Тень летучей мыши - Михаил Нестеров

Это имя последние дни в списке самых разыскиваемых преступников Российской Федерации вошло в топ-десятку.

– Кознов? Ты уверен? Как ты узнал его? – В голосе Марцевича прозвучало и сомнение, и капелька ревности.

– По фото. Раз в раз. Мы с тобой возьмем его.

Перед обоими сержантами забрезжила слава.

Валерию Кознову в 1993 году была сделана несложная косметическая операция. Неделю он ходил с пластырем на носу, и примерно полгода кончик его носа отличался своей розоватостью, и этот пятачок походил на след от ожога. Но в один прекрасный момент эта деталь вдруг исчезла. Просто однажды Валерий бросил взгляд в зеркало... и что-то насторожило его. Он поначалу не понял, что именно. Но рука его машинально коснулась носа – как на приеме у невропатолога. И он рассмеялся. Наконец-то он избавился от этой отметины; шрам с годами приобрел телесный оттенок и не бросался в глаза, но был заметен. Сбылось то, о чем его предупреждал пластический хирург: незамедлительных результатов операции не будет, потребуется время. Потребовалось шесть месяцев. Кознов на себе почувствовал, что значит сбросить полинявшую кожу. Казалось, обновился не крохотный участок, а вся кожа, каждая ее клетка.

...Не останавливаясь, он на несколько секунд приковал свой взгляд к стеклу автобусной остановки. В нем отразились огни ночного города. Их пересекали силуэты людей, походивших на сбившихся в стаю насекомых. Так было, если специально не всматриваться. Кознов часто использовал предметы с отражающими поверхностями. Это вошло у него в привычку, стало необходимым и важным делом, как для водителя – панорама в зеркале заднего вида.

Он увидел двух милиционеров в мышиного цвета куртках. Они шли за ним, выдерживая определенную дистанцию. Но отличительной деталью, которая насторожила Кознова, – это буквально перешептывание стражей порядка. Они смотрели ему точно в затылок, как будто на нем был приклеен порноснимок, и, склонив головы друг к другу, шевелили губами. Но раций они не коснулись. Кознов имел возможность наблюдать за ними в течение примерно десяти секунд. Дальше могло произойти что угодно. Пока что планы или их отсутствие были на руку Кознову. Он, в отличие от преследователей, четко представлял дальнейшие свои действия. Что ему не следовало делать, так это затягивать преследование, поскольку намерения милиционеров могли поменяться в любую секунду.

Прямо перед ним находилась подземная парковка. Кознов ступил на крутую площадку, ведущую в паркинг. С подогревом, она была влажной зимой. Перед шлагбаумом чернели решетки ливневых стоков. Неяркий свет над этим пандусом и чуть более яркий на самой парковке были фактически разделены этим рядом чугунных решеток. Слева находилась современная сторожка, а точнее – офис, который и начинался с контрольно-пропускного пункта. Свет внутри помещения был вдвое тускней наружного освещения. Он был мерцающим, что указывало на работающий телевизор, – то, что нужно, отметил Кознов. Другой плюс – дороговизна этой парковки, отсюда – небольшая проходимость и только дорогих иномарок. Кознов не походил на человека, который оставил здесь машину, однако милиционеров этот факт не смутил. Да еще сам Кознов подогрел ситуацию. В середине площадки, в этой мертвой зоне, откуда его не было видно ни с улицы, ни с основной площадки паркинга, он шагнул к стене и всем видом дал понять, что считает это место огромным туалетом. Он приподнял полы куртки. Нащупал крепящийся на ремне продолговатый чехол для ножа и расстегнул его. Теперь его не заботили никакие звуки, кроме тех, которые для него были обнадеживающими: это шаги милиционеров, считающих, что захлопывали за ним мышеловку, – поэтому он нажал на кнопку, и лезвие выкидного ножа с характерным щелчком стало в рабочее положение.

Зубарев и Марцевич будто только сейчас оценили степень риска и одновременно обнажили стволы. Переглянувшись («Ты или я?»), автоматически распределили роли. Один негромким, но властным, хорошо поставленным голосом приказал:

– Не двигаться!

Второй – самоуверенный и триумфальный – назвал им убийцы:

– Кознов, вы арестованы!

Ситуация была таковой, что обезвредить преступника казалось делом привычным. Кознов стоял вплотную к стене, руки опущены, ноги на ширине плеч; он как будто приготовился к аресту. Зубареву оставалось только звякнуть наручниками, снимая их с петли, и отдать очередной приказ. Что он и сделал.

– Руки на стену! Чтобы я их видел!

Он был возбужден до предела, тем не менее бросил взгляд на офис паркинга. Его самолюбию польстила бы парочка свидетелей. Плюс запись с камер видеонаблюдения. Он не видел, где точно расположена камера, но она была здесь – одна из многих десятков тысяч по Москве, интегрированная в систему обеспечения безопасности в российской столице.

Зубарев глянул на Марцевича. Тот сместился левее и ниже, держа Кознова на прицеле пистолета, получил возможность изучить его профиль.

– Оглох? Руки в гору!

Кознов медленно поднял одну руку, и его ладонь коснулась холодного кафеля. Этого для милиционера было достаточно, остальное он сделает по ходу: заведет правую руку преступника за спину и набросит на нее кольцо наручников, потом возьмется за левую, которая уже была поднята. Да, так для него было удобней. Впрочем, Кознов был готов отработать против них и при другом варианте. Но этого не потребовалось.

Он молчал; в другой ситуации мог бы пустить в ход одну из речевых заготовок. Он своей покорностью давал милиционерам понять, что обескуражен таким поворотом событий. А может быть, они ошиблись и приняли добропорядочного гражданина за преступника?..

Удивительным было то, что Кознов, большую часть жизни проживший в столице, обратил на себя внимание только после того, как его объявили в розыск именно под этой фамилией. (Хотя с точки зрения профессионализма и оперативности милиции здесь было все в полном порядке). Речь шла о родственниках и знакомых Валерия, которым он мог попасться на глаза. Он имел навыки менять внешность, но больше по другой причине не стал менять ее посредством пластической хирургии: это боязнь потерять свое настоящее лицо. Несмотря на то, что он порой думал о полном разрыве с прошлым, все же связь сохранил, и была она очень прочной.

Он скосил глаза на Марцевича. Тот держал его на мушке, чуть склонив голову, демонстрируя издевку.

Кознов держал нож обратным хватом, но не в расслабленной руке, как это часто бывает, – он держал его крепко. Ему предстоял сильный и точный удар, от которого зависела его жизнь, и он был готов нанести его в любую секунду. Он даже надеялся на помощь сержанта, горячее дыхание которого уже коснулось его затылка. И тот не стал утруждать себя: одна рука Кознова касалась стены, другая – наружной части бедра. Прежде чем захватить эту руку и вывернуть назад, он дал Кознову почувствовать ствол пистолета на затылке.

– Даже не думай, ясно?

Зубарев убрал пистолет и, поймав утвердительный взгляд Марцевича («Я страхую тебя, давай»), за предплечье сильно потянул на себя руку Кознова. Чересчур сильно. Он был готов к сопротивлению, даже к тому, что провести расслабляющий удар по ноге преступника. Он словно выбил предохранитель баллисты, высвобождая натянутую тетиву. Лезвие выкидного ножа на всю длину вошло в пах сержанта, перерезая паховую вену. Ни он, ни, тем более, Марцевич в первые мгновения ничего не поняли. Марцевич стоял слева от Кознова и не видел его правой руки. Но видел действия товарища. Зубарев легко потянул на себя руку Кознова и вдруг остановился, как будто передумал или забыл, как проводить болевой прием и лихо набрасывать на запястье кольцо наручников. Зубарев, получивший фактически смертельное ранение, охнул, коротко втянув в себя воздух, и мелко задрожал. Он начал приваливаться к Кознову, и только тогда Марцевич сообразил, что что-то не так, он потянул было спусковой крючок «макарова», благо голова преступника торчала на мушке, но Кознов вдруг развернулся на четверть круга, захватывая Зубарева за куртку. Теперь ствол пистолета смотрел в аккуратный затылок сержанта. Палец на спусковом крючке ослаб.

Левой рукой Кознов вынул из кобуры Зубарева пистолет, по-прежнему использую сержанта как живой щит, и поддерживал его за нож, торчавший в ране. Он полностью скрывался за ним: нога в ногу, голова к голове. Он мог получить пулю разве что в отставленный в сторону локоть. Но едва он вооружился пистолетом, как тут же поменял положение. Нагнулся резко и сильно, на прямых ногах, поднимая на спине Зубарева, и отстрелялся в Марцевича – в коридор между двумя парами ног – своих и своей первой жертвы. Он видел все в перевернутом свете: ноги Марцевича подкосились, и он опустился, схватившись за живот. Не меняя позы, Кознов налитыми кровью глазами отметил точку попадания на голове сержанта и еще раз спустил курок.

Он выпрямился так же резко, выбрасывая руки в стороны, освобождаясь от живого пока еще щита. Зубарев терял кровь, но это была жалкая потеря – по сравнению с фонтаном, который забил ключом в тот момента, когда Кознов, как черный маг, взмахнул руками, оставляя в левой пистолет, а в правой – нож. Последнее, что увидел Зубарев, – это остановившийся взгляд убийцы. Ничего в глазах, кроме финала. Сам же Кознов с удовлетворение констатировал, что технически он отработал очень четко. Как всегда.