко.

Сохранился восторженный отзыв Франко об опере Лысенко «Тарас Бульба»: «Ее отдельные части, которые я имел возможность прослушать (первое действие для фортепьяно, исполненное самим композитором, и «Дума о буре на Черном море», соло для баритона), производят необычайно сильное впечатление».