Алиедора - Ник Перумов

Восторг сдавил Алиедоре горло, она не замечала, как прижала к подбородку кулачки.

Вот спустили тетивы конные стрелки; вот, доскакав, спешились арбалетчики, спеша составить стену щитов, из-под прикрытия которой их товарищи станут поражать стан дерранцев; с гиком и воплями бежали меодорские пешцы, не иначе как его величество пообещал им долю добычи, когда станут грабить дольинский лагерь.

Вот рыцари, начав атаку шагом, пришпоривают коней, нагибают копья; рядом с ними, чуть отставая, бежит пехота. Сейчас они сломают хребет наконец-то попавшему в ловушку зверю, сейчас, сейчас-сейчас…

Дерранские полки не дрогнули при виде скачущих на них блистающих рядов лучшей рыцарской конницы Меодора. У них тоже имелись и лучники, и арбалетчики, и они, похоже, решили дорого продать свои жизни. Отнюдь не бросив оружие, на что надеялась Алиедора, они как могли быстро тянули тетивы и перезаряжали самострелы.

— Ох, ох, ох, — быстро-быстро зашептала доньята, видя, как стали падать поражённые стрелами рыцари в первых рядах меодорского войска. Но расстояние быстро сокращалось, и, конечно же, стрелы не могли остановить порыв воинов Хабсбрада.

Когда разделяющее противников пространство почти исчезло под массой людей и гайто, дерранцы бросились навстречу, опустив копья.

Треск и грохот сшибшихся рыцарских лавин, кто-то летит из седла, нелепо раскинув руки, кому-то остриё пики сносит шлем вместе с головой, кому-то раскалывает щит, а кто-то, напротив, изловчившись, этим самым щитом сметает с седла неосторожного противника…

В разрывах рыцарского строя меодорская пехота полезла было на окружавшие стан телеги; защищавшиеся отбивались длинными пиками, в упор разряжали самострелы, в ход скоро пошли мечи и топоры.

Алиедора замерла, не в силах отвернуться, не в силах упустить хотя бы миг разворачивавшейся перед нею кровавой вакханалии.

Мы победим, мы не можем не победить!

Потом она доберётся до замка Деррано, она отомстит — и вернётся домой. Брат Карел, новый сенор Венти, окончательно примет замок под свою руку, матушка, как и прежде, станет вести дом, стараясь сжиться с утратой, не падать духом, ведь ещё надо женить и выдать замуж младших… и она, Алиедора Венти, — Венти, а никакая не Деррано! — займёт там достойное место. А потом… потом она встретит Его, настоящего, что въедет в ворота их замка на снежно-белом гайто.

И всё будет очень, очень хорошо. Жаль только, что папа не сможет провести её меж рядами шпалер к алтарю, где будет ждать нетерпеливый жених.

Но пока что ей надо отомстить. А уж овдовеет она при этом или нет — всё в руке Ома Прокреатора и Семи Зверей.

Она настолько пристально следила за королевским стягом Хабсбрада, что даже не заметила, когда в битве всё вдруг изменилось — с севера в спину торжествующим меодорцам ударили невесть откуда взявшиеся всадники, тоже красивые и гордые, в столь же блистающей броне; и точно так же плыл над их головами целый лес тонких копий с яростно трепещущими яркими прапорцами.

В самой же середине колыхалось золотисто-чёрное королевское знамя Долье.

Его величество Семмер почтил своим присутствием бранное поле.

Алиедора ахнула, поспешно зажав рот ладонью. Лоб мгновенно покрылся потом. Как же так? Почему? Это ж неправильно! Это мы должны были победить! Это мы — хорошие, это на нас напали! Это к нам — в балладах — всегда в последний миг являлась помощь! К нам, а не к негодяям Деррано!

Мало кто из меодорцев успел развернуться навстречу новой угрозе. Сверкающий клин отборных рыцарей Долье — Алиедора узнавала их стяги — пронзил насквозь один конный полк, ударил в бок другому, разбив на множество живых осколков, словно кузнечный молот глиняную чашу.

Меодорский стяг с золотым саблезубом ринулся наперерез чёрно-золотому знамени Долье, рыцари сшиблись, не уступая друг другу; однако из дальнего леса появлялись всё новые и новые отряды королевского войска, сноровисто беря меодорцев в клещи.

Алиедору трясло, как в лихорадке, — она понимала, что отсюда надо убираться, что поход его величества Рыжей Бороды заканчивается совершенно не так, как должно, — но сил подняться в седло не было, словно их без следа смыли безудержно полившиеся слёзы.

И она досмотрела до конца последний акт трагедии, видела, как золотой саблезуб Меодора поник и исчез, втоптанный в землю, как разбегалась в тщетной надежде спастись пехота, как один за другим бросали оружие и становились на колени с поднятыми руками гордые рыцари его величества Хабсбрада и как их деловито вязали торжествующие дольинцы…

…Победители не захотели праздновать «на костях», пленных погнали прочь, куда-то на юг, остальные полки, не мешкая, двинулись на север, в погоню за теми, кому посчастливилось вырваться из расставленной королём Семмером ловушки.

Алиедора всё сидела в зарослях и, если честно, почти не понимала, что творится вокруг. Ей вдруг показалось — надвинулись ранние сумерки, полуденный свет померк, светило утонуло в облачном море, и поле сражения как-то подозрительно быстро опустело.

Тела, тела, всё поле завалено телами людей. Специальные команды мортусов, которым предстояло похоронить мертвецов, ещё не появились. Мародёров тоже не было, никто не пытался обирать трупы — за такое король Семмер вешал быстро и высоко, не утруждаясь разбирательствами.

Доньята плакала и никак не могла остановиться. Но она всё-таки заставила себя приподняться и осторожно глянуть сквозь колючие ветки кустарника. По сердцу прошлась холодная коса страха — не за себя и даже не за родной Меодор. Однако Алиедора не отползала и не отводила взгляда до тех пор, пока вдруг не увидела Тень.

Тень соткалась из ничего там, где кипел особенно жаркий бой, где гуще всего лежали павшие. Вот ещё мгновение назад ничего там не было — а сейчас уже возвышается высокая, тонкая фигура, вся серая, словно и впрямь — поднявшаяся, оторвавшаяся от земли чья-то тень.

Тревожно зафыркал жеребец, наклонился к Алиедоре, зубами, слово пёс, потянул её прочь — но сама доньята точно оцепенела. Страха не было, скорее она боялась другого — моргнуть и пропустить нечто донельзя важное.

Тень медленно плыла над полем, чуть колыхаясь и совершая пустыми рукавами призрачного одеяния какие-то пассы.

Наверное, там всё-таки ещё оставались живые, потому что путь Тени оглашался стонами, почти что криками — на них умиравшие от ран тратили последние силы. По спине Алиедоры тёк ледяной пот, храпящий гайто тащил её прочь, словно вайкса-мать — крошку-шерстистика, а она заворожённо глядела на жуткую сущность, что плыла над телами, задерживаясь лишь на краткий миг там, откуда раздавались стоны, — и они тотчас стихали.