Приданое лохматой обезьяны - Дарья Донцова

Антонина Михайловна, вспомнив прошлые свои мытарства, расплакалась. Как ни странно, Никита молча ждал, когда мать успокоится. Через минуту она продолжила рассказ.

– Хорошо помню: исполнилось тебе восемь месяцев, вхожу в садик и думаю: «Останусь тут навсегда, выпрошу у директрисы кладовку, втащу туда раскладушку, нам хватит».

Клара Егоровна мне навстречу пошла, только очень просила, чтобы никто не пронюхал. Не положено в детском учреждении на ночлег даже сотрудникам оставаться. Полгода я в кладовке спала, домой постирать и переодеться заглядывала. А потом все и случилось…

Однажды к Кирилловой подошла симпатичная молодая женщина Надя, мать Андрея Савельева, и поинтересовалась:

– Тонечка, вы случайно не заболели? Бледная такая, прямо прозрачная, синяки под глазами в пол-лица. Хотите, посоветую хорошего врача?

– Лучше подскажите, как избавиться от соседей, – неожиданно для себя ответила Тоня.

– Пошли, поговорим, – предложила Савельева.

Была зима, но не по-московски теплая. Надя и Антонина устроились в беседке, в которой прятались во время прогулок от дождя старшие воспитанники, и Кириллова вдруг разоткровенничалась, поведала, в каком кошмаре живет.

– Боже! Какой ужас! – закатила глаза Надя. – Попробую вам помочь.

– Как? – мрачно улыбнулась Антонина.

– Есть одна мысль, – загадочно пообещала Надя.

Не прошло и трех дней, как Савельева снова подошла к ней. Положила перед Антониной на стол бумажку, ткнула в нее пальцем и произнесла:

– Надеюсь, недоразумение с оплатой выяснилось?

Кириллова не поняла, о чем она, но опустила глаза и прочитала записку: «Приходите через час в метро, первая скамейка на перроне в сторону центра, есть хорошая новость».

Теряясь в догадках, Антонина Михайловна явилась в указанное место. Надя придвинулась к ней вплотную и сказала:

– У меня есть лучшая подруга. Она обожает своего мужа, а тот, кобель отвязный, носится по бабам. Одна любовница от него забеременела и теперь тянет деньги. Ребенок шалаве не нужен, ей охота обеспеченного мужчину у ноги держать. На беду, у подруги детей нет, вот муж и ополоумел. Хочет признать девчонку, развестись с законной супругой, которая ему лучшие годы жизни отдала, вытурить ее, поселить в доме проститутку. Вам нужна квартира?

– Да, – кивнула Антонина, не уловившая связи между своей мечтой и чужими семейными проблемами.

– Двушка подойдет? – деловито осведомилась Надя. – Правда, в блочке, не кирпич.

– И мечтать не смею, – чуть не заплакала Тоня.

– Любая мечта может стать явью, – расфилософствовалась Савельева, – поможете моей подруге и получите хоромы.

– Правда? – ахнула Кириллова. Но насторожилась: – А что надо сделать?

Надя щелкнула пальцами.

– Пустячок. Дочь любовницы ходит в ваш садик. Проститутка не в курсе, кто я, вижу ее здесь часто. Таким только на трассе стоять, за десять рублей дальнобойщиков развлекать! Звать ребенка Эльвира Разбаева.

– Есть такая, – согласилась Антонина, – мать девочки аккуратно плату вносит.

– Ей лучше не быть, – объявила Надя.

– Не быть? – не поняла Кириллова. – Где?

– Нигде, – пожала плечами Савельева.

– Хотите, чтобы девочку выгнали из сада? – догадалась Антонина Михайловна.

Надя зашептала:

– Нет. Эльвире надлежит вообще исчезнуть. У вас дети спят при открытых окнах, воспитательница во время тихого часа обедает, а потом сама дремлет.

– Вообще-то это не положено, с ребятками непременно должен находиться взрослый, – вспомнила служебную инструкцию Кириллова.

Надя усмехнулась.

– Но вы же отлично знаете: взрослых в группе два часа нет. Я их не осуждаю, наоборот, им от души сочувствую. Ну как они выдерживают капризы чужих детей? Так вот, никого не удивит, если двухлетняя девочка подойдет к окну и выпадет из него.

– Но ведь ребенок разобьется насмерть, – еле-еле выдавила бухгалтер. – Сами знаете, садик расположен в отдельном здании, типовой проект шестидесятых годов. Справа три этажа, переход и слева еще один корпус. Уменьшенный самолет. Группа Разбаевой находится под крышей. Девочка свалится на асфальт и погибнет.

– Вот и отлично, – кивнула Надя. – Нет спиногрызки, нет проблем у моей подруги. Любовник шалаву тут же бросит.

– Нет, я не могу, – отказалась Тоня.

Надя достала из сумки лист бумаги.

– Смотрите, вот план двушки. Большая комната вам, меньшая Никите. Можно чуть отрезать от коридора и увеличить спальню мальчика. Нравится?

Антонина заплакала, а Савельева добавила:

– В понедельник с Эльвирой происходит несчастный случай, во вторник вы получаете квартиру. Она пустая, с ремонтом, сантехника отечественная, но новая. Обживетесь и переделаете гнездо, но и сейчас в нем жить можно.

Кириллова, всхлипнув, засомневалась:

– Люди будут задавать вопросы. Что я отвечу? Откуда жилплощадь?

Надя сложила план.

– Вы не обязаны никому ничего объяснять. К тому же легко можете перевести стрелки на отца Никиты. Мол, у него проснулась совесть, он решил помочь матери своего сына.

– А документы, – пролепетала Антонина. – Бумаги, ордер…

Надя похлопала ее по плечу.

– Я владею риелторской конторой, все оформлю в лучшем виде. Решайтесь. Мне нужен конкретный ответ – или вы помогаете нам, или нет. Поверьте, это единственный шанс выехать из коммуналки. С течением времени ситуация на рынке жилья только ухудшится.

– Да! – выпалила Антонина. – Да, да, да!

– Шикарно! – обрадовалась Савельева. И сразу перешла с ней на «ты»: – Молодец! Матери ради счастья детей и не на такое способны. Теперь слушай, как надо действовать. Запоминай хорошо, записывать нельзя. Будешь следовать моим указаниям, все пройдет без сучка и задоринки…

В понедельник Антонина Михайловна дождалась, пока воспитательница Валентина Никитична уляжется на диване в комнате отдыха персонала, надела серо-голубой халат (его обязаны были носить все, кто имеет дело с малышами), водрузила на голову шапочку, которая также являлась необходимым атрибутом, и очень тихо вошла в спальню. В детском саду действовала программа закаливания в любое время года: невзирая на погоду, тихий час дети проводили под одеялами с открытым в комнате окном.

Эльвира лежала в кроватке, но спать не собиралась, хотя и вставать боялась – воспитательница Валентина Никитична славилась крутым нравом. При родителях баба сюсюкала с воспитанниками, но стоило мамочкам скрыться за дверью, как милую улыбку на ее лице сменяла гримаса злости.

– Хочешь посмотреть, как на улице идет дождь? – спросила Антонина Михайловна у девочки.

Малышке исполнилось два года, она отлично понимала речь взрослых, но сама говорила плохо, часто коверкая слова. Предложение полюбоваться на дождь ей понравилось, Эля откинула одеяльце, сунула ноги в тапки и поспешила к открытому окошку. Напомню, дело происходило в начале девяностых, стеклопакеты тогда были очень дорогим удовольствием, районный садик не мог их себе позволить.

– Возьми стульчик, иначе не достанешь до подоконника, – велела Антонина. – И прихвати свою куклу, ей тоже охота поглядеть.

Кириллова старательно соблюдала указания Нади, которая строго-настрого велела: «Ничего не трогай, девочка должна сама подтащить стул и вскарабкаться на подоконник».

Когда Эля легла животом на подоконник, Тоня шепнула:

– Бросай лялю!

Малышка засмеялась и швырнула игрушку в окно.

– Ой-ой-ой, – запричитала Кириллова, – надо ее достать, а то Валентина Никитична рассердится!

Девчушка испугалась, перевесилась через крашеный подоконник, глядя вниз, а Антонина подначила:

– Ну, чуть пониже и дотянешься!

Спустя секунду в воздухе мелькнули босые ножки, тапочки Эльвиры остались в комнате. Одна на полу, другая валялась на стульчике. У Антонины Михайловны не хватило духа выглянуть в окно. Она на цыпочках понеслась в свой кабинет, по дороге вернула халат и шапочку в шкаф и стала ждать, когда в детском саду поднимут тревогу.

Глава 15

Происшествие признали несчастным случаем. Валентину Никитичну за халатность и нарушение служебной инструкции отдали под суд и отправили на немалый срок на зону. Директор Клара Егоровна заработала инфаркт и умерла в больнице. Эльвиру похоронили, а Кириллова получила свою квартиру. Месяца через три Антонина Михайловна перевелась в другой садик. Мотивировала свое желание просто: сменила место жительства и решила найти службу поближе к новому дому.

Никаких претензий к бухгалтеру со стороны следствия не было. На вопрос дознавателя, что она может сообщить по факту произошедшего, Антонина Михайловна ответила:

– Ничего. Я никогда не поднимаюсь на третий этаж, не контактирую с детьми, занимаюсь исключительно финансовыми документами. Два раза в день захожу в группу, где находится мой сын, но она расположена в другом корпусе, в противоположном конце от места, где случилось несчастье.