Лотерея - Ширли Джексон

В разрешенные для посещений часы на линкорах всегда было полно зевак, и дядя Оливер любил собрать вокруг себя кучку юнцов и рассказать им о корабельной радиостанции. Разумеется, не забывал он упомянуть и о своей службе радистом и боевых походах в семнадцатом году, и какой-нибудь юнец обязательно спрашивал: «А сигнал SOS вам подавать случалось?» — на что дядя Оливер многозначительно кивал со словами: «Но, как видите, я еще жив».

Однажды, когда дядя Оливер рассказывал о своих боевых походах, а бабушка и Дороти загляделись на океан, среди зевак мелькнуло платье, похожее на мамино, и я пошла следом, спустившись довольно глубоко на нижние палубы, но потом женщина обернулась, и я поняла, что это не моя мама, и еще поняла, что заблудилась. Бабушка учила меня, что в сложных ситуациях главное — не суетиться и не терять голову; поэтому я стала в проходе как вкопанная и начала вертеть головой, пока не заприметила высокого мужчину в форме со множеством золотых нашивок. «Это не иначе как сам капитан, — догадалась я. — Уж он-то обо мне позаботится». Он выслушал меня вежливо и внимательно. Я сказала, что заблудилась и что моя мама, моя бабушка, мой дядя Оливер и моя подруга Дороти уже, наверное, садятся на катер, а я боюсь искать их в одиночку. Он пообещал помочь, взял меня за руку и вывел к трапу у катера. А вскоре там же появились мама и бабушка, которые меня разыскивали, бегая по линкору, а за ними что есть сил бежала Дороти. Бабушка схватила меня за руку и оттащила от капитана.

— Ты нас до смерти напугала! — сказала она.

— Она просто заблудилась, — пояснил капитан.

— К счастью, мы вовремя ее нашли, — сказала бабушка, подтаскивая меня к маме.

Капитан кивнул на прощание и ушел, а мама схватила меня за другую руку и здорово встряхнула.

— Тебе не стыдно? — спросила она.

Дороти смотрела на меня мрачно и осуждающе.

— Но это был сам капитан… — начала я.

— Может, он и назвался капитаном, — прервала меня бабушка, — но на самом деле это был морпех.

— Морпех! — ужаснулась мама и посмотрела за борт — стоит ли там катер, который должен поскорее увезти нас отсюда, а потом обернулась к бабушке. — Найди Оливера и скажи ему, что мы уже насмотрелись досыта.

Это был последний раз, когда мы посещали флот во время поездок в Сан-Франциско. Как обычно, мы довезли дядю Оливера от пристани до его дома, а сами отправились ужинать в «Карусель». Каждый раз после осмотра линкоров мы ужинали, а потом шли в кино и возвращались домой в Берлингейм уже поздно вечером. И ужинали мы всегда в «Карусели», где еда движется мимо вас на кольцевой платформе и надо быстро схватить блюдо, какое понравится, пока оно не уехало. Мы с Дороти любили ходить в «Карусель» — не считая линкоров, это было самое опасное место в Сан-Франциско, потому что надо было платить пятнадцать центов за каждое блюдо, которое ты выбрал, но не смог съесть целиком, а штрафные центы вычитались из наших карманных денег. В тот последний «флотский» вечер мы лишились целых сорока пяти центов, поскольку Дороти не справилась с двумя блюдами — схватила напоследок десерт с кофейным кремом, а внутри оказался кокос. Кинотеатр, в который мы пошли после ужина, оказался набит битком, хотя билетер заверял бабушку, что свободных мест полно. Мама не захотела снова выстаивать очередь в кассу, чтобы сдать билеты, и тогда бабушка предложила сесть где получится. Заметив два свободных места в середине ряда, бабушка подтолкнула меня и Дороти в ту сторону, и мы сели. Фильм начался, и через какое-то время рядом с Дороти освободилась еще пара мест. Мы стали озираться в поисках мамы и бабушки, и вдруг Дороти вцепилась мне в руку.

— Ой, смотри! — простонала она, и я увидела двух матросов, которые двигались вдоль ряда в нашу сторону. Они уже почти добрались до свободных сидений, когда мама и бабушка подоспели к этому ряду с другого конца, и бабушка громко сказала:

— А ну-ка отстаньте от этих девочек!

Но тут свои места покинули еще два зрителя через несколько рядов от нас, и маме с бабушкой пришлось сесть там.

Дороти сдвинулась на край своего сиденья ближе ко мне, по-прежнему сжимая мою руку.

— Что они делают? — шепотом спросила я.

— Пока просто сидят, — прошептала Дороти. — Что делать?

Я осторожно наклонилась вперед, взглянула в ту сторону и сказала:

— Не обращай внимания. Может, посидят немного и уйдут.

— Тебе хорошо говорить, — возразила Дороти трагическим голосом. — Они ведь сидят не с тобой рядом.

— Но и недалеко от меня, всего лишь через твое место.

— А теперь они что делают? — спросила Дороти, не решаясь повернуть голову.

Я снова наклонилась вперед.

— Смотрят на экран.

— Я этого не вынесу, — всхлипнула Дороти. — Хочу домой.

Охваченные внезапной паникой, мы вскочили и ринулись к выходу. По счастью, мама и бабушка вовремя нас заметили и перехватили в дверях зала.

— Что они вам говорили? — допытывалась бабушка. — Я немедленно пожалуюсь билетеру.

А мама сказала, что, если Дороти успокоится и перестанет трястись, мы зайдем в соседний кафетерий и она угостит нас горячим шоколадом. В кафетерии мы почувствовали себя лучше и попросили вместо горячего шоколада фруктовый пломбир. Но только было Дороти слегка приободрилась, как в кафетерий, шумно распахнув дверь, вошли два матроса. Сумасшедшим прыжком Дороти мгновенно перелетела за спинку бабушкиного стула, съежилась и пропищала:

— Не отдавайте меня им!

— Эти двое шли за нами следом, — сказала мама звенящим от волнения голосом.

Бабушка повернулась и обняла Дороти.

— Бедное дитя, — сказала она, — с нами ты в полной безопасности.

Тем вечером Дороти уложили спать в моей комнате. Мой брат был послан к ее маме с сообщением, что Дороти переночует у нас и что ей купили серое твидовое пальто «в елочку», удобное и практичное, с теплой подкладкой. Дороти проносила его до следующей весны.

ЧАСТЬ III

Маргарет Джексон, вдовица, проживающая в местечке Поллокшоуз, будучи обвинена в сношениях с нечистой силой, перед лицом правосудия заявила… что лет сорок назад, собирая в лесу хворост, она встретила Черного человека и отдалась в его волю всецело, душою и телом, и отреклась от Святой церкви, и этот Черный человек назвался именем Локас. А нынешнего января числа третьего или четвертого, в ночную пору, она пробудилась оттого, что в постели с ней был мужчина, которого она спросонья приняла за своего супруга, хотя супруг ее уже лет двадцать как преставился; а вскорости этот мужчина исчез без следа. И она заявила перед судом, что этим исчезнувшим мужчиной был сам Дьявол.

Консультация

Доктор казался человеком солидным и компетентным. Его вид благотворно подействовал на миссис Арнольд, и та немного успокоилась. Прикуривая сигарету от протянутой им зажигалки, она догадалась, что доктор заметил нервную дрожь ее рук, и виновато улыбнулась, но доктор оставался невозмутим.

— Я вижу, вы чем-то расстроены, — сказал он серьезно.

— Да, ужасно расстроена, — призналась миссис Арнольд, стараясь говорить неторопливо и внятно. — И это одна из причин, почему я обратилась к вам, а не к доктору Мерфи, нашему семейному врачу.

Доктор слегка нахмурился.

— Это все из-за моего мужа, — продолжила миссис Арнольд. — Я не хочу, чтобы он узнал о моих страхах, а доктор Мерфи, скорее всего, счел бы нужным поставить его в известность.

Доктор кивнул, но воздержался от комментариев, и миссис Арнольд отметила это про себя.

— И что же вас, собственно, беспокоит?

Миссис Арнольд сделала глубокий вдох.

— Скажите, доктор, как человек может определить, что он сходит с ума?

Доктор вскинул глаза.

— Понимаю, это звучит глупо. Я бы хотела выразиться иначе, не сгущая краски, но мне трудно подобрать подходящие слова.

— Природа безумия гораздо сложнее, чем вы полагаете, — сказал доктор.

— Я знаю о сложности безумия, — сказала миссис Арнольд. — И это, возможно, единственное, что я действительно знаю. Однако речь не только о безумии.

— Простите, я не совсем вас понимаю.

— В этом-то и проблема, доктор, в непонимании.

Миссис Арнольд откинулась на спинку стула, вытянула свои перчатки из-под лежавшей на коленях сумочки и положила их сверху, но через несколько секунд снова убрала перчатки под сумочку.

— Давайте начнем по порядку, — предложил доктор.

Миссис Арнольд вздохнула.

— Такое ощущение, что все вокруг это понимают, а вот я никак не могу понять. — Она подалась вперед, сопровождая свою речь бурной жестикуляцией. — Я не понимаю, как живут другие люди. Раньше все было просто. Когда я была маленькой, я жила в мире, где рядом со мной жили другие люди, и мы были вместе, и все шло своим чередом, без тревог и суеты. — Она взглянула на доктора, который снова начал хмуриться, и продолжила чуть громче: — Возьмем такой пример. Вчера утром мой муж по дороге на службу остановился у газетного лотка, чтобы купить свежую газету. Он всегда покупает «Таймс», и всегда у одного и того же газетчика, но вчера тот не оставил «Таймс» для моего мужа. И когда муж вернулся домой к ужину, он заявил, что рыба подгорела, а десерт слишком сладкий, и остаток вечера просидел в кресле, разговаривая сам с собой.