Президентский полк - Феликс Меркулов

— В этом вы похожи на моего тестя, — заметил Асланбек. — Он тоже считает, что время идет слишком быстро. Это его ужасно злит. Но он нашел объяснение.

— Очень интересно. Какое?

— Мальчик торопит время, потому что хочет быстрее стать взрослым. Мужчина торопит время до свидания. Женщина торопит время до замужества. Все торопят время. А потом старик изумляется: да кто же так раскрутил этот проклятый маховик часов? Сами и раскрутили.

— Сколько лет вашему тестю?

— Семьдесят восемь.

— Он мудрый человек. За вашего тестя, господин Русланов.

— За вас, герр Швиммер. Как насчет того, чтобы повторить?

— Спасибо, достаточно. Господин Русланов, я подошел к вам не случайно. У меня есть информация, которая вряд ли обрадует вас. Не в правилах нашего отеля вмешиваться в личную жизнь наших гостей, но вы мне глубоко симпатичны. И потому я скажу вам то, чего не сказал бы никому другому. За вами следят.

— Вы уверены?

— К сожалению. У нас, портье, профессиональная память. За вами следят три господина.

— Лица кавказской национальности?

— Не понимаю. Что значит это странное словосочетание?

— Черные, смуглые?

— Нет. Скорее славянской внешности. Думаю, русские. У них очень правильный немецкий язык. Слишком правильный, чтобы быть родным. Вы знаете, что такое Штази?

— Да. Госбезопасность ГДР. Но ГДР давно нет.

— А порода осталась. Мне кажется, они из этой породы. Появились позавчера вечером. Один из них спросил, в каком номере вы живете и когда можно вас застать. Я ответил, что в таких отелях, как наш, не принято беспокоить гостей, поэтому мы не даем никаких справок.

— Он назвался?

— Нет. А теперь незаметно посмотрите на правый угол банка «Кредитанштальт». Видите человека, который читает газету? Это один из них, старший.

Асланбек слегка развернул кресло, как бы устраиваясь поудобней, и внимательно рассмотрел незнакомца. Ему было, пожалуй, немного за сорок. Высокая крепкая фигура. Приличный темно-синий костюм с неброским галстуком. Солидный, но несколько тяжеловатый для весенней Вены. С виду типичный муниципальный чиновник средней или чуть выше средней руки. В Москве он не обратил бы на себя никакого внимания. В Вене в разгар рабочего дня он выглядел как жираф, потому что все австрийские чиновники сидели в это время в своих офисах.

— Вы знаете этого господина? — спросил Швиммер.

— Нет. Но вы правы — он русский. Потому что только русский чиновник может болтаться по городу в разгар рабочего дня и не видит в этом ничего необычного.

— Когда же он работает?

— Никогда.

— То есть?

— Русский чиновник не работает никогда. И в этом одна из тайн загадочной русской души. Вы сказали, что их трое. Кто остальные?

— Той же породы. Но помоложе. Один прогуливается возле «Кайзерпаласа». Второй вечерами сидит в баре отеля и пьет Bier fur Schwanger frau.

— А это еще что такое? — удивился Асланбек.

— Пиво для беременных женщин. Обыкновенное пиво, только без алкоголя. Как кофе без кофеина. У этого господина странный вкус.

— У него нормальный вкус, — возразил Асланбек. — Просто на хорошее пиво у него нет денег. Вы знаете, сколько денег выдают на сутки русским командированным? Шестьдесят долларов. При этом на них нужно не только есть, но и платить за гостиницу.

— Вы шутите! — поразился Швиммер. — Самый дешевый номер в пансионате для студентов стоит не меньше пятидесяти долларов. Разве на эти деньги можно прожить в Вене?

— Можно. Как? Не знаю. В этом заключается вторая тайна загадочной русской души.

— Господин Русланов, я рад, что мое сообщение вас не встревожило. Хоть и не понимаю почему. Но все-таки позвольте дать мне совет. Вряд ли вам стоит оставаться в «Кайзерпаласе». Вы слишком на виду. У меня есть небольшой дом за городом. В тихом, спокойном месте. С небольшим садом. Сейчас дом пустует. Я мог бы сдать вам его в аренду за умеренную плату. Там вам будет спокойно. Вам не нужно регистрироваться в моем доме. Таким образом, вы исчезаете бесследно. Что, на мой взгляд, вам сейчас и требуется.

— Герр Швиммер, вы поскромничали. От войны у вас осталась не только любовь к кальвадосу, но и навык разведчика. Извините за нескромный вопрос: вы воевали во Франции с англичанами?

— Нет, мой молодой друг. Я воевал в маки. Вы знаете, что такое маки?

— Да. Французское сопротивление.

— Боже милостивый! Поразительно! Просто поразительно! Молодой человек из России знает, что такое маки. А у нас об этом уже не знает никто. Да, я воевал с наци — с бошами, как называли немцев мои друзья-французы. У меня не было выбора. Я всегда был социал-демократом и не очень любил коммунистов. Но фашистов я ненавидел. Я не услышал ответа на мое предложение.

— Спасибо, герр Швиммер. Я тронут вашим доверием. И несколько удивлен. Я всегда считал австрийцев и немцев очень законопослушными людьми. А вдруг я преступник?

— Вы не преступник, господин Русланов. У меня есть глаза, которые еще не потеряли остроту. У меня есть голова, которая еще не разучилась думать. И есть еще одно соображение. Оно вне логики. Но для меня главное. У такой женщины, как ваша жена, муж не может быть преступником. Вы не сможете стать преступником, даже если вдруг захотите. Вы обречены на роль благородного человека. Это нелегкая роль. Но вам придется сыграть ее до конца.

— Вы видели мою жену пять лет назад и всего неделю. Вероятно, она напомнила вам какую-то женщину, которую вы хорошо знали и которая сыграла важную роль в вашей жизни. Я прав?

— И да, и нет. Та женщина, на которую похожа ваша жена, действительно сыграла огромную роль в моей жизни. Но я ее не знал. Я даже не знаю, как ее звали. Я видел ее всего полчаса.

— Она была еврейкой?

— Нет, она была немкой. В шестьдесят первом году ей было девятнадцать лет. Ей так и осталось девятнадцать лет. Может быть, когда-нибудь я расскажу вам о ней. Но не сейчас. Спасибо за кальвадос, господин Русланов. Спасибо за содержательную беседу. И помните: мое предложение остается в силе. Имейте это в виду.

— Непременно. Надеюсь, мне не придется им воспользоваться, но все равно спасибо. Я скажу вам только одно: для беспокойства нет никаких причин.

— Вы уверены, что вам не угрожает опасность?

— Сейчас уверен. В котором часу у вас начинается дежурство?

— В девять вечера.

— А когда появляется в баре любитель безалкогольного пива?

— Примерно в это же время.

— Герр Швиммер, окажите мне услугу. Передайте этому господину, что я жду его и его товарищей у себя в номере. Вас не затруднит моя просьба?

— Нисколько. Но вы уверены, что это правильное решение? Эти люди не похожи на тех, кто могут быть вашими друзьями.

— Они не друзья. Они союзники. Именно их я все эти дни ждал.

Швиммер медлительно поднялся из кресла, небрежным движением надел котелок и рассеянно повертел в руках трость.

— Господин Русланов, нет ли у вас ощущения, что вы затеяли опасную игру с судьбой?

— А что делать, герр Швиммер, что делать? — беззаботно отозвался Асланбек. — Се ля ви, как говорят ваши друзья-французы.

— Поэтому я и не хочу быть молодым.

Распрощавшись со старым портье, Асланбек еще немного посидел в кафе, затем расплатился и не спеша двинулся в центр города, по очереди заходя в пивные и бары. В одном из баров он нашел то, что ему было нужно: международный таксофон. Кабина его стояла в глубине бара и не просматривалась с улицы.

Телефон на даче в Краскове не отвечал. В московской квартире сработал автоответчик. Дозвониться до лицея оказалось сложней. Трубку сначала брали, потом бросали. Наконец подозвали завуча. Асланбек представился отцом одной из учениц Рахили Ильиничны. Они договаривались, что она даст несколько дополнительных уроков его дочери, но почему-то не звонит и на звонки не отвечает.

— Она взяла несколько дней за свой счет и уехала с сыном к какой-то подруге, — сообщила завуч. — Она позвонила и сказала, чтобы мы не беспокоились.

— Когда позвонила?

— Позавчера.

Пока все сходилось. Тестю Асланбек звонить не стал: тот мог почуять неладное и устроить совершенно ненужный переполох. Асланбеку и без того стоило огромного груда уговорить Илью Марковича никому ни слова ни под каким видом не говорить о сорока двух миллионах долларов, которые объявились на счету «Сигмы».

У Асланбека было огромное искушение позвонить на мобильный телефон Рахили. Но он сдержался. Она могла выдать себя интонацией, словом. Стоит московским следователям заподозрить, что Рахиль что-то знает о муже, они вывернут ее наизнанку. Не от зловредности, а потому что начальство давит на них со страшной силой, требует результат — чем быстрей, тем лучше. Поэтому это была самая правильная тактика. Она ничего не знает о муже. Совершенно ничего. Чеченские мужчины не посвящают женщин в свои мужские дела.