Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3 (СИ) - Токсик Саша

И дальше десять разворотов полноразмерных фото и коллажей, из проклеенных на жёсткую основу листов матовой бумаги, проложенных калькой.

Словно популярные в Советском Союзе художественные альбомы из Эрмитажа или Третьяковской галереи, которые стоили бешеных денег, но снимались с полок крайне редко.

Работа получилась не хуже типографской, да и с любимыми глянцевыми журналами той поры я запросто мог поспорить. А у Таши действительно оказались золотые руки.

Это, как смотреть книгу, посвящённую лично тебе, единственной и неповторимой, какой и чувствует себя любая невеста.

Если даже в две тысячи двадцатые такие вещи вызывают трепет у искушённых прогрессом дам, то Авдеевых «прибивает» на месте.

Татьяна вскакивает, становясь за спиной у матери. Анатолий видя её лицо тоже подтягивается.

Оставшись без присмотра, Михаил наливает себе персонально порцию настойки, и, приняв для храбрости, подтягивается к остальным.

Дальше листы разнятся. Есть отдельные фото, есть парные. Есть даже коллаж из снимков близких родственников.

Привычка, приобретённая ещё с сопливой юности, когда приходилось также колымить на свадьбах. Обязательно пройти по столам и сфотографировать каждого.

А то потом спохватятся: «А где дядя Миша с бабой Настей? Они к нам с самого Краснодара ехали, а на фотографиях нет? Как же можно подобным образом родню обижать⁈».

В век цифры такая операция вообще ничего не стоит. Просто элемент фотографической техники безопасности. В этом случае плёнку я пожалел, уточнив, кто за столом причастен к ближайшей родне, а кто просто выпить заглянул.

Коллажи для советских фото не новость. Каждый выпускной класс может похвастаться снимком с овальными виньетками, в каждую из которых вписана физиономия ученика или ученицы. Ещё и фамилии снизу подписаны лихо и с росчерком, чтобы не забылись за давностью лет.

Делались они несложно, хотя и довольно муторно. Фотограф распечатывал каждый снимок отдельно, наклеивал на лист бумаги, как стенгазету, совершал с ним прочие оформительские изыски, а в конце переснимал полученную композицию. Такой вот изысканный фотомонтаж.

Я же заморачиваюсь куда серьёзнее, делая трафарет под семь фото из плотного непрозрачного картона. Затем экспонирую все снимки в нужные окна, прикрывая по очереди остальные.

Фокус удаётся только с пятой попытки, но результат того стоит. Качество полученных фотографий изумительное.

— Это ведь не бесплатно? — отрывает взгляд Авдеева.

— Бесплатно вот, — пододвигаю ей стопку фотографий.

По-прежнему отличных, но уже совсем не таких привлекательных, как раньше.

— Денег нет, — поджимает губы Авдеева.

— Ну мам⁈ — её дочь готова расплакаться.

— Правда, нет, — злится мать, — только за свадьбу вашу расплатилась. Один стол, знаешь, вошёл во сколько⁈ То, купи, это купи! О таком, вообще, заранее предупреждать надо! — это она мне.

— Я не спешу, — говорю, — потом заберёте, когда деньги будут.

— Мам! Хочешь, мы с Анатолием тебе телевизор вернём⁈

Мнение Анатолия при этом не спрашивается. Хотя подозреваю, он решительно против.

— Можно и без денег, — останавливаю едва не вспыхнувший скандал.

— Это как? — уточняет Авдеева.

— Мне кровельное железо нужно, — говорю, — крышу дома покрыть. Ремонт начали, а крыть нечем… а скоро дожди…

— Шустрый, — качает она головой. — Ты знаешь, сколько железо стоит?

— Так, я оплачу, — предлагаю, — мне только выписать надо.

— А что Молчанов твой не выпишет? — спрашивает она.

— Я Молчанову свадьбу дочки не снимал, — отвечаю.

— И вряд ли придётся, — фыркает Авдеева.

Кажется, репутация нашего первого секретаря бежит впереди него. Оставшаяся в областном центре супруга ему популярности точно не прибавляет. В СССР ценятся крепкие семьи.

— Матери уже десять лет починить крышу обещают, — показываю, что я не пижон и не стяжатель, — и только завтраками кормят. Приходится самому вертеться.

— Там не меньше трёхсот рублей выйдет, — предупреждает Авдеева, — оплатить придётся.

Триста рублей, это не восемьсот. Сумма большая, но посильная. Радостно киваю. Авдеева явно удивлена наличием таких средств у фотографа-нищеброда.

— Тут немного, — поясняю, — тут чуть-чуть. Курочка по зёрнышку.

— Переходил бы ты к нам в район работать, — говорит вдруг она.

— В газету? — удивляюсь.

— Нет, в Дом Быта, — поясняет.

— У вас там что, никто не работает?

— Работает один, — морщится она, — но толку от него, как от козла молока. С больничных не вылезает.

Шабашит коллега. Ситуация мне знакомая. Официальную работу терять нельзя, а неофициальная выгоднее. Вот и вертится фотограф, как белка в колесе, подсовывая работодателям больничные.

Интересно, где он шабашки в Телепене нашёл? Интересно было бы узнать, особенно если Авдеева знакомству поспособствует.

— Уйти не могу, — качаю головой, — слово дал начальству, что пять лет отработаю. А вот разово помочь — всегда рад. На взаимовыгодной основе.

— Завтра на работу ко мне зайди, — говорит Авдеева. — Там всё и решим. Книгу можешь оставить, я тоже человек слова.

* * *

Еду домой, вспоминая сегодняшний разговор с Леман. Я застал её уже уходящей из «Универмага» и показывал книгу прямо на улице. Стоя возле лавочки на длинной аллее, укрытой от солнца старыми липами. Заскочил к ней перед встречей с Авдеевой. Обещал ведь.

— Ты где такое подсмотрел? — спросила Леман.

— Сам придумал, — говорю, — нравится?

— Любая невеста за такое душу отдаст, — качает она головой.

— А в день свадьбы денег ни на что не жалко, — продолжаю её мысль.

— Кто ты такой, Альберт Ветров? — она поднимает на меня глаза.

— Гений, Людмила Прокофьевна, — отвечаю, — обыкновенный гений, опередивший время.

— Да, ну тебя, — смеётся Леман. — Ты ещё на Ленинскую премию с этим выдвинься.

Она отдаёт мне книгу, стискивая её так, словно не хочет расставаться. Женщины любят красивые вещи. А красивые женщины — вдвойне.

Вид разобранной крыши больше не пугает. Скоро это дурацкое приключение закончится.

Из прибитого к калитке почтового ящика торчит бумажный уголок. На газету не похож, телеграмму должны вручать лично в руки. Вытаскиваю буроватый лист скверной бумаги, из которой делают официальные бланки.

Повестка. Гражданину Альберту Ветрову надлежит явиться в райотдел УВД. В милицию.

Глава 13

Взглянув на повестку, я поначалу туплю. Если бы я понадобился капитану Грибову, он или Колю Степанова за мной прислал бы, или нашёл другой способ пригласить. Менее официальный. Чего бумагу переводить?

Только вчитавшись внимательнее, я понимаю, что она пришла не от местных правоохранителей, а из Белоколодецка.

Меня вызывают для дачи свидетельских показаний в тот самый райотдел, где как-то подержали в обезьяннике. Очевидно, с места сдвинулось дело алкоголика и дебошира Виталика Терентьева, фотографа из областной газеты. Надеюсь, что бывшего фотографа.

Дата стоит послезавтрашняя, так что я, получается, даже заранее предупреждён. Я даже рад этому обстоятельству, поскольку в глубине души начал предполагать, что дело замнут. Получается, нет.

Заодно с Кэт повидаюсь, и с её родителем тоже. А если Игнатов снова взбеленится, повестку ему в нос ткну. Мол не воду мутить прибыл в областной центр, а исключительно по велению властей.

От мысли, что дела движутся, хотя и медленно, но во всех направлениях, я просыпаюсь с чувством невероятного душевного подъёма. В такие дни кажется, что всё у тебя получается, и нет никакой силы, что способна твоё движение остановить.

Выйдя из калитки, встречаю «старшаков», не спеша бредущих ломать мне крышу.

— Серёга, а тебе восемнадцать есть? — спрашиваю первого, осенённый внезапной идеей.

— Издеваешься? — обижается «слон», — мне двадцатник стукнул. Осенью стукнет, точнее.