ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ - Михаил Бойков

И Яшка, и его приятели рассказывали мне просто невероятные случаи из практики этого железнодорожного вора. Например, украв у спящего в вагоне пассажира чемодан, он лезет с ним на вагонную крышу и там ждет встречного поезда. Когда оба поезда поравняются, вор прыгает на крышу одного из вагонов встречного. Для этого он выбирает или первый или последний от паровоза вагон. Струя воздуха над ними сильнее, чем над остальными, и моментально прижимает прыгуна к крыше.

Описанию этого трюка я не поверил, но урки клялись и божились, что это правда. Во конце концов они сослались на свой "авторитет правдивости".

— Спроси у Петьки Бычка. Он трепаться не умеет. Я обратился к Бычку. Тот подтвердил слова урок.

— Верно. Сигает Яшка по энтим поездам, как кот по заборам. Своими глазами зырил. Тогда я спросил у вора-трюкача:

— Зачем вы такими трюками занимаетесь? Ведь опасно; рискуете шею сломать. Да и бесполезно это для вашей профессии. Чемоданы можно красть и без трюков.

Он ответил хвастливо:

— А это, чтоб меня уркачи уважали, а марухи любили, как бабы в кино Тарзана любят.

О своих подвигах Яшка Цыган рассказывает с хвастливым увлечением. При этом его речь представляет сплошной и просто чудовищный жаргон:

— Причапал я на бан. Зырю, а там фраер дохнет, и т. д. (Пришел я на вокзал, а там пассажир спит.).

По национальности он цыган из табора, кочевавшего по Северному Кавказу. Местные власти в 1933 году решили осчастливить этот табор "радостной и зажиточной колхозной жизнью". Они предложили цыганам:

— Бросьте свои кочевые привычки и организуйтесь в колхоз.

Цыгане отказались. Тогда нескольких из них расстреляли, а несколько десятков посадили в тюрьму, в том числе и Яшкиных родителей. Остальным пригрозили тем же. Цыгане, со скрежетом зубовным, "добровольно согласились организоваться в сельскохозяйственную артель", что и было записано в протоколе их "общего собрания". Так в минераловодском районе возник колхоз "Труд Ромэн". В 1938 году этот колхоз энкаведисты обвинили в шпионаже и вредительстве. Без суда он был, вместе с женщинами и детьми, отправлен в концлагерь.

Яшка "организовываться" не пожелал, ушел из разоренного табора в город и там спутался с урками. Кроме этого, он пристрастился к кино; каждый свободный от "работы "вечер просиживал перед экраном и, наконец, решил подражать героям авантюрных фильмов и, особенно, Тарзану.

Для энкаведистов Яшка Цыган — бывший социально-близкий элемент, превратившийся, под влиянием среды (т. е. кино) во "врага народа". Он был пойман ими при попытке перехода турецкой границы.

— Хотел смыться в Америку и надыбать там тарзанову хевру, — объясняет это обстоятельство Яшка.

"Старшего брата Тарзана "обвиняют в измене родине. Обвинение очень серьезное. За такие вещи, в период ежовщины, в лагери не посылали, а расстреливали.

5. Печатных дел мастер

У Семена Борисовича Прицкера очень ценная для уголовников профессия. Он снабжает уголовный мир Северного Кавказа фальшивыми печатями и штампами собственного изготовления.

Семен Борисович маленький, невзрачный и очень словоохотливый человечек лет 45-и с добродушно-хитрой физиономией и близоруко прищуренными глазками. На мой иронический вопрос: "Как дошли вы до жизни такой?" он разразился градом вопросов:

— А вы знаете, какая у меня на воле была жизнь? И какая семья? И сколько я зарабатывал в артели? И какой прожиточный минимум нужен моей семье? И сколько с меня советская власть тянула налогов и займов?

Я ответил коротко, что не знаю. Семен Борисович, оживленно жестикулируя, начал объяснять:

— Если вы не знаете, так я вам скажу. На моей бедной еврейской шее сидели жена, четверо детей, теща и племянница. Что вы на это скажете? И сколько им всем нужно хлеба? В артели мне платили 350 рублей за месяц. Вот как у нас ценят специалистов. А ведь я таки приличный специалист. Меня артельщики называли: "печатных дел мастер".

Прицкер работал в кустарно-промысловой артели "Красный гравер"; резал печати и штампы. Какой-то знакомый еврей однажды предложил ему:

— Слушайте Сеня! Хотите хорошо заработать?

— Он еще спрашивает! С первых лет революции хочу и не могу, — воскликнул Семен Борисович.

— Одному человеку спешно нужна печать.

— Так в чем дело? Пускай завтра приходит в артель.

— Представьте себе, Сеня, он не может приходить к вам в артель.

— Что, он безногий? Так пускай приедет в тележке. — У него очень быстрые ноги, но ему нужна печать… городского отделения милиции.

Перепуганный Семен Борисович всплеснул руками.

_Что?! Ой, вы, кажется, проситесь в сумасшедший дом.

— Ничего подобного.

— Вы знаете, что такое фальшивая печать? За это же в тюрьму сажают. А у меня там нет приятелей. Знакомый перебил его:

— Человек предлагает 500 рублей. Мне 20 процентов за комиссию. И никто не будет знать…

Гравер соблазнился и, на следующий день, встретился на улице с "заказчиком". Через некоторое время ему заказали вторую печать. Попался он на пятой.

— Я же знал, что эта грязная история кончится посадкой, — жестикулируя утверждает Семен Борисович. — Ведь мы же, граверы, всегда ходим под стеклышком. За нами всегда хвосты. И они меня таки посадили. А что я мог поделать? Вы бы, на моем месте, не соблазнились?

— Не знаю.

— Вы себе представляете, что такое 500 рублей для моей семьи? На них я мог кормить детей не одним черным хлебом…

В тюрьме Прицкер сидит второй год. Следствие по его делу затянулось. Энкаведисты хотят "выбить из него" показания, обвиняющие всю артель "Красный гравер "в изготовлении фальшивых печатей для "врагов народа". Он упрямится и кое-как выдерживает "методы физического воздействия".

Своей профессиональной деятельностью Прицкер продолжает заниматься и в тюрьме. Уголовники с воли тайно передают ему оттиски нужных им печатей, куски резины и пробки и крохотные ножички, искусно сдеданные из лезвий для безопасных бритв. Забившись в уголок, гравер режет печати, а урки следят за тем, чтобы ему не помешали тюремщики.

Семен Борисович не только искусный резчик, но и весьма оригинальный художник. Образец своего искусства он продемонстрировал на листе бумаги с текстом

предварительного обвинения по моему делу.

— Дайте мне на минуточку вашу обвиниловку, — как-то попросил он.

— Зачем она вам? — удивился я.

— Интересуюсь печатью управления НКВД. Я исполнил его просьбу. Несколько секунд Семен Борисович внимательно рассматривал печать, затем плюнул на ладонь и быстро стал что-то рисовать на ней огрызком химического карандаша. Закончив рисунок, он положил лист бумаги на стол и придавил его ладонью.

— Как вам нравится такой фокус? — спросил он, подавая мне бумагу.

На ней красовались две совершенно одинаковых печати управления НКВД…

За каждый выполненный Прицкером "заказ" уголовники аккуратно платят его семье 500 рублей.

— Что еще нужно заключенному и многосемейному еврею-граверу? Это же солидное дело. Я в тюрьме готов сидеть сто лет. Наши урки умеют ценить специалистов, — подмигивает мне "печатных дел мастер".

6. "Комик"

Новый арестант переступил порог камеры. Староста вгляделся в него и, с ленивым спокойствием, сиплым баритоном приказал уркам:

— Братишечки! Навешайте ему!

Урки вскочили с пола и стаей бросились на арестанта. Он дико взвыл и заметался у двери. Его повалили на пол и началось избиение. Били не сильно, но до крови из носа и синяков на физиономии. Человек извивался на полу и тоненьким, почти детским дискантом, захлебываясь и плача, выкрикивал:

— Урочки! Жулички! Родненькие! Миленькие! Не бейте! Больше не буду!..

Только Федор Гак, Семен Борисович да Яшка не принимали участия в избиении. Я попробовал заступиться за новичка, но сильным толчком локтя в бок староста отбросил меня в сторону и звучно просипел:

— Не лезь, Контра! Ему за дело навешивают. Избиение продолжалось несколько минут, пока Федор не остановил урок. Окровавленный человек, всхлипывая и лихорадочно стуча зубами, пополз в угол камеры. Староста, отхаркнув, метко чвыркнул плевком сквозь зубы на оголенную спину наказанного и произнес сипло, вполбаритона:

— Это тебе, гадюка, на первый раз. А замечу стук — велю дать отбивные по ребрам…

В воровском жаргону имеются десятки определений битья. Навешать, значит побить до крови, но не особенно сильно. Выбить бубну — это уже посильнее, с потерей зубов или повреждением носа. Отбивные по ребрам — избиение с переломом их. Сыграть в футбол — бить ногами, давать по кумполу — бить по голове, посадить в кресло — отбить печень, вложить на совесть — избить до полусмерти или искалечить,

За что же били нового арестанта? Расспросив заключенных, я узнал это во всех подробностях. Оказалось, что он среди уголовников пользуется известностью неисправимого "стукача", т. е. доносчика. Доносы же в уголовном мире квалифицируются, как самое тягчайшее преступление.