S-T-I-K-S. Богиня Смерти II (СИ) - Елисеев Алексей Станиславович

Точь-в-точь как в её прошлом мире. Там тоже воры имели всё за чужой счёт и считали это нормальным, а честные и совестливые люди вынуждены были постоянно бороться за свои права и отмываться от грязи, которой их поливали всё те же воры. Воры в министерствах воровали бюджеты на дорожное строительство и уборку снега зимой, воры в офисах уносили домой ручки, блокноты и ластики. Воры на продуктовых складах тащили продукты, не забыв заранее списать их как некондицию. Да что там, вся страна воровала даже книги, которые стоили откровенные копейки. Не говоря уж о музыкальных треках, сериалах, программном обеспечении и прочем, прочем, прочем. И все хором утверждали, что это не они такие, а жизнь такая. Упорно отворачиваясь от того факта, что эту жизнь они создают себе сами — своим хамством, рвачеством и неуважением друг к другу.

Вот и от атмосферы Граничного Ли постоянно хотелось отмыться. В ситуациях, когда жизнь человека оказывается под угрозой, из него вылезает всё то, чем он заполнен. Неказистый и застенчивый клерк может вдруг оказаться отважным защитником слабых. Самовлюблённый красавчик, всегда считавший, что миру мир, возьмёт да и уйдёт в стронги — потому что вдруг поймёт, что иногда мир можно защитить только войной. Сильный может оказаться слабым, слабый — сильным. Отъявленный отморозок неожиданно станет рейдером и пойдёт спасать свежаков. А тихий, степенный и вроде бы законопослушный отец семейства вдруг добровольно подастся в муры.

Вот такой вот он, Улей. Блеск и нищета, уродство и благородство, и всё это так перемешано между собой, что разобраться, где тут истина, а где нет, попросту невозможно. Остаётся только жить и бороться.

Больше эксцессов не было. Люди приходили, смотрели на караванщиков и уходили, даже не взглянув на медсестру. Ровно в шесть вечера знахарь, не успев принять всего двоих караванщиков, попытался было свалить домой, но ему не позволили. В итоге местная поликлиника опустела только в восьмом часу. Последней ушла недовольная медсестра — на её долю выпало вести расчёт обменных курсов жемчуга на горох и спораны, а Улыбчивый и Ли без зазрения совести контролировали каждое её действие и тоже пересчитали каждый споран из выданных на сдачу.

Ли была почти довольна. Её, конечно, коробило, что за помощь пришлось заплатить, но жемчуг — дело наживное. Главное — удалось спасти Скаута, да и на остальных деньги пусть чудом, но нашлись.

Арктика, раньше не больно-то жаловавшая Скаута, теперь не отходила от снайпера ни на шаг, но иногда бросала в сторону Ли полные благодарности взгляды. Блондинка только вздыхала — авторитет среди караванщиков она успела заработать ещё до нападения атомитов. Теперь же он взлетел просто до небес.

Остальные тоже смотрели на неё, ожидая, что она скажет. Ли, без сожалений отдав жемчуг, неожиданно для самой стала лидером выживших караванщиков. И даже Улыбчивый не был против и спокойно уступил ей это место. Оставалось только одно — решить, что теперь со всем этим делать.

Ответ, впрочем, был ясен. Идти на атомитов.

23. Прошлое. Кали

Острейшее лезвие ножа без труда справилось с ещё не успевшим набрать прочность хитином детёныша скреббера. Остриё ножа финки скребануло по чему-то, похожему на небольшой камешек. Ловкие пальцы блондинки аккуратно скользнули внутрь трупика и нащупали нечто шарообразное.

Не веря своей удаче, Кали достала из кармана пачку бумажных салфеток и оттёрла извлечённый предмет от оранжевых потрохов. Какое-то время смотрела на величайшее сокровище Улья, лежавшее в её руках, не в силах, поверить в то, что видит. Но спустя секунду или около того вдруг почувствовала, что жемчужина на её ладони начала нагреваться.

Говорят, так жемчуг настраивается на особенности организма того, кто будет его принимать. Соблазн… Нет, это слово недостаточно точно описывало чувства Кали. Не соблазн — самое настоящее искушение.

Блондинка едва справлялась с желанием попросту взять и проглотить жемчужину. О да, это было нестерпимо! И ведь никто ничего не узнает. Пумба внизу, он ничего не видит, да и не поймёт ничего этот похотливый и тупой болван. Да, у Пата, как и у любого главы любого стаба, наверняка есть ментат, либо он сам имеет этот Дар, так что обвести его вокруг пальца не получится, но… Но ей ведь необязательно к нему возвращаться. Можно поступить так же, как повели себя охотники — завладеть всем жемчугом и пуститься в бега. С такой добычей можно бросить всё и, к примеру, переехать в соседний регион. Особенно если учесть, что бросать особо нечего. И терять — тоже. Разве что репутацию и доброе имя. Хотя вряд ли имя богини смерти можно назвать добрым.

Кали аж зубами заскрипела. Такой шанс выпадает один раз в жизни, и…

Нет! Она дала слово, надо его держать, иначе это будет уже не она, а кто-то другой. Кто-то, кого сама Кали вряд ли сможет уважать. Чувствуя себя конченой дурой, блондинка бросила легендарную белку во внутренний карман своей куртки.

Во втором трупике детёныша скреббера белки не оказалось. Он вообще был каким-то недоразвитым. Зато в четырёх следующих обнаружилось по одной белке. Всего их набралось пять. Пять жемчужин, каждая из которых способна стать причиной вооружённого конфликта двух стабов средней руки. А пять белок сразу вполне могут погрузить в пучины войны весь регион.

Оставался последний трупик. Кали, убрав добычу, вновь занесла финку, но остановила остриё в каком-то сантиметре от антрацитово–чёрной «сколопендры».

Нет. Не может быть…

Снова занесла нож, но уже без прежней уверенности. Начала опускать и…

На этот раз блондинка была уверена, что увидела, как детёныш скреббера пошевелил усиками. Повинуясь странному импульсу, шедшему не из сознания, а из более глубоких пластов подсознания, она отложила финку и взяла «сколопендру» в ладони. Желание добыть ещё одно сокровище улетучилось. А вместо него появилось нечто, чего Кали доселе не испытывала. Ей оказалось важно не убить, а согреть детёныша. Потому что он, пусть и выглядел так непривычно, чуждо и отвратительно, но был сейчас абсолютно беззащитен. Как самый обычный ребёнок. И он нуждался в помощи… в её помощи.

Спустя несколько минут с пыхтением забравшийся наверх Пумба, обнаружил странную мелкую человечку, всю перепачканную слизью, сидящей, скрестив ноги, и баюкавшей ни на что не похожую тварь в своих ладонях. При этом блондинка что-то тихо напевала себе под нос.

Пумба напряг слух и различил слова:

— Ложкой снег мешая,

Ночь идёт большая,

Что же ты, глупышка, не спи-ишь?

Спят твои соседи —

Белые медведи,

Спи скоре-ей и ты, ма-алы-ыш.

Амбалу с детской непосредственностью захотелось похвастаться, что однажды он сразился с белым медведем, победил его и потом съел его. Но желание как появилось, так и пропало, и, посмотрев на свою спутницу, он решил придержать язык, сам не понимая, почему. Пумба уселся рядом с Кали и замер, вслушиваясь в песню, будившую в нём самом что-то толи новое, а толи давно и накрепко забытое.

— Мы плывём на льдине,

Как на бригантине

По седым суровым моря-ям.

И всю ночь соседи —

Звёздные медведи

Светят дальним ко-ора-абля-ям…

Пумбе снова захотелось сообщить, что звёздных медведей он ещё не встречал, но когда встретит, обязательно убьёт одного и… да, съест, конечно. Может и Кали угостить его мясом, если она, конечно, перед этим сделает ему приятно. И снова атомит принял нетипичное для себя решение промолчать.

Блондинка продолжала петь и сама не замечала, что привалилась для удобства к Пумбе, а тому ну вот совсем не хотелось её прерывать. За первой странной песнью она затянула вторую, третью… Через некоторое время атомиту неодолимо захотелось закрыть глаза. Он сам не заметил, как уронил голову на грудь, а через несколько минут задремал.

Кали тоже прикрыла глаза, чувствуя, как время от времени «малыш» шевелится и даже издаёт какие-то звуки на грани слышимости, отдалённо напоминающие пищание, перемежаемое редкими щелчками.