Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна - Коллектив авторов -- История

которое, как матрешка, складывалось из множества более мелких хозяйств252. Так, члены персонала жили в учреждении со своими семьями, то есть с женами и детьми253, и в состав семьи часто входил обслуживающий персонал из числа заключенных. Они, в свою очередь, жили группами в салонах, где, в свою очередь, образовывали небольшие домашние хозяйства под присмотром «отцов салонов» или «матерей салонов». Однако это не привело к созданию четкой структуры уровней, которые можно было бы четко отделить друг от друга. Скорее, различные домашние хозяйства перетекали друг в друга, что также означало, что роли часто пересекались. Например, воспитатель или надзиратель был «главой семьи» в своем собственном доме и в определенной степени также по отношению к заключенным, находящимся под его надзором, но в то же время он был «жителем» пенитенциарного учреждения и «слугой» своего начальства. Пример социального микрокосма пенитенциарного учреждения также показывает огромный спектр форм жизни, которые охватывала модель «дома» в период раннего модерна254.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Это возвращает нас на круги своя: в названии этого текста намеренно говорится об «общем доме», а не о «всеобщем»255. Пенитенциарные учреждения и работные дома раннего Нового времени не были самодостаточными социальными, экономическими и правовыми единицами, а во многом были переплетены с окружающим обществом. Они были частью муниципальных или суверенных администраций и, следовательно, подлежали контролю со стороны властей. Кроме того, они почти никогда не были финансово самоокупаемыми, а зависели от субсидий. Сюда же относятся многочисленные отношения экономического плана: такие материалы, как мука, дерево, масло или ткани для изготовления одежды, учреждения получали извне и продавали продукцию, произведенную на мануфактурах, на местных или региональных рынках. В приюты также регулярно приходили посетители: предприниматели, которые вели здесь производственный бизнес, походники, нашедшие приют на ночь, любопытные, которым было интересно, что происходит внутри, или жители окрестных кварталов и деревень, посещавшие службы в тюремных церквях. Поэтому границы между внутренним и внешним миром были проницаемы – это касалось даже заключенных, которых нередко нанимали в качестве поденных рабочих к фермерам в окрестностях и которые строили или ремонтировали дороги, работали на полях учреждений или выполняли поручения в городе. Таким образом, пенитенциарные учреждения раннего периода не были «всеобщими домами» в понимании Отто Бруннера.

Не следует также понимать их характеристику как «общие дома» как романтизацию. Эти учреждения воплотили в себе усилия, несомненно, исходящие от властей, но разделяемые значительной частью населения, по превращению «дома» в ядро социальной интеграции, которая во многом характеризовалась насилием и принуждением, но в то же время предоставляла возможности для социального участия тем, кто ранее был лишен их. Эти учреждения характеризовались авторитарным патернализмом в той же степени, что и модель «дома», служившая им образцом для подражания; однако они были в равной степени связаны со всеми другими «домами» в регионе усилиями их обитателей по обеспечению собственного существования и, таким образом, существования самого «дома» посредством труда. В этом отношении они не представляли собой маргинальную область социума, в которой формы жизни и экономической деятельности были бы принципиально иными256. Напротив, они были связаны со стремлением реализовать идеальную концепцию общества путем переноса модели «дома», ставшей нормой повсеместно, на тех людей, которые до сих пор от нее уклонялись или были исключены из нее.

Перевод с немецкого Екатерины Махотиной

БИБЛИОГРАФИЯ

Ammer, Weiß 2006 – Ammerer G., Weiß A. S. «Jede Besserung… ist dem Staate nützlich». Das Innsbrucker Zucht-, Arbeits- und Strafhaus 1725–1859 // Ammerer G. (Hrsg.) Strafe, Disziplin und Besserung. Österreichische Zucht- und Arbeitshäuser von 1750 bis 1850. Frankfurt/M. u. a., 2006. S. 97–129.

Anonym 1802 – Anonym. Warum werden so wenige Sträflinge im Zuchthause gebessert? Leipzig, 1802.

Beschreibung Waldheim 1721 – Beschreibung des Chur-Sächsischen allgemeinen Zucht= Waysen= und Armen=Hauses, welches Se. Königl. Maj. in Pohlen und Churfl. Durchl. zu Sachsen […] Anno 1716. allergnädigst aufrichten lassen. Dresden; Leipzig, 1721.

Blickle 1980 – Blickle R. Nahrung und Eigentum als Kategorien in der ständischen Gesellschaft / Schulze Winfried (Hrsg.). Ständische Gesellschaft und soziale Mobilität. München, 1980. S. 73–93.

Bradley 1982 – Bradley J. The Moscow Workhouse and Urban Welfare Reform in Russia // The Russian Review. 1982. 41. 4. S. 427–444.

Bräuer 1997 – Bräuer H. Der Leipziger Rat und die Bettler. Quellen und Analysen zu Bettlern und Bettelwesen in der Messestadt bis ins 18. Jahrhundert. Leipzig, 1997.

Bräuer 2008 – Bräuer H. Armenmentalität in Sachsen 1500 bis 1800. Essays. Leipzig, 2008.

Bretschneider 2003 – Bretschneider F. Humanismus, Disziplinierung und Sozialpolitik. Theorien und Geschichten des Gefängnisses in Westeuropa, den USA und in Deutschland / Ammerer G., Bretschneider F., Weiß A. S. (Hrsg). Gefängnis und Gesellschaft. Zur (Vor-) Geschichte der strafenden Einsperrung = Comparativ. Leipziger Beiträge zur Universalgeschichte und vergleichenden Gesellschaftsforschung. 2003. 13. 5/6. S. 18–49.

Bretschneider 2008a – Bretschneider F. Gefangene Gesellschaft. Eine Geschichte der Einsperrung in Sachsen im 18. und 19. Jahrhundert. Konstanz, 2008.

Bretschneider 2008b – Bretschneider F. Die Geschichtslosigkeit der Totalen Institutionen. Kommentar zu Erving Goffmans Studie «Asyle» aus geschichtswissenschaftlicher Perspektive // Wiener Zeitschrift zur Geschichte der Neuzeit. 2008. 8. 1. S. 135–142.

Bretschneider 2011 – Bretschneider F. «Unzucht im Zuchthaus». Sexualité, violence et comportements sociaux dans les institutions d’enfermement au XVIIIe siècle // Francia. Forschungen zur westeuropäischen Geschichte. 2011. 38. S. 77–92.

Bretschneider 2014 – Bretschneider F. Spaces of Confinement. Institutional Stabilization and Eigensinn – the Case of Saxony / Friedrich K., Bailey G., Veit P. (Hrsg.) Die Erschließung des Raumes: Konstruktion, Imagination und Darstellung von Räumen und Grenzen im Barockzeitalter. Wolfenbüttel; Wiesbaden, 2014. S. 97–113.

Bretschneider 2015 – Bretschneider F. Violence et obéissance. La place et le rôle des châtiments corporels dans les établissements d’enfermement aux XVIIIe et XIXe siècles / Bretschneider F., Claustre J., Heullant-Donat I., Lusset E. (Hrsg.) Enfermements II. Règles et dérèglements en milieu clos (IVe–XIXe siècle). Paris, 2015. S. 253–291.

Bretschneider, Muchnik – Bretschneider F., Muchnik N. The Transformations of Confinement in a Global Perspective (c. 1650–1800) / Rousseaux X. (Hrsg.) A Global History of Crime and Punishment in the Enlightenment. London.

Brietzke 2000 – Brietzke D. Arbeitsdisziplin und Armut in der Frühen Neuzeit. Die Zucht- und Arbeitshâuser in den Hansestâdten Bremen, Hamburg und Lübeck und die Durchsetzung bürgerlicher Arbeitsmoral im 17. und 18. Jahrhundert. Hamburg, 2000.

Brunner 1956 – Brunner O. Das «ganze Haus» und die alteuropäische