Нежность и ненависть - Карла Николь

не желая, чтобы он снова чувствовал давление. Джэ запускает пальцы в свои волнистые темно-золотые волосы и делает глубокий вдох.

– Да, но… причина, по которой я это сделал, была другой… вы подумаете, что я сумасшедший, как мешок с хорьками, если скажу.

Я хмурюсь.

– Что, черт возьми, это значит?

– Не в своем уме, – отвечает Харука.

Нино удивленно произносит:

– Откуда ты это знаешь? На днях мне пришлось объяснять тебе слово «долбежка» как эвфемизм.

Харука пожимает плечами.

– Я жил в Англии несколько лет, а лидер королевства обладал очень красочным словарным запасом.

Ухмыляясь, я перевожу взгляд на Нино:

– Почему ты объяснял «долбежку» как эвфемизм, Нино?

– Не переживай об этом, Джуничи. – Он поднимает свою медно-красную бровь и самодовольно откидывается на спинку стула.

– Джэ? – говорит Харука, возвращаясь к теме. – Будьте уверены, мы не подумаем о вас плохо. Пожалуйста, объясните, если вы не против.

– Ну… хорошо, я… – Джэ делает еще один глубокий вдох. – В детстве, я думал… Я думал, что моя мама была вампиром… но она определенно им не была, учитывая, что ее больше нет. Она умерла, когда ей было сорок. Поначалу, будучи глупым ребенком, мне казалось, если мама и вправду вампир, то я словно живу с монстром под кроватью или стариком-серийным убийцей по соседству.

Харука поворачивается к Нино, хлопая глазами в замешательстве:

– Это нормальное предположение в человеческой культуре? – его супргу пожимает плечами и делает еще один глоток вина.

Джэ смеется.

– Скорее всего, нет. Но когда мне было тринадцать или четырнадцать лет, я начал изучать вампиров. Рассматривал фотографии тех, кто был очень болен – серые, с высохшей кожей и истощенные. Именно так перед смертью выглядела моя мама. Как будто она просто высохла. Она была болезненной всю свою жизнь, но с возрастом ей становилось все хуже и хуже.

После ее смерти, я спросил у отца, не была ли мама вампиром. Его реакцию я никогда не забуду. Он ответил: «Почему ты так думаешь?». Я же ожидал от него фраз вроде: «Заткнись, идиот» или «Ты совсем с ума сошел?». Его лицо было совершенно невозмутимым, и он нисколько не был шокирован моим вопросом. Когда я рассказал ему о своих доводах, он просто кивнул. Больше он ничего не сказал, и мы уже никогда об этом не говорили. Я сделал тест, когда мне было шестнадцать.

Я тяжело сглатываю. Мы все молчим, слушая его. Не знаю, как воспринимать эту информацию, но я точно не думаю, что он сумасшедший.

– Вам когда-нибудь хотелось крови? – спрашивает Харука, его взгляд сосредоточен. – Или жаждали ли вы чего-то, но не могли понять чего?

Джэ отстраняется.

– Я? Нет. Конечно, нет. Никогда. Я целиком и полностью человек.

– Что вы чувствуете, находясь рядом с нами? – спрашивает Харука. Он сильно наседает, и сейчас он единственный, кто говорит. Мы с Нино просто наблюдаем за происходящим.

– Ну, если честно… я в порядке. – Джэ пожимает плечами. – Но я определенно нервничаю. Как будто внутренности скручиваются. Это похоже на тревожность.

– Так всегда происходит, когда вы нервничаете? Или это появилось недавно?

– А… наверно, недавно? С тех пор как я переехал в Японию, кажется, стало еще хуже. Для меня это новая страна и новая среда. Я все еще ко всему приспосабливаюсь.

Харука кивает.

– Конечно. Джэ, вы когда-нибудь болели? Может быть, простудой или гриппом?

Джэ смеется, и я чувствую облегчение. Вопросы Харуки напрягают, но я также понимаю, к чему он клонит.

– Не думаю, – отвечает Джэ. – Повезло, наверное? Харука, я не вампир. Я не пью кровь и никогда не хотел. Я просто… странный. И…

– Да? – подбадривает Харука.

– Я… Меня раньше кусали вампиры низкого уровня. Они говорят, что я довольно противный. В открытую, на самом деле. Если бы я был вампиром, уверен, что это было бы не так.

На этих словах Харука откидывается на спинку стула и поднимает свой бокал вина, поднося его к губам. Этот последний кусочек информации… Он о чем-то говорит. О чем-то существенном. Харука осознает это и явно пришел к выводу. Он приподнимает бровь, прежде чем сделать большой глоток.

– Не обязательно.

Остаток ужина проходит гораздо менее напряженно. Что бы Харука ни искал, он доволен результатом.

После ужина мы с Джэ стоим за каменной стеной, огораживающей поместье. Мне хочется перед ним извиниться.

– Что ж, прошу прощения за хозяина сегодняшнего вечера. Обычно он ведет себя непринужденно. Я не думал, что Харука устроит тебе допрос.

Джэ качает головой, улыбаясь.

– Нет-нет. Все в порядке. Было… интересно поговорить об этих вещах. У меня в голове уже много лет вертится эта история с матерью, так что, на самом деле, было приятно обсудить это. – Джэ проводит пальцами по волосам и смеется. – А Харука весьма… убедителен? Такое чувство, что я обязан ему отвечать, будто королю вампиров.

Я прищуриваю глаза. Его слова в сочетании с напряженной дискуссией о том, может ли Джэ быть вампиром, вызывает во мне тревогу.

– Ты чувствуешь, что обязан отвечать ему? Будто это врожденное ощущение? – спрашиваю я. Харука молод, но у него древняя родословная, что сильно влияет на всех ранговых вампиров, с которыми он сталкивается. Хотят они того или нет. Нам всем очень повезло, что он скорее рассудительный интроверт, чем жаждущий власти эгоист.

Джэ хмурится.

– Господи, Джун, и ты туда же? Я человек. Ты действительно думаешь, что я вампир и не знаю об этом?

– Честно? Я не знаю, Джэ. Ты приятно пахнешь для меня, и ты привлекателен для моей врожденной природы, что необычно. Но ты не кормишься или не хочешь кормиться, и ты здоров. Выходит, что ты прав. А может быть ты вампир низкого уровня и просто игнорируешь свою разбавленную родословную? – Хотя вампы низкого уровня никогда не пахнут так хорошо, как он…

Джэ пожимает плечами.

– Возможно. В любом случае, я знаю, что чувствую. Я человек… очень тревожный человек.

Ох уж этот доктор с его сияющей кожей, каштановыми глазами и аккуратным нарядом, который он явно снял с манекена в элитном универмаге. Обычно я не занимаюсь сексом у себя дома, но я подумываю пригласить Джэ. Это звучит странно, но причина связана с моим источником, поэтому я всегда вступаю в отношения, когда нахожусь за границей и подальше от аристократии – моего дома. В редких случаях, если я и встречался с кем-то в Японии, это обычно было в Токио или Саппоро, подальше от чужих глаз.

Сейчас я не могу сказать Джэ: «Может, нам снять номер?», – не звуча при этом заносчиво и высокомерно. Я так не привык.

Доктор стоит рядом, наши тела почти соприкасаются. Он закладывает руки за спину и смотрит на меня из-под очков в черной оправе.

– Почему ты молчишь?

Я вспоминаю вчерашний день, когда он чертовски потряс меня, скользнув пальцами по моему члену и сжав. Не знаю, чего я ожидал, когда зашел в его кабинет поздороваться, но не этого. Это… было восхитительным