Служанка двух господ - Кира Стрельникова

— Яааааан, — позвал Лорес, и я вынырнула из размышлений. — Молчать долго будем?

— Нормальный мужик это тот, который не говорит, а делает, — уже изрядно раздражённая, ответила я. — И который способен отвечать за свои поступки и слова, — чуть не ляпнула любимую песню о том, что в моём понимании мужчина должен сам уметь поохотиться в холодильнике, а не ждать, пока ему накроют, как в ресторане, но вовремя вспомнила, где нахожусь.

Здесь готовит повар, Яна, и твоя сентенция будет звучать мягко говоря глупо.

— Это всё? — на полном серьёзе уточнил Эрсанн.

— Нет, — окончательно разозлившись, огрызнулась я, позабыв, с кем разговариваю. — Ещё, мне не нужен маменькин сынок, вокруг которого надо скакать с бубном и уделять ему двадцать четыре часа в сутки внимания!

Раздался смешок Лореса.

— Я надеюсь, это всего лишь фигура речи? — весело заметил он, а я спохватилась, не дав пролиться словесному потоку дальше.

Глубоко вздохнула, сделала сразу несколько глотков настойки, и ровно произнесла, глядя в рубиновую жидкость:

— Прошу прощения, милорды. Я заговорилась.

— Не надо извиняться, всё нормально, Яна, — голос Эрсанна звучал слишком мягко, а уж когда его ладонь коснулась моего колена, я чуть не подскочила от неожиданности, мгновенно проснулись все опасения, и я напряглась, резко подняв голову. — А теперь объясни, как получилось, что такая, как ты, красивая и умная женщина, предпочитает скрываться за бесформенными и безвкусными платьями и смущается выглядеть соответствующе, — негромко добавил он тоном, не подразумевавшим возражений.

Ладонь с колена так и не убрал, и мне казалось, я чувствую её жар даже через два слоя ткани. От волнения стало трудно дышать, я вдруг разом осознала, что нахожусь одна, в комнате, с двумя мужчинами, которые... которые имеют на меня виды... Только вряд ли я наберусь храбрости и прямо спрошу лордов об их намерениях. В родном-то мире трудно было задать мужчине вопрос, как он ко мне относится, тут же вообще атас. Да и что хочу услышать в ответ? Обидное "я тебя хочу?" Причём от обоих? Почему обидное, спросит кто-то? Потому что задрали мужики, видящие во мне только сексуальный объект, и которые сбегают, стоит только хоть немного показать, что за смазливой мордашкой мозги есть!

Замечание о том, что я, оказывается, красивая женщина, причём сделанное таким будничным тоном, вызвало смущение, пусть и звучало, не как комплимент, а как констатация факта. Не привыкла я слышать таких слов! И женщиной в последнее время быть тоже отвыкла, да... Да ещё и про то, что я умная, заговорили... Постаравшись принять как можно более независимый вид, пожала плечами.

— Там, где я жила раньше, не перед кем было щеголять нарядами, — спокойно ответила, хотя внутри всё переворачивалось — Эрсанн, словно в рассеянности, начал тихонько поглаживать моё колено. — Вот и ходила, в чём удобно.

Страстно хотелось осторожно отодвинуться, словно невзначай, чтобы Морвейн-старший убрал свою конечность, но... С другой стороны сидел Лорес. И заинтересованно наблюдал за мной и, подозреваю, моей реакцией на действия папочки. Экспериментаторы чёртовы!

— Яна, у тебя родители есть? — теперь разговор поддержал Лорес.

Понятно, допрос продолжается. Что ж их так бросает, так резко темы меняют! Чтобы скрыть дрожь в руках, обхватила ладонями бокал, упорно не отрывая взгляда от наливки в нём.

Родители... Ещё одна больная тема.

— Мама, — кратко ответила, старательно подавляя поднявшуюся горечь. — Папа... ушёл, когда я была маленькой.

— В смысле, ушёл, умер? — натурально удивился Лорес.

— Нет, ушёл к другой женщине, развёлся с мамой и женился на любовнице, — терпеливо пояснила я, на меня вдруг нахлынуло странное оцепенение и неестественное спокойствие.

Чёрт. Я только-только нашла точку равновесия для себя, почти избавилась от того, что во мне старательно, первые двадцать лет моей жизни, взращивала маменька, и вот... меня снова заставляют вспоминать! Не хочу! Слишком больно и... неприятно...

— Так, ладно, об этом потом, — Эрсанн отчего-то нахмурился, на несколько секунд отвёл взгляд, потом продолжил. — Значит, ты с мамой только жила?

— Да, — сквозь стиснутые зубы ответила, вспомнив, как меня воспитывали.

Я не оправдала надежд, потому что рожала меня мамочка только чтобы папулю удержать. Но — не вышло. И вплоть до тех пор, пока я не пошла на работу, она не уставала мне напоминать, что я ошибка, по жизни неудачница, и ничего мне в жизни не достичь по определению. И вообще, я ей по гроб жизни обязана и кругом должна, что она меня родила, кормит-одевает и содержит. Такая вот добрая мамуля. Мои достижения она просто не замечала, а вот чувство вины во мне воспитала отменное. И неуверенность в себе и своих силах до кучи. Чего мне стоило потом хотя бы частично справиться с этими комплексами, словами не передать, да и до сих пор они дают о себе знать. А вот мужчинам не доверяю на подсознательном уровне до сих пор, хотя... Папы не хватало. Очень. Сильного мужчины рядом, который бы решил все твои проблемы, к которому можно было бы подойти, уткнуться в плечо, а он обнял, погладил по голове, и сказал, что всё будет хорошо...

— Ян, она тебя любила? — тихо спросил Лорес, непривычно серьёзным голосом, и я, встряхнувшись, с удивлением покосилась на него.

Какая разница?! Я себя люблю, и это главное, а любил ли кто меня вообще в моей жизни... Дело десятое.

— Мне об этом ничего неизвестно, — сухо известила я и залпом допила остатки настойки.

Разговор вымотал, внимательные взгляды Морвейнов нервировали, и хотелось уже уйти к себе и упасть в кровать, спать... Потому что завтра с утра начнут привозить продукты, надо проследить, чтобы всего хватило по списку, потом цветы — за украшением парадной столовой и музыкальной залы проследит Хлоя с девочками. Из прачечной принесут скатерти, надо проверить, хорошо ли их постирали, и не оторвалось ли где кружево... Начищены ли канделябры в гостевых и на первом этаже, ещё трубочист придёт, проверить каминные трубы, и... ох, в общем, дел выше крыши.

Эрсанн наконец убрал ладонь и встал, я вздрогнула от неожиданности, очнувшись от тяжких дум.

— Иди, отдыхай, — бросил он, голубые глаза излучали задумчивость и непонятную мне решимость. — Разговор не окончен, Яна, — негромко добавил Морвейн-старший, с прищуром глянув на меня. — И не забудь про платье к вечеру.

Я тоже поднялась и, вспомнив золотистое безобразие, возразила — видимо, извечный страх напороться на отповедь, тоже вбитый в меня родительницей, отступил под натиском усталости.

— Прошу прощения, но в таком... изысканном наряде следить за подготовкой к приёму будет проблематично, — подбородок сам вздёрнулся, и во мне проснулось упрямство — по словам мамочки, черта характера, доставшаяся мне от отца, которого я почти не помнила.