Ледяная кровь - Андреа Жапп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аббатиса улыбнулась:
– Наконец-то хорошая новость. Вскоре в аббатство должен приехать человек от моего племянника. Какое облегчение! – Но милое лицо в мелких морщинах тут же вновь стало хмурым. – Я написала ответ, коротко поведав о недавних печальных событиях, произошедших в аббатстве.
– Как же так получилось, что я не заметила вашего племянника, когда он в последний раз навещал вас? Боже всемогущий, если бы мерзавец Флорен увидел его, это стало бы настоящей катастрофой!
Лицо аббатисы зарделось от гордости. Она призналась:
– Мой Франческо очень хитрый. Он всюду может проникнуть, словно жулик. Перед ним не устоят ни стены, ни ворота.
Элевсия задохнулась в приступе кашля. Аннелета бросилась к ней и несколько раз постучала по спине. Наконец аббатисе стало легче.
Они вновь заговорили об убийствах, об угрозе, нависшей над их поисками. Потом Элевсия де Бофор так лестно описала Франческо, что Аннелета подумала, что аббатиса явно считает его по меньшей мере архангелом и что любовь истинных матерей не знает границ.
Сестра-больничная уже собиралась уходить, как вдруг ее насторожило выражение лица Элевсии. Челюсти ее так сильно сжались, что из-под бледной кожи резко выступили мышцы.
– Матушка! Вам плохо?
Элевсия кивнула головой, не в силах разжать зубы. В мозгу сестры-больничной промелькнул длинный список симптомов различных болезней. Тризм. Это состояние называлось тонической судорогой челюстей. Оно наблюдалось при некоторых формах тетании и флегмоны миндалевидных желез.
– Матушка! – закричала Аннелета.
Элевсия покачнулась и упала на пол, как тяжелый мешок. Духовная дочь бросилась к аббатисе, пытаясь поднять ее. Но мышцы хрупкой женщины стали твердыми, как железо. Она задыхалась, тщетно ловя воздух. С лица градом лился пот.
И тут Аннелета поняла. Обезумев, она схватила пустую чашку и слизнула последние капли, оставшиеся на дне. Аннелета сразу почувствовала, как у нее подкосились ноги. Необыкновенная горечь напитка не вызывала сомнений. К ее травам подмешали что-то другое. От рыданий тело Аннелеты содрогнулось. Она сама приготовила яд и отнесла его аббатисе. Это извращенное чудовище, эта отравительница заставила ее стать невольной помощницей. Впервые в жизни Аннелета почувствовала непреодолимое желание убить. И она убьет, поскольку хочет видеть убийцу мертвой.
Аннелета опустилась на колени рядом с задыхающейся Элевсией, протягивающей к ней свои окоченевшие руки. Аннелета хотела взять аббатису за руку, но от жутких конвульсий хрупкое тело словно взлетело в воздух, а затем вновь упало на пол.
– Вам больно, мадам? – простонала сестра-больничная. – Эти симптомы мне незнакомы. Что она использовала, эта проклятая? Мадам, умоляю вас, не умирайте, не оставляйте меня одну! Мадам, мадам… я солгала… у меня нет той силы, которой я так хвалилась. Я держалась, чтобы успокоить нас и самой себе доказать свою значимость. Живите, заклинаю вас! Живите! Мне страшно, матушка. Что я буду делать, если вы покинете меня?
Капля упала на белоснежное платье аббатисы, потом вторая, третья… Они сверкали, словно маленькие прозрачные бриллианты. И только тогда Аннелета осознала, что плачет. Ей казалось, что жизнь утекает из нее точно так же, как жизнь умирающей женщины. Сестра-больничная легла, прижавшись к скорчившейся от боли Элевсии, и повторяла как молитву:
– Будьте благословенны, сестра моя, будьте благословенны, сестра моя… Бог любит вас. Он любит вас…
Сколько прошло времени? Аннелета не могла сказать. Мысли ее витали далеко.
Хрип, вырвавшийся из груди умирающей, заставил Аннелету вздрогнуть. С по-прежнему крепко сжатыми челюстями Элевсия смотрела на нее огромными глазами в отчаянной попытке что-то сообщить. Аннелета коснулась щекой лица аббатисы, и тут же раздался хриплый крик. Аббатиса с трудом зашевелила губами и прошептала сквозь сжатые зубы:
– Шк… шк…
– Ваш шкаф.
– Фран…
– Ваш племянник Франческо.
– Пис…
– Письмо или письма в вашем шкафу для вашего племянника.
Элевсии удалось моргнуть.
– Тай… Тайное…
– Это тайное письмо, и оно останется таковым, клянусь вам своей жизнью.
– Ключ… Тай… библ…
– Там также находится ключ от тайной библиотеки. Кому его отдать? Франческо?
Элевсия снова моргнула.
От хриплого дыхания щеки умирающей раздувались. Аннелета, потеряв голову от ужаса, с трудом соображала. Должна ли она броситься за помощью? Нет. Элевсии не следует умирать в одиночестве в этой зловещей комнате. Хрип, еще один. Окоченевшие руки, протянутые к ней, напряженные до предела ноги, торчащие из-под платья щиколотки. Элевсия спокойно ждала смерти. Она ничего не видела, не пыталась запомнить малейшие детали. В сущности, смерть не так уж страшна, как об этом говорят. Она даже проявила снисходительность к своей новой жертве. Мадам де Бофор казалось, что вокруг нее собрались ее любимые сестры. В ее памяти звучал смех Клэр, Клеманс целовала ее, а Филиппина ласково трепала по щеке.
«Анри, мой любезный супруг… Наконец-то я воссоединюсь с вами. Какой же длинной и тернистой была дорога к вам! И пустынной. Без вас мне всегда было холодно. Там… там я наконец отогреюсь».
Последнее усилие. Последнее.
Элевсии вновь удалось разжать губы.
– Д… руг мой. Живи, др… уг мой.
Последний сдавленный вдох. Грудь Элевсии застыла. Аббатисе казалось, что ее мозг захлестывает огромная красная волна, размывая контуры мира.
Крик. Последний крик. Тело аббатисы приподнялось над ледяными плитами, приняв форму радуги. Теперь оно касалось пола только головой и пятками. Но вскоре, безжизненное, оно вновь рухнуло вниз.
– Мадам, мадам… – рыдала Аннелета. – Нет, нет, это невозможно! Нет, это несправедливо, несправедливо! Это моя вина, моя самая тяжкая вина. Я слишком торопилась, готовя эту настойку, ни минуты не думая, что убийца могла подмешать яд к моим травам. Я повинна в глупости и небрежности!
Вдруг Аннелету охватила невыразимая ярость. Она на коленях доползла до двери и крикнула во всю мощь своих легких:
– Чтоб ты сдохла, чудовище! Чтобы ты сдохла и во веки вечные гнила в аду! Даже если мне придется отправить тебя туда своими руками!
Топот ног, резко распахнутая дверь. При виде жуткой сцены женщины одновременно закричали: Тибода де Гартамп и Берта де Маршьен, сестра-экономка. Тибода опустилась на колени рядом с Аннелетой, бившейся в истерике. Сестра-больничная, не в состоянии сдержать свои вопли, отчаянно боролась с духовной сестрой, пытавшейся ее успокоить:
– Сдохни! Я помогу тебе сдохнуть, если надо…
– Аннелета, прошу вас! Успокойтесь… Все кончено. Успокойтесь. АННЕЛЕТА, прекратите! Нам нужно заняться телом нашей славной матушки.
Звериные вопли сестры-больничной мгновенно затихли. Безумным взглядом она посмотрела на сестру-гостиничную. Постепенно облако, затуманивавшее ее бледно-голубые глаза, рассеялось. Она прошептала:
– Боже мой…
Тибода помогла Аннелете подняться. Мертвенно-бледная Берта стояла в нескольких сантиметрах от мертвой аббатисы. Она прошептала:
– Это место проклято. Теперь я в этом уверена.
– Старая дура! – прорычала Аннелета. – Единственное, что проклято в этом месте, так это отравительница. Мне нужен ваш ключ от шкафа. Такова последняя воля нашей матушки. Будьте любезны дать мне его, а затем обе выйдите. Я позову вас позже, чтобы мы вместе сломали печать.
– Но…
– Это приказ!
Берта сделала робкую попытку возразить:
– Учитывая преклонный возраст Бланш, нашей благочинной и хранительницы печати, до назначения новой аббатисы я фактически…
– Вы никто! – резко оборвала ее сестра-больничная. – Вы всего лишь одна из моих подозреваемых. Ключ!
Лицо Берты еще сильнее сморщилось от недовольства. Она неохотно сняла с щей кожаный шнурок и бросила его Аннелете. Затем вышла из комнаты в сопровождении Тибоды.
Аннелета Бопре приподняла платье и развязала шнурок, обмотанный вокруг талии, на котором висел второй ключ.
Присев рядом с трупом аббатисы, она вдруг подумала, что теперь ей предстоит сделать самое трудное. Но в то же время ее охватила бескрайняя нежность. Она осторожно приподняла голову мертвой Элевсии и пошарила под воротником платья. После наступления смерти мышцы Элевсии расслабились, и она вновь обрела достоинство прекрасной стареющей дамы. Аннелета взяла третий ключ и положила себе на колени голову так поздно обретенного друга. Последними словами Элевсии были «Друг мой. Живи, друг мой». Эти с трудом произнесенные слова вознаградили сестру-больничную за горькую, полную одиночества жизнь, которую, как совсем недавно казалось, она ненавидела. Она погладила лоб, еще покрытый испариной, и поцеловала его. Затем она встала и при помощи трех ключей открыла шкаф. Она сразу же увидела большой ключ, несомненно, дубликат ключа от покоев аббатисы, еще один, более короткий, а также ключ и толстое письмо, на котором лежала печать. На конверте высоким тонким почерком, который Аннелета знала так же хорошо, как свой собственный, было выведено:
