Ледяная кровь - Андреа Жапп

Вдруг весь этот спектакль, еще недавно забавлявший камерленго, готового продолжать его до бесконечности, начал действовать Бенедетти на нервы.

Бенедетти захотелось, чтобы это стонущее ничтожество немедленно исчезло. Он задыхался в его присутствии.

– Дражайший друг, вы же знаете, какое уважение я к вам питаю. Вы светоч нашей Церкви. Будьте уверены, свой голос я отдам за вас.

Жирное лицо затряслось от волнения, вернее, от радости.

– Если Господу будет угодно, чтобы я стал его наместником на земле, поверьте мне, ваше преосвященство, я никогда не забуду о вашей доброте и бесчисленных достоинствах. Мне понадобятся люди веры, надежные люди. Покорнейше благодарю вас.

– Нет, это я вас благодарю, дорогой Марзен, что вы стали кандидатом, которого я могу совершенно безбоязненно поддержать.

Гонорий встал, показывая тем самым, что беседа окончена. Фульк де Марзен, уверенный, что получил то, за чем приехал, этот самый голос, который камерленго уже пообещал доброй дюжине итальянских и французских прелатов, поспешил поцеловать протянутую руку.

Избавившись наконец от назойливого прелата, Бенедетти вновь погрузился в один из своих безмолвных монологов, столь дорогих его душе. Кому же еще он мог открыть правду, как не Сыну Божьему?

«О чем Ты думал? Что кровь, лившаяся из Твоих рук и ног, искупит мир? Какое соблазнительное заблуждение! Нет, ничто не может спасти этот мир. Единственное, что можно сделать, так это отсрочить его гибель. В Твоем царстве, Божественный Агнец, так мало праведников. Твоя паства состоит из жалкой кучки последователей, позволяющих себя убивать, страдающих, потому что другие хотят жить во грехе, к которому привыкли и который делает их богатыми и счастливыми. Грех может быть таким милым, таким удобным. Добродетель же – едкая, бесплодная. Кого она способна прельстить? Что Ты говоришь? Что мои тайные враги входят в число Твоих последователей? Да, это правда. Но Ты же знаешь, что и я – Твой верный последователь и приму тысячу смертей во имя любви к Тебе. И все же я не питаю безумной надежды изменить людей. В день, когда они перестанут бояться последствий своих поступков, уже ничто не сможет их спасти. Их безумие, лихоимство превратятся в закон. Слабым перережут горло или обратят в рабство. И только сильные, жестокие и кровожадные выживут. Если мы позволим им это, будущее превратится в жуткий кошмар. Я хочу сохранить страх. Я хочу сделать более крепким поводок, удерживающий их. Я буду покрыт позором? Какая разница! После убийства Бенедикта моя жизнь превратилась в крестный путь. Знаешь ли Ты, о чем я порой думаю? Что этот мир на самом деле является адом. И другого ада не существует».

Гонорий Бенедетти их ненавидел, всех, почти всех. Они внушали ему отвращение. Почему он так сильно любил Бенедикта, хотя покойный Папа был его самым заклятым врагом? Почему так случилось, что он чувствовал себя чужим, отличным от своих вольных или невольных союзников? Неужели это его проклятие – видеть родственные души в тех, кого он был призван устранить, уничтожить?

Камергер прервал поток невеселых мыслей камерленго.

– Немедленно введите его.

Молодой человек низко поклонился. Но в его поведении не было раболепия.

– Прошу вас, Клэр, присаживайтесь.

Клэр Грессон, личный секретарь Гийома де Плезиана, сел. Синяки под его глазами свидетельствовали о том, что путь из Парижа в Рим был долгим и трудным. Плащ Грессона весь запылился.

– Ваше преосвященство, я сразу же пришел к вам. Прошу прощения, но я немного утомился в дороге.

– Вы заслуживаете прощения, Клэр. Вы привезли важные новости?

– Разумеется. Слишком важные, чтобы доверить их бумаге. Я должен вернуться как можно быстрее. Мое слишком долгое отсутствие обязательно вызовет подозрение у мсье де Плезиана.

– Вам удалось узнать имена?

– О! У меня есть кое-что получше! Одно-единственное имя.

– Говорите же! – воскликнул Гонорий, сгоравший от нетерпения.

– Монсеньор Труа.

– Рено де Шерлье?

– Да. После многочисленных колебаний между мсье де Го*, архиепископом Бордо, и мсье де Шерлье, кардиналом Труа, Гийом де Ногаре и мой хозяин остановились на кандидатуре последнего. Я не знаю, руководствовались ли они сугубо финансовыми соображениями, поскольку гасконцы легко отдали бы свои голоса архиепископу Бордо. Впрочем, мсье де Го ведет себя весьма сдержанно относительно посмертного процесса над Бонифацием VIII, поскольку был его другом, и ловко уклоняется от прямого ответа, когда речь заходит о тамплиерах.

Слова Клэра Грессона подтверждали донесения шпионов камерленго о борьбе, развернувшейся между этими двумя епископами. Тем не менее, принимая во внимание поддержку гасконских прелатов, Гонорий мог бы поспорить, что победу одержит мсье де Го. Но, видимо, архиепископ, забыв о политических уловках, отказал королю в том, что тот требовал в обмен на свою тайную поддержку, и сразу же лишился надежды занять Святой престол.

Камерленго почувствовал такое всеобъемлющее облегчение, что оно даже вызвало у него легкое беспокойство. Наконец он узнал, против кого должен бороться. Недостатка н средствах он не испытывал. Слухи о николаизме, общении с демонами, ереси или терпимости к отклонениям от религиозных догм, пущенные в нужный момент, опорочат кардинала Труа. И будет избран Гонорий, хотя его совсем не привлекала папская тиара. Тем не менее это было необходимо для выполнения возложенной на него миссии, и он был готов на все. К тому же Рено де Шерлье не пользуется большим влиянием, и поэтому его можно не бояться. Если Гонорий хочет быть избранным, ему придется взять средства из военной казны, расточать обещания, делать предупреждения и заигрывать с паствой. Игра стоит свеч.

Он почувствовал подлинную нежность к Клэру Грессону. Чтобы убедить молодого человека, камерленго не пришлось прибегать к звонкой монете. Оказалось достаточно одних только слов. Непорочный. Непорочный, как Бенедетти, поскольку непорочность была многоликой.

– Я бесконечно признателен вам, друг мой. Странно, ведь я произношу слово «друг» раз двадцать в день, но никогда не чувствую его подлинного значения. Мне понадобилось прибегнуть к вашей помощи, чтобы заново осознать его смысл. Отдохните немного. Благодарю вас. Благодарю, что вы сумели успокоить меня.

– Ваше преосвященство, я должен немедленно ехать.

– Хорошо. – Вдруг устыдившись жеста, который он так часто повторял, Бенедетти спрятал кошелек в ящик стола, потом, немного поколебавшись, он все же решился протянуть его своему собеседнику. – Я… Возьмите. Это не плата и не признательность… Это…

Молодой человек покраснел до корней волос и встал, сказав сухим тоном:

– Вы оскорбляете меня, мсье. Я беден, но я не продаюсь. Я загнал лошадей, чтобы как можно скорее добраться сюда, поскольку верю в ваше предназначение. Люди не способны управлять своими жизнями. Без нас их ждет хаос. Разве можно получать вознаграждение за то, что желаешь им спокойствия или хотя бы его сносного подобия? А раз так, я возьму ровно столько, во что мне обошлось путешествие, ибо не могу рассчитывать на собственные деньги. Ни больше и ни меньше. Удовлетворение, которое я получаю при мысли, что тружусь на благо будущего, служит мне единственным вознаграждением.

Бенедетти знал, что все так и произойдет. Он предчувствовал и даже надеялся, что Грессон откажется от денег. Возможно, камерленго даже нуждался в столь грубом отказе, чтобы убедиться, что он не одинок.

– Право… должен признаться, ваш визит был единственным приятным моментом за сегодняшний день, за все последние бесконечные дни, – говорил камерленго, провожая молодого человека до высокой двери своего кабинета.

Оставшись один, Гонорий позволил себе немного расслабиться. Он, этот уставший до изнеможения молодой человек, не знал, какое облегчение чувствовал камерленго после его визита. Конечно, сведения, которые он привез, имели основополагающее значение. Но если не принимать в расчет умелый шпионаж, честность и безукоризненная порядочность Грессона доказывали Бенедетти, что он ведет справедливую борьбу. Власть и ум всегда настолько одиноки, что порой забываешь их подлинную цену. А ведь время от времени камерленго охватывал страх. Страх ошибиться, страх продать душу, совершив непростительную ошибку.

«Господи Иисусе! Я тоже хочу их спасти. Во имя Твое спасти их от самих себя. Я хочу их спасти от их тяги к убийству, подлости и жестокости. Как Ты. Впрочем, я всего лишь человек, а не Сын Божий, и поэтому сражаюсь человеческим оружием. Правда, оно плохо пахнет. Но другого оружия у меня нет».

Клэр Грессон тяжелой поступью шел по большой площади Святого Петра. При его появлении голуби заметались. Шумно взлетая в воздух, они дерзко задевали его крыльями. Но он не замечал птиц.

Гонорию Бенедетти придется перегруппировать свои значительные силы, чтобы убрать со своего пути монсеньора Труа, который уже не оправится от такого удара. У Бертрана де Го, архиепископа Бордо, появятся широкие возможности. Нет сомнений, что он будет избран Папой как при щедрой финансовой помощи короля Франции, так и при поддержке гасконцев, которые отдадут ему свои голоса. Бертран де Го никогда не бросит на произвол судьбы военные ордена, в частности госпитальеров. Немного чудаковатый Го был искусным дипломатом. Он умел затаиваться и спокойно ждать, когда утихнет буря. Он всегда давал обещания, но выполнял их лишь тогда, когда сам принимал решение. Он не станет играть в прятки с Филиппом, которому, несмотря ни на что, придется пересмотреть свои принципы.