Сталь разящая - Евгений Лукин

— Позволь, ты что, уже нанял кого‑то?

— Да. И очень удачно.

— Не поторопился? А вдруг Тамара эта вообще сюда не заглянет? Возьмет да и пошлет Васятку нашего куда подальше…

Распорядитель выдержал паузу. Авторитет его восстанавливался на глазах.

— По дороге в ресторан они заехали за Истриной, — пояснил он свысока. — Ночевать Василий будет сегодня у нее — зеркало семь эр‑ка пятьсот шестьдесят один восемьсот тридцать один… Исполнителя на роль Полупалова там уже подобрали. А завтра они вдвоем с Тамарой намерены заявиться к нам. Так что готовьтесь, Василий. Бенефис грядет.

Дядя Семен хмурился и в сомнении жевал губами.

— Может быть, стоило сначала ту ее персоналию на гастроли вызвать? — спросил он. — Все‑таки опыт, она ведь ее уже довольно долго отражает. А так ввод с колес получается…

— Ладно, не буду вас дразнить, — сжалился распорядитель. Судя по голосу, очень был доволен собой. — Раскрою свой маленький секрет… Отсутствуя, как тут изволили выразиться, по своим шкурным делам, заглянул я в зеркало семь эр‑ка… ну, и так далее… Посмотрел эту самую Тамару Истрину, а потом уже подался на биржу. Вдруг гляжу: ба! Что такое? Она!.. Подруливаю, представляюсь. «Простите, — говорю, — девочка, последнюю вашу работу не Тамарой ли Истриной звали?» Она глазенками — луп‑луп! «Ой! — говорит, — А откуда вы знаете? Я ее пару месяцев назад в фирме одной отражала, только она уже оттуда уволилась…» А?! Ничего себе находка? Так что обойдемся без гастролеров, Семен!

Ветеран зазеркалья слушал — и лишь головой качал.

— Чудеса… — вымолвил он наконец. — И где ж она теперь?

— Обещала: с халтуркой одной разделается — прибудет…

Отражение # 12

Трудно сказать, что из себя представляла настоящая Тамара Истрина, но ее отражение Егору не понравилось решительно. Внешность Василий описал довольно точно: дама рослая, в теле, взбитые волосы цвета пакли. Все прочее явилось полной неожиданностью: вульгарная, хриплоголосая, бесцеремонная… Даже к оригиналу своему, судя по первой фразе, персоналия Тамары Истриной ни малейшего почтения не питала.

— Ну и вкусы у нее! — оглядев с головы до ног Василия Полупалова, язвительно выговорила она ярко накрашенными губами.

Затем, подбоченившись, окинула оком окрестности.

— Ну и что это за свалка вокруг павильона? — отрывисто спросила она.

Далее влетело обслуге. Нервная привередливая Тамара заставила незримых тружеников убрать всю распадающуюся неодушевленку до последнего окурочка, а потом еще потребовала вынести из коробки во внешнее зазеркалье стол и стулья.

— Ничего! По новой отразите! А этой рухляди… — Брезгливый взгляд в сторону истаявших табуреток и кухонного столика. — …чтобы я здесь больше не видела!

В общем‑то ничего плохого в распоряжениях Тамары Истриной не было. Добавь она во все это каплю юмора или добродушия — и бесцеремонность ее показалась бы очаровательной… Не желала добавить. Или просто не могла. За неимением.

Полупрозрачная колода карт повергла ее в остолбенение.

— Ну вы совсем уже вообще! Лень у соседей карты попросить? — И решительной мужской походкой — вся в коже, норка нараспашку — двинулась к ближайшему павильону.

— И как вам наше новое приобретение?.. — искательно проскулил над самым ухом дяди Семена незримый распорядитель. — Колоритна, правда?..

Кажется, он уже и сам раскаивался в содеянном.

— Колоритна… — с непонятной интонацией отозвался ветеран, задумчиво глядя, как катаются под вороненой глянцевой кожей плаща подобно двум ядрам тяжелые ягодицы. — Ох, колоритна…

— Да?.. — жалобно, с надеждой переспросил распорядитель. — Ну я тогда в павильон… Сцену готовить…

Некоторое время все молча смотрели вслед Тамаре.

— Васенька, — негромко позвал Арчеда, поправляя очки. — Ты в прошлый раз говорил: культура чувствуется… Или мне послышалось?

Но Василий Полупалов и сам был озадачен не меньше других.

— В том ее отражении — чувствовалась… — недоуменно молвил он. — А в этом почему‑то — нет…

— А кто она вообще по жизни? Кем работает?

— Тебе ж сказали: уволилась из какой‑то фирмы. Два месяца назад… Где работает сейчас — не знаю…

— Я бы тоже уволился, — подал голос угрюмый Егор. — Разок бы в зеркало взглянул — и уволился…

— Ох, помяните мое слово, господа… — болезненно закряхтел Леонид Витальевич. — Отпугнет она Тамару и от нашего стеклышка. Карикатура ведь…

— Да если бы карикатура! — мрачно заговорил опытный дядя Семен. — Ты посмотри, с какой она тщательностью все ее недостатки выпячивает! Не‑ет, это не карикатура, Леня, — это работа. Причем не самая плохая… Только что ж она ее так не любит, Тамару‑то свою?.. Ох, бабы‑бабы… Загадкой были, загадкой остались…

— Слушайте, а может, все просто? — встрепенулся Арчеда. — Она же ее до сих пор только на службе отражала! Знаете, как бывает? Дома — лапушка, а на службе — сволочь сволочью…

— М‑м… дай бог если так… — промычал дядя Семен. — Может, ты и прав. Присмотрится, обтешется…

Персоналия Тамары Истриной шла уже с добычей обратно. Приблизившись, одарила развратной улыбкой — и сразу стало заметно, что один из передних зубов у нее — кривоват, а другой нуждается в починке. Бросила на стол потрепанную, но явно свежеотраженную колоду карт.

— Хотели новенькую всучить, нераспечатанную, — презрительно сообщила она. — Нет уж, говорю, нераспечатанной сами играйте…

— Спасибо… — растерянно поблагодарил культурный Леонид Витальевич, но ответа не получил.

Отражение Истриной скрылось в павильоне, и там вскоре стало шумновато.

— Да нет, не так, не так!.. — слышался ее капризный, с хрипотцой голос. — В том‑то и дело, что все должно быть тусклым! До того момента как я войду, все должно быть тусклым…

— Нет уж, позвольте решать это мне… — дребезжал в ответ распорядитель.

Мужчины посмотрели на карты, потом друг на друга.

— Кстати, — сказал Василий. — Про Ирину ей говорить?

Призадумались.

— Нет. Ну ее к черту! — мрачно молвил дядя Семен. — Тут же сбежит…

— Может, оно и к лучшему…

Снова задумались.

— Как хотите, а распорядитель наш — придурок редкостный, — подытожил впечатления Леонид Витальевич Арчеда.

Егорка молчал.

А потом наступило утро. В павильоне уже корректировали солнечный луч, падающий из лишенного шторы окна, и ругались насчет пылинок. Затем наконец прозвучало:

— Полупалов, приготовиться!..

Василий встал.

— Ну что… — произнес он без особой радости. — Пойдем ломать комедию. — Вздохнул и признался с горечью: — Не представляю, как с ней в паре работать!

Персоналия Тамары Истриной уже стояла возле ртутно‑серого куба и скорее лыбилась, чем улыбалась. Косметики на ее лице было отражено в избытке.

— М‑милый… — сказала она Василию и вытянула губы хоботком.

Он взял ее под руку.

— Шампанское!.. Цветы!.. — скомандовал распорядитель.

Кто‑то из невидимой обслуги сунул Василию большую бутылку, а Тамаре — завернутые в целлофан алые розы.

— Внимание! Истрина! Полупалов! Ваш выход…

Василий приоткрыл дверь и ступил в отражение комнаты первым. И то же самое сделал его оригинал в прямоугольном зеркале, висящем на противоположной стене. Брови у обоих одновременно вздернулись, рот виновато скривился.

— Ты извини, Том… — ловя краем глаза малейшее движение губ двойника, торопливо проговорил Василий. — Тут у меня бардак… Начал уборку — и как раз мужики нагрянули…

Безупречно копируя все движения оригинала, он отодвинулся в сторону. Партнерша переступила порожек. Остановилась.

— Господи, ну и морда у меня в этом зеркале!.. — раздался ее хрипловатый возглас, исполненный, впрочем, скорее злорадства, чем ужаса.

Где‑то совсем рядом закряхтел недовольный грубовато поданной репликой незримый распорядитель.

— Да ладно тебе… — пробормотал вслед за оригиналом Василий, делая шаг вперед, — и тут случилось то, что поначалу он принял за обыкновенную, хотя и досадную накладку.

— А так?.. — неожиданно высоким надломленным голосом произнесла у него за спиной партнерша, хотя настоящая Тамара Истрина еще и рта не открывала.

В следующий миг оба лица по ту сторону зеркала исказились — и Василий, уже догадываясь со страхом, что происходит, оглянулся. Отражения умеют делать это стремительно — для людского глаза такое движение неуловимо. Однако сейчас Василий не просто оглянулся. Он оглянулся — и замер, забыв обо всем. Даже о собственном двойнике.

Вместо отражения Тамары Истриной посреди комнаты, устремив в зеркало беспощадные прозрачно‑серые похожие на плавящийся лед глаза, стояла Ирина Полупалова — хрупкая, болезненно бледная, рыжеватая.