Авантюристы - Ольга Крючкова

Прислуга разболталась без должного надзора – хозяин в разъездах, а управляющий, видя такое дело, и сам особенно не радел за чужое добро. Потихоньку все в доме начали подворовывать – кто что мог, Варя же унесла оставшиеся шесть серебряных ложечек и поместила их в заветный тайник под печкой во флигеле.

Прошёл месяц, наконец, вернулся купец, и обнаружил жену в печальном состоянии: та почти не ела, исхудала и сильно постарела. Злые языки, а, как известно, прислуге известно всё и про всех, поговаривали, что Хлебников завёл молодую содержанку, мол, пребывает у неё в своё удовольствие, а законная супруга чахнет от болезни, того гляди и умрёт – и он узнает об этом последним.

Так и случилось, однажды время приближалось уже к полудню, хозяйка обычно вставала и пыталась занять себя то чтением, то вышиванием; Варя, не услышав привычного звонка колокольчика, возвещающего о господском пробуждении, начала волноваться и решила сама войти в спальню, справиться о здоровье своей благодетельницы. Она потихоньку постучала в дверь и, не услышав привычного: «Войди, Варя», приоткрыла её. Перед взором предстала безрадостная картина: барыня лежала на постели с неподвижно открытыми глазами, прижимая молитвенник к груди. Горничная поняла: отошла в мир иной. И прежде, чем позвать на помощь Глеба, бросилась к туалетному столику и открыла заветную шкатулку: сверху лежали украшения, которые покойная любила более всего, но не носила давно из-за болезни, внизу же – те, которые либо надоели, либо вышли из моды. Вот их-то предприимчивая девушка выгребла и сунула в потайной карман нижней юбки. После этого она навела полный порядок на столике: дочь наверняка заберёт шкатулку с драгоценностями, но вряд ли она упомнит всё содержимое, а уж купец Хлебников тем более, и, наигранно причитая, позвала на помощь.

После похорон хозяйки прислугу уволили – у купеческой дочери в лефортовском доме штат был полным и в горничных, кухарках, прачках и тому подобных она не нуждалась.

Глава 3

Варя обосновалась во флигеле: свободного времени было много, купец вновь уехал, дочь предавалась радостям жизни с молодым мужем, управляющий же с несколькими людьми купца следил за огромным домом, в котором теперь никто не жил. Когда Глеб отлучился по делам, девушка извлекла содержимое своего тайника, разложила на клетчатом большом платке – улов оказался неплохим, по предварительным подсчётам по сухаревским ценам рублей на сто, а то и больше, чай бывший любовничек, скупщик, не обидит. Девушка крепко связала концы платка и с узлом направилась к Сухаревской башне.

Почти год она не была на Сухаревке. Напротив роскошного дворца Шереметьевской больницы выросли сотни палаток, на площади, не смотря на ранний час, колыхалось море голов, оставляя узкие дорожки для проезда по обеим сторонам широченной в этом месте Садовой улицы. Толпилось множество народа, и у всякого была своя цель.

Сюда одних гнала нужда, других – азарт наживы, а третьих – спорт, опять же под девизом «на грош – пятаков». Один нёс последнее барахло за бесценок. Варя наблюдала, как барышники окружили несчастного, и силой вырывали у него узел из рук.

– Клопы-кровососы, – проворчала она в сторону барышников, – скупят за копейку, а затем перепродадут втридорога.

Варя подошла к палатке, где обычно торговал её бывший любовник. От него отошёл незнакомец, явно вор, сбросивший награбленное добро почти за бесценок.

– Варя! – скупщик увидал свою бывшую пассию и осклабился. – Чаго из барского дома турнули? Али соскучалася по мне шибко?

Девушка вздохнула и вспомнила покойную мать, умевшую разжалобить кого угодно ради своей выгоды:

– Ох, попал в точку – турнули. Вот погляди чего принесла – последнее… от сердца отрываю.

Она протянула скупщику клетчатый узел, тот поставил его перед собой, развязал и присвистнул от удивления:

– Елки-моталки! И это, говоришь, – последнее?! Всем бы такой бутор! – барыга с любопытством посмотрел на свою бывшую подругу. – Ты часом, девка, не того?

– Чего, того? – не поняла Варя.

– Замарала[10] что ль хозяйку-то свою?

– Господь с тобой! – девушка перекрестилась. – Сама она представилась, а я, чтобы время-то не терять даром прихватила барахлишко. Всё равно оно ей теперь за ненадобностью.

– Ну, ладно… Это я так, к слову. Сколь хочешь за всё?

– Сто пятьдесят…

Скупщик задумался: ясно, что он поимеет в два раза больше, но уж больно не хотелось платить названную сумму.

– Сто! – предложил он свою цену.

Варя отрицательно мотнула головой:

– Сто двадцать и хорош базлать[11]! А ежели будет чего, к тебе опять приду.

– Добро, держи бабки[12], – скупщик отсчитал сто двадцать рублей и протянул девушке. – Да поосторожней тут, враз карманы выпотрошат.

– Чего уж, сама знаю.

Она задрала подол платья – у скупщика глаза полезли на лоб – до чего уж ноги хороши – и, завернув деньги в платочек, засунула их за резинку чулка.

– Пущай попробуют! – подмигнула она бывшему любовнику и ушла.

Вернувшись во флигель, Варя застала Глеба за столом, пьющим водку и закусывающим солёным огурцом.

– Где была?

Варя по опыту знала, что лучше сказать любовнику правду.

– На Сухаревке была, продала кое-чего из барахла. Жить-то надо на что-то.

– Хм, а я на что? Я что обеспечить тебя не смогу? – возмутился Глеб.

– Ну, что ты Глебушка, – Варя подошла к нему сзади и поцеловала в макушку, – можешь. Но мы ведь не венчаны, значит, ты не обязан меня кормить.

Управляющий воззрился на свою подругу: умна, мать твою…

– Чего продала-то? – поинтересовался он.

– Да, барыня дарила мне кое-что из своих старых нарядов, вот их и скинула, – ответила девушка как можно непринуждённей.

– Любовнику бывшему?

– Ему, Глебушка. По крайней мере, надёжно – не обманул.

Она задрала подол платья и извлекла заветный узелок из чулка:

– Вот, здесь всё.

Управляющий не проявил к его содержимому ни малейшего интереса: ну продала и что ж теперь – вещи её, чего хочет с ними, то и делает.

– Дело у меня к тебе есть, – начал Глеб издалека. – Раз за мой счёт жить не желаешь, могу протекцию дать в приличный дом.

– И в какой же?

– В кондитерскую Федосова, что на Богородской улице… Видала, наверное?..

– Ага… И что?

– У молодой хозяйки горничная на сносях, вот ищет ей достойную замену. Рекомендацию я тебе уже состряпал, вот… – управляющий протянул Варе вдвое сложенный листок бумаги.

Та развернула:

– Прочти, я ж не разумею.

Глеб откашлялся:

– Выдано предъявителю сего, Варваре Ивановне Зиновьевой, девице, двадцати пяти лет от роду, в подтверждении того, что она служила в доме купца Валериана Федоровича Хлебникова горничной, в течение трех лет в доме на Рыбинской улице. Служила названная особа исправно, замечаний не имела. Бумагу выдал управляющий: Глеб Панфилов, – он снова сложил листок вдвое. – Да, и самое главное – будешь следить за своей хозяйкой, и сообщать все подробности свахе Прасковье Дмитриевне Ивановой. Живёт она там же на Богородской. За предоставленные сведения она тебя наградит.