Сирийский патруль - Сергей Соболев

Сапиенса, посаженного в один из отсеков собачьего питомника, повело вправо. Но и с той стороны, разграфленной на квадраты сварной арматурой, на него скалилась чья-то клыкастая пасть!..

На звуки этой возни, вызванной тем, что лежавший до этого на полу одного из вольеров «хомо сапиенс» очнулся и встал на ноги, мгновенно среагировали другие обитатели этого адового местечка — отовсюду теперь доносился собачий лай!

Иван вытер рукавом слезящиеся глаза. Кое-как все же проморгался… Его трясла нервная дрожь; временами он слышал, как мелко, часто постукивают его собственные зубы — то ли от страха, то от холода.

Кстати, было не так чтоб уж очень холодно — градусов двенадцать. Но довольно сыро, да еще по пространству клетки гулял сквозняк…

Неудивительно, что он так окоченел. Во-первых, какое-то время, пока был в отрубе, он, по-видимому, лежал бревном на полу клетки, ничем не прикрытый. А во-вторых, одет уж очень легко для такой сырой прохладной погоды: на нем та самая одежка, в которую его заставили облачиться нападавшие — шаровары и длинная полотняная рубаха.

Козаку наконец удалось стабилизировать собственное положение: теперь он стоял, широко расставив ноги, чтобы не упасть, в центре «своей» клетки.

Некоторое время очнувшийся только что «хомо сапиенс» озирался по сторонам, пытаясь сообразить, где он находится и что все это может означать.

Клетка, в которую его определили, при ближайшем рассмотрении оказалась собачьим вольером. Длина примерно три с половиной метра; состоит как бы из двух секций — «выгул» и «зимник». Ширина около двух метров; высота в правой от него части два с небольшим метра — это «выгул», а в выложенном по пояс кирпичом «зимнике» — в человеческий рост.

По правую руку точно такой же вольер. И слева от него, и позади. Всего здесь имеется два ряда таких однотипных вольеров, по шесть собачьих квартир в каждом. Кроме уже знакомого Козаку «кавказца» его соседями оказались два ротвейлера. Оба беспокойно бегали по своим клеткам, цокая когтями по дощатому покрытию. «Кавказец», попытавшийся было сокрушить перегородку, налегавший на нее всем немалым весом, наконец успокоился, переместился в другую часть своей клетки и принялся нервно лакать воду из поилки…

Вольеры для служебных собак, в один из которых поместили «хомо сапиенса», занимали примерно треть площади довольно просторного двора. Сам этот двор, посыпанный грязно-серым песком, а местами и опилками, окружен бетонной стеной высотой около трех метров, которая в одном месте переходит в стену двухэтажного строения, сложенного из кубиков газобетона. На внутренний двор смотрели четыре окна, по два на каждом этаже. Окна нижнего этажа забраны решеткой.

На плоской крыше виден фрагмент решетчатой мачты и две небольшие спутниковые антенны. На кронштейнах укреплены две камеры, одна смотрит в аккурат на вольеры. Еще две следящие камеры Иван заметил с противоположной стороны периметра: они закреплены на верху стены, одна смотрит во двор, другая развернута в противоположном направлении.

Приглядевшись внимательней, Иван заметил металлическую дверь — она окрашена в серый тон и почти незаметна на фоне стены этого строения.

Если смотреть правее от этого небольшого здания, можно разглядеть над стеной верхушки нескольких деревьев — судя по заостренной форме крон, это кипарисы.

В нескольких шагах от вольеров стоит черное пластиковое кресло. Наверное, в нем дежурит охранник. Но сейчас оно пустует; возможно, этот сторож, или служащий, или кто там сидел, в этом кресле, ушел в дом, предоставив запертых в вольерах псов и привезенного сюда «сапиенса» самим себе.

На дворе пасмурный день. Эти гады сняли у него с руки подаренные Шерали часы, и теперь можно только гадать, какой сегодня день и сколько сейчас времени. Может, позднее утро, а может, послеполуденное время…

Козак переместился к фронтальной стенке вольера, глядящей как раз на двор и на двухэтажное строение, вписанное в периметр ограды. Взялся за прутья; подергал, испытывая их прочность…

В нижней части перегородки обнаружилась дверца. Она, как и следовало ожидать, заперта. Более того, заперта сразу на два замка: один крепится на намотанной вокруг цепи, второй продет в проушины, приваренные к самой двери и косяку.

Присев на корточки, Иван попробовал на крепость сами эти замки, а также проверил, насколько надежно приварены проушины для замка.

Тщетно… весьма крепкие тут запоры.

Убедившись, что ему вряд ли удастся самому без каких-либо инструментов открыть вольер и выбраться наружу, Козак выпрямился и принялся дуть на окоченевшие пальцы.

Бросив взгляд на беспокойно блуждающего за перегородкой соседа-ротвейлера, Иван вдруг застыл… Его глаза широко раскрылись от изумления.

Козак вполголоса матюгнулся: он только сейчас заметил, что в крайней — через одну — клетке этого ряда вольеров сидит еще одно человеческое существо!..

В буквальном смысле сидит — устроившись на корточках на полу, обхватив себя руками, спиной к тому, кто смотрел в ту сторону через прутья собачьего вольера.

— Эй! — крикнул Козак. — Эй, Жанна?!

Женщина вздрогнула…

Медленно поднялась на ноги.

На ней все то же цветастое восточное платье до пят. На голове спутанная копна темных волос — молодая женщина то ли не захотела избавиться от парика, то ли, находясь в состоянии прострации, не замечала этого стороннего предмета.

Лицо бледное, губы скошены набок. Посмотрев в сторону окликнувшего ее субъекта, она что-то произнесла, но что именно, Козак не расслышал.

— Жанна, скажи что-нибудь?!

— Speak English! — донесся до него женский голос.

— Что?

— Speak English, fucking stupid!.. [17]

Козак облизнул потрескавшиеся губы. Внутренности его ссохлись, как старая автомобильная покрышка; очень хотелось пить. Организм жутко обезвожен…

Скорее всего, это воздействие того же препарата, которым его попотчевали сначала на дороге у пробитого пулями навылет джипа, а затем и в самолете.

«Она не хочет, чтобы мы говорили по-русски… — промелькнуло у него в голове. — Почему? Наверное, поняла, где мы находимся. Может быть, даже знает уже точно, кто именно организовал эту акцию…»

Дальнейший их диалог, если его можно назвать таковым, проходил на английском.

— Джейн, как ты?

— Ты что, оглох и ослеп?! — крикнула женщина. — Разве не видишь, тупица, куда нас привезли?!

— А куда нас привезли?

— Не знаю, мать твою!! Знаю только, что все эти «траблы» из-за тебя!

Ротвейлер, занимавший тот вольер, что расположен между клетками, в которые посадили «сапиенсов», услышав звуки человеческой речи — вернее перебранки — стал поочередно метаться то к одной перегородке, то к другой.

Остальные обитатели собачьего общежития тоже проявляли повышенную нервозность. Поднялся собачий брех; отовсюду теперь слышался лай. Ивану пришлось изрядно поднапрячь голосовые связки, чтобы переорать всю эту собачью свору.

— Хватит ругаться, Джейн!! Лучше скажи, ты давно пришла в себя?!

— Не слышу!!

— Ты кого нибудь видела? Кроме этих тварей!

— Охранник!..

— Где он?

— Ушел с полчаса назад в дом!

— Нас доставили сюда на самолете!

— Что?!

— Я говорю, нас доставили сюда на каком-то самолете!.. Я видел тебя в салоне!.. Потом… потом вырубился!!

— Чтоб ты сдох!

— Про самолет слышала?

— Я не глухая!

— Так что скажешь?

— Мы в Турции, тупой ты идиот!..

— А где именно? И на хрена нас сюда привезли?

Джейн, даже если и знала, ответить на вопросы Козака не успела. Из серого строения через малозаметную дверь во двор выбрался какой-то субъект. Одет в брюки и бушлат камуфляжной расцветки… Без шлем-маски, но с помповым ружьем в правой руке. Наверное, местный охранник.

За те несколько секунд, пока он шел от дома к вольерам, Козак успел его разглядеть. Кряжистый, чуть выше среднего роста. Судя по наружности, южанин: широкое смуглое лицо, приплюснутый нос, темно-карие глаза, уши маленькие, сплюснутые, как у борца. Подстрижен почти наголо. А вот скулы, наоборот, покрыты густой щетиной.

Когда незнакомец подошел ближе, Иван рассмотрел еще одну маленькую деталь: у этого типа в правое ухо продета серьга.

Охранник остановился в метре от вольера, внутри которого взаперти держали Козака.

— Что за шум?! — сказал он на сносном английском. — А ну заткнись! Не видите, собаки из-за вас нервничают?!

— Позови старшего, — глядя в его темные равнодушные глаза, сказал Козак. — Кто у вас тут старший?

— Вот он, — охранник, держа «помпу» на сгибе локтя, лениво кивнул в сторону мечущегося в соседней клетке «кавказца». — Хочешь пообщаться с ним?

— Нет.

— Я могу запустить его к тебе в клетку!.. А ты задашь ему свои вопросы.