Ричард Длинные Руки – барон - Гай Орловский

Я спустился со скалы, помахал всем.

– Вот и хорошо, что вернулись. А то я здесь в одиночестве молился, молился… Все о высоком, о благе человечества! О духовном. Сэр Смит, выберите себе лучшего коня, эти не так заморились… и брату Кадфаэлю тоже. Граф Эбергард, прошу прощения за резкие слова. Они были вызваны предельной усталостью, но все равно мне прощения нет, я надеюсь только на ваше великодушие.

Граф с трудом оторвал потрясенный взор от двух с половиной десятков сраженных людей. Многих просто смяло, как могучим прессом, трое-четверо еще живы, стонут и пытаются выбраться из-под мертвых тел в тяжелых доспехах.

– Как вы их… Ах да, какое там прощение! Это вы, сэр Ричард, простите великодушно меня за непонимание! Я уж никак не мог подумать, что у вас такие молитвы!

– Вот и отлично, – сказал я с облегчением. – Значит, забыто, хорошо?.. Эй, сэр Смит! Вы что задумали?

Сэр Смит с мстительным выражением на лице вытащил мизерикордию и соскочил с коня.

– Я христианин, – ответил он со злой усмешкой, – а прекращать страдания – по-христиански.

Я остановил его жестом.

– Боюсь, сэр Смит… на это Господь не даст благословения.

Брат Кадфаэль спросил с укором:

– А на убийство двадцати знатнейших христианских рыцарей он благословил?

Я ответил дипломатично:

– Брат Кадфаэль, в тот момент, когда они гнали нас, как стадо волков беззащитных овец Христовых, они не были христианами. Еще меньше были ими, когда лезли на эту скалу, оскверняя уста хулой на Господа нашего. Потому Господь и подвигнул меня их наказать… сам Господь ведь даже Содом и Гоморру сжег к такой матери! Но вот теперь мы со всем христианским смирением должны простить их… и ехать дальше.

Сэр Смит стоял в нерешительности с мизерикордией в руке, потом ухмыльнулся и сунул ее в ножны.

– Вы правы, сэр Ричард! Пусть помучаются перед смертью. А если кто выживет, останется уродом на всю жизнь. Будет живым напоминанием простому народу, что Господь, как вы верно по-паладиньи сказали, долго терпит, но больно бьет!.. Но какой ваш приз, сэр Ричард!

Только теперь я увидел, что все смотрят на меня еще и как на обладателя двадцати великолепнейших коней, на которых ездили сыновья короля и знатнейшие люди королевства, а также дивных доспехов, совершенства которых просто трудно представить в наших северных краях.

Я милостиво улыбнулся, ибо быть храбрым – обязанность рыцаря, а быть щедрым – обязанность сюзерена. Сюзерен просто обязан раздаривать часть добычи, неважно, где она захвачена: на поле брани или на турнире, чтобы заслужить любовь и преданность своих вассалов. Я, правда, сюзерен только для Смита, для остальных я нечто липовое, но в данном случае я – герой, а герои ну просто обязаны так это презрительно отковырнуть пальчиком добычу в сторону. Когда, к примеру, известный ныне судья турниров Уильям Маршалл появился на первом своем турнире в Турине, он захватил много пленников и коней, все путем. Но когда прибыл на турнир в Тулон уже овеянный славой героя, пришлось зажать жадность в кулак, вежливо всем улыбаться, раскланиваться, а на турнире отказываться брать в плен. Более того, он тут же возвращал и мечи и коней, что тут же подхватили и растиражировали в песнях и балладах менестрели.

– Дорогие друзья, – сказал я громко, – это тактическое отступление сплотило нас и даже в чем-то сроднило, потому я и обращаюсь так, словно вы мне все родные. Дорогие друзья, наши кони выполнили свой долг, а теперь давайте дадим им почетный отдых!.. Все это вот, что на этом поле, – ваше. Как кони, так и доспехи. Кстати о птичках – оружие тоже. И то, что в седельных сумках. Разбирайте… а утром поедем дальше!

Последние слова я произнес, взглянув на небо, где солнце уже опускается за горизонт, по земле побежали длинные тени, земля стала тревожно красной, словно кровью я забрызгал ее от края и до края.

Глава 9

Костер пришлось разводить нам с братом Кадфаэлем. Все остальные, за исключением графа Эбергарда, ловят и рассматривают коней, поспешно собирают оружие и доспехи. Даже граф Мемель не утерпел, принял участие в дележе. Среди рядовых рыцарей вспыхивали жаркие споры и даже звучали угрозы, но добычи набралось столько, что хватало всем: по два коня на каждого, не считая тех, на коих прибыли, а еще масса доспехов, из которых не больше десяти испытали на себе Божий гнев, а остальные целехоньки, если не считать торчащих стрел, отыскавших щели.

Граф Эбергард, чтобы избежать жарких споров, распорядился снести все мечи, кинжалы, шестоперы и другое оружие, найденное у павших, в одну кучу. В пламени костра она блестела, как огромная гора несметных сокровищ, коей и являлась в глазах ликующих рыцарей. Для них оружие и есть драгоценность.

Пес обнюхал и унесся на охоту, а мы расселись у костра, безумно усталые, впервые можем отдохнуть и выспаться. Но сон не шел, все смотрят жадными глазами на груду мечей, глаза сияют, а дыхание учащается, как при виде обнаженных красавиц. Граф Эбергард посматривал на меня со странным интересом, но помалкивал, зато граф Мемель подсел ближе и сказал довольным голосом:

– Это было великолепно, сэр Ричард!.. Я не знаю, как вам это удалось, но раз уж Господь вас не испепелил, значит, вы действуете с Его благословения. И, знаете ли…

Он умолк, глаза его обшаривали мое лицо пытливым взглядом.

– Что? – спросил я.

– Вы очень хорошо играете сына герцога, – произнес он и покосился на графа Эбергарда, не слишком ли далеко зашел в похвалах. – Вы держитесь достойно. Особенно всех потряс этот щедрый дар!

– Ну да, – фыркнул я, – а что я стал бы делать с такой добычей?

Он усмехнулся, покачал головой.

– Мы могли бы вести коней с навьюченными доспехами, как и поведем, только это считалось бы вашей собственностью.

Я отмахнулся.

– Много вещей не есть хорошо. Брату во Христе на хрен они все? Все эти кони… разве сравнятся с моим Зайчиком? А так сделал людям приятное. Вон как радуются!

Он посмотрел так внимательно, что я ожидал вопроса, сколько мне лет, но он смолчал, только велел двум рыцарям оставить наконец доспехи и заняться ужином. Я видел, как неохотно эти воины оторвались от перебирания мечей и кинжалов, быстро и умело разделали оленя, что приволок Бобик, ломти мяса насадили на вертела и водрузили над огнем.

Сэр Смит с видимым удовольствием облачился в великолепные доспехи. Такой тонкой работы еще не видел: все пластины подогнаны с дивной точностью, не просунуть и стебелек травы, в то же время латы не стесняют свободы движений. Особенно пришел в восторг от конического шлема с пышным плюмажем, тоже покрытым благородным серебром самой искуснейшей выделки. Рыцари графа Эбергарда за неимением оруженосцев помогли ему облачиться в кольчужную рубашку, в стальные поножи, а в довершение всего великолепия набросили на плечи черный плащ с вышитым золотом вздыбленным конем.