Повелитель гроз - Танит Ли

— Вот и еще кое-что для продажи в Зарависсе. За этот мех дадут хорошую цену.

Лицо Раса было совершенно пустым. Орван взглянул на него и устало кивнул. Они чувствовали, что он завладел ими.

6

Свое путешествие он начал с того, что повернулся спиной к Зарависсу. Теперь его снедало нетерпеливое желание пересечь границу страны висов, найти города, кипящие жизнью, и темноволосых женщин, похожих на его погибшую мать. Оно охватило его внезапно, он даже сам не понимал, почему — на следующий день после того, как он убил волка и освежевал его, лишив всей красоты.

Орвану понадобилось два дня, чтобы взять напрокат в городских предместьях повозку и двух зеебов. Рас с Ральднором принесли свертки пестрой ткани из дома Аниси — развалин дворца, где жила ее бабка. Там они оставили May, которая тут же начала вынюхивать крыс среди рухнувших колонн.

Старая женщина, похоже, отнеслась к Ральднору с подозрительностью. Она ухватила Раса за рукав и принялась о чем-то шептаться с ним. Лицо Ральднора запылало от гнева. Он пошел за Аниси в запущенный садик и поймал ее за руку.

— Поехали с нами в Зарависс.

— Нет. Я не могу оставить ее одну.

— Но ведь есть же здесь кто-нибудь, кто сможет приглядеть за ней. A May будет вполне надежной защитой.

Она заколебалась, опустив глаза. Он почувствовал, что она готова уступить, и сказал:

— Я очень хочу, чтобы ты поехала со мной.

Она взглянула прямо ему в лицо, и от ее красоты и невинности у него перехватило дух. Она была очень ему дорога. Способность проникать в ее разум, раскрытый ему навстречу, любовь, сияющая в ее взгляде, были бальзамом на его раны. Она была звеном, связывающим его со своим народом. Он не желал терять, ее даже на месяц.

— Там, в третьем доме, живет одна женщина, — нерешительно проговорила она.

Потом, когда они с Расом шли обратно по пустым улицам, тот прервал свое молчание, чтобы сказать:

— Мы плохо разговаривали друг с другом, ты и я. Я видел, как она смотрит на тебя, и ревновал. Признаю свою вину, Ральднор. Я прошу, чтобы теперь между нами был мир, и желаю вам обоим счастья.

Неожиданная теплота в его голосе тронула Ральднора. Он тоже принес Расу свои извинения, и после этого они общались вполне дружески, хотя дружелюбие Раса было отстраненным и сдержанным, в духе всех обитателей Равнин.

Они путешествовали под нахмуренным куполом небес, по ночам окружая свою повозку кострами. Однажды они увидели тирра, крадущегося по плато под ними, и Ральднор ощутил, как в нем всколыхнулась былая неугасимая ненависть, вспомнив о погибшей заравийской женщине и своем недостающем пальце, который, как он подозревал, мог быть откушен тирром.

Большую часть дня они ехали, по очереди сменяя друг друга на козлах, а в сумерках собирались вокруг костра, чтобы поесть. В ночной тьме он лежал без сна, прислушиваясь к дыханию Аниси за занавеской, которой она перегородила повозку. Они все жили слишком тесно, чтобы он мог пойти к ней. Он хотел, чтобы между ними было больше чисто плотского притяжения — тогда он бы попытался все устроить. Его висская часть жаждала ее, и этот голод разгорался сильнее и сильнее с каждым днем, проведенным около нее, с каждым ее взглядом, полным неприкрытой любви к нему. Даже шелест ее легкого дыхания возбуждал его, отзываясь сладкой судорогой в паху. И все же он так и не получил от нее ничего, кроме нескольких нежных поцелуев, которых ему было совершенно недостаточно — она была очень робкой и пугливой, и ему приходилось обуздывать свои желания.

Они переехали границу и добрались до Сара, того самого заравийского городка, поблизости от которого охотник из Хамоса нашел погибшую женщину с ребенком.

У ворот они показали свой пропуск, но часовым, казалось, было все равно, а по улицам ходило множество желтоволосых людей. В центре городка терраса поднималась к небольшому храму, посвященному богам ветра, который неумолчно свистел в холмах. Неподалеку оттуда они нашли себе дешевую гостиницу.

Ральднор лежал на спине в мужской спальне, где поселили их с Орваном и Расом, а две или три продажные женщины переходили от тюфяка к тюфяку, предлагая свои нехитрые услуги. Животные звуки и стоны, издаваемые окружающими висами, одновременно злили и возбуждали его. В конце концов, видя, что его спутники заснули, он поднялся и выскользнул из длинной комнаты, пройдя по узкому коридорчику в крошечную каморку, где разместилась Аниси.

Он думал, что она наверняка заперла дверь, но она забыла.

Войдя внутрь, он долго стоял, глядя на спящую девушку. В лунном свете ее тело и разметавшиеся волосы казались сияющими. Он пробудил ее легчайшим прикосновением губ, но она уставилась на него со страхом.

— Что случилось?

— Ничего, милая Аниси. Ничего.

— Тогда что ты здесь делаешь?

Ее наивность только подхлестнула его желание. Он сел рядом с ней и погладил ее по щеке, потом взял ее лицо в ладони и поцеловал — уже не тем детским поцелуем, которым был вынужден довольствоваться до сих пор. Она не сопротивлялась, но ее начала бить дрожь, и когда он отпустил ее, она тихонько заплакала.

— Мне страшно…

— Я не обижу тебя, Аниси. Я просто хочу сделать тебе приятное. Я хочу, чтобы ты ощутила то же, что ощущаю я. — Но слова, все те же избитые слова его тщетных ухаживаний в Хамосе, глупые, бессодержательные фразы, прикрывающие похоть, всегда слишком торопливые, сейчас застревали у него в горле. Он не мог снова произносить эти ритуальные слова — только не с этой девушкой, которая делила с ним мысли. Он придвинулся к ней и начал ласкать ее дрожащее тело — она лежала, словно каменная, покорно терпя его ласки. Внезапно им овладела неуправляемая ярость. Он схватил ее за плечи.

— Ты вечно говоришь, что любишь меня, — прорычал он. — Думаю, ты меня обманываешь.

— О, Ральднор, ты ведь знаешь мои мысли… как ты можешь говорить такое…

— Значит, ты ребенок. Тебя вырастили сущим ребенком среди этих призраков и руин!

Слезы бежали у нее по щекам, и его терпение лопнуло. Он почувствовал, что презирает ее, ненавидит эту пассивную покорность. Нахлынувшая страсть превратилась почти в наваждение — его висская часть жаждала вырваться на свободу, и он ничего не мог с ней поделать.

Когда ее кулачки в ужасе ткнули его в грудь, он только сжал ее еще сильнее, и его мозг затопили ее безумные от страха мысленные вопли. Но теперь она была для него лишь предметом, который каким-то непостижимым образом воплотил в себе все разочарования, все мучения его жизни. Он почти не помнил, что она девственница, и поэтому, хотя он взял ее не вполне силой, это все-таки было изнасилование, жестокое и кровавое. И ни единого раза она не вскрикнула вслух — лишь внутри своего разума, и именно эти крики в конце концов привели его в чувство. Его ужас перед содеянным стал еще сильнее оттого, что он сам совершил это. Казалось, то был другой человек, которого ему хотелось отловить в закоулках постоялого двора и избить до полусмерти. Он обнял ее, пытаясь утешить, ошеломленный ее страданием и кровью. И чем сильнее он впадал в панику, тем больше она уходила в кокон опустошенного и подавленного спокойствия.