Снайпер, который любил жареный рис (СИ) - Голи Чжан

Вскоре после этого Качок примкнул к другой банде: искал тех, кто помог бы ему восстановить репутацию. Вместе с другими ребятами он украл со стройки металлические шесты и вдребезги разнес игорный притон. Кончилось одним трупом и восемью тяжелоранеными, серьезное дело. Семнадцать человек арестованы, из них семеро малолеток. Суд по делам несовершеннолетних отправил их под стражу на полгода.

Странно, что Чэнь Личжи был освобожден через два месяца, несмотря на то что был зачинщиком, и вместо наказания пахал по пять часов в неделю на общественных работах.

Чэнь Ло был в ярости и, встревожившись, что сын пошел по дурной дорожке, забрал его из средней школы и направил в военное училище.

Там Качок преуспевал, оторвавшись от прежних дружков по банде. Он был единственным ребенком в семье и, должно быть, чувствовал себя одиноким, и тут, возможно, обрел нечто вроде братства. Без проблем закончив училище, он записался в морскую пехоту. В тренировочном лагере было тяжело, но он любил, когда тяжело. Ему все давалось играючи.

Командиры из морской пехоты хорошо помнили его: среди десантников он был лидером. Рвался получить все дополнительные виды подготовки, какие только можно: прыжки с парашютом, боевые действия в горных условиях, боевые действия в зимних условиях, снайперская школа, ничего не хотел упускать. Поэтому они не понимают, отчего он ушел. Прирожденный солдат, думали они, прямая дорога в сержанты.

Один из товарищей по команде вспоминает, что Качок всегда был дружелюбен и улыбчив, но не болтлив и ни с кем особо не сближался. Яростно защищал личное пространство. Однажды кто-то ради шутки улегся на его койку, и Качок его чуть не расплющил. Имел очень четкие границы, пересекать которые можно было лишь на свой страх и риск.

Миграционные записи свидетельствуют о том, что после увольнения из морской пехоты он несколько раз выезжал за границу. Жена Чэнь Ло после развода вернулась во Вьетнам, в небольшую деревню на севере; Качок ездил туда. Имеются их совместные фотографии. Полагаю, он нашел там нечто вроде семьи.

— Я видел фотографии в файлах, которые ты прислал. Вроде симпатичная женщина.

— Она приезжала к Чэнь Ло, когда тот переселился в дом ветеранов. По словам товарища по команде Качка, она явилась на базу с подарками для него. Качок был в диком восторге, водил ее повсюду, как экскурсовод. По всей видимости, она уже была тогда полная, и все принимали ее за его настоящую мать.

— Может быть, жизнь Качка сложилась бы иначе, проживи Чэнь Ло еще несколько лет.

— А ты видел ту фотку, где он носит мать на закорках?

— Итить твою, как ты их только нашел! Не уходи на пенсию, У, это твое призвание.

Однако о личной жизни Качка информации имелось мало. В морской пехоте зарплата у него была достойной, но не особо большой. Вместо того чтобы копить на женитьбу и покупку дома, как делали его товарищи, он не скупился: оплачивал расходы приемной матери во время ее визита на Тайвань, дополнительный уход за приемным отцом. Время от времени посещал подпольный бордель или хостес-бар, но никаких длительных связей до встречи с Мими не имел.

Они с Мими казались скорее соседями по квартире, чем влюбленной парой. Качок часто отлучался, и когда Мими интересовалась, куда он ездил, отвечал: «Просто были кое-какие дела. Обязанности. Тебе лучше не спрашивать».

И, в отличие от большинства женщин, Мими этим удовлетворялась.

— Эй, мы вычисляем жизнь покойника. Не раскрашивай историю сообразно собственному опыту.

— Это как же?

— В отличие от большинства женщин? Мы говорим о Мими, а не о твоей жене.

Трудно описать влияние Качка на жизнь Мими или как сильно она любила его за это. Она бросила работу хостес и устроилась помощницей в магазин одежды, принадлежавший ее подруге. Качок хотел, чтобы она открыла свое дело, а у Мими была бальная тетка, которой трудно стало управлять своим баром караоке. Бар перешел к Мими за двести штук. Качок просто исчез на пару дней и вернулся с наличными. И еще он взял на себя ежемесячные арендные платежи.

Она никогда не встречала таких мужчин, как он, сказала Мими. Ей давали деньги и подарки, но лишь для того, чтобы залучить в постель. Качок был другой. Ей пришлось соблазнить его, чтобы затащить в койку. Он хотел не секса, сказала она, а любви. Но его окружала стена, за которую не было ходу без приглашения.

Она и впрямь недоумевала, почему он никогда не говорит о своей работе или где живет, когда не с ней. Однажды она пошутила, что, должно быть, у него где-то есть жена. Он вытащил удостоверение личности, чтобы показать ей, что холост. Там же было указано, что он усыновлен: вот так она и узнала. Когда у него было время, он помогал в зале караоке, исполняя старые японские песни в жанре энка, а также композиции У Бая. Ему очень удавались меланхолические баллады о мужских чувствах. Старички обожали его.

Но он никогда не объяснял, куда уезжает. «Надо сделать кое-что, — говорил он, — через неделю вернусь». Мими привыкла к этому. Она подозревала, что он замешан в торговле оружием на черном рынке — как-то раз она заметила, что он вооружен. Если его арестуют, сказала она себе, я открою новое место возле тюрьмы и смогу приносить ему нормальную еду.

Поначалу Мими не нравилось управлять заведением, которое посещают одни старики, но потом она вошла во вкус. Научилась готовить нормальные обеды, а поначалу умела только лапшу.

Некоторые из одиноких стариков, живущих поблизости, говорили, что она — единственная причина, отчего дети не сдают их в дом престарелых: здесь кормежка обходится им дешевле, они могут получить ланч и обед за сотню.

Это была идея Качка. Он сказал, что на лишнем полтиннике не разбогатеешь, поэтому пусть будет дешевле, чтобы они могли приходить. В этом был весь Качок: никогда не заморачивался, как бы побольше срубить. Караоке было открыто каждый день, и по выходным, и даже на перерыв никогда не закрывалось.

Вот только о совместном будущем Качок никогда не говорил.

Мими позвонила У через несколько минут после того, как он вышел от нее; он уже садился в поезд в метро. Она извинилась за расстроенное состояние и, всхлипывая, долго рассказывала о Качке. У был уже на конечной, когда она дала отбой. Он представил ее в крошечной кухне, как она плачет, сжимая телефон.

Качок никогда не говорил о прошлом, но следы его имелись. В частности, три фотоснимка.

— Три снимка?

— Она отправила их с мобильного. Вот, пересылаю.

— Зацепки есть?

— На первой вроде бы он сам и двое других со снайперской подготовки, одна женщина.

— Женщина? Хорошенькая?

— Сам посмотри.

— Только что получил. Ого, недурна. Может, это трио? Любовный треугольник?

— Вот об этом он Мими рассказывал. Они оба были влюблены в нее. Качок никогда не пытался подъехать. Тот, другой, с широкой улыбкой, попытался. Получил отказ, сердце разбито, не смог оправиться. Оставил армию и пошел бродить по свету.

— А на второй — он, доктор и госпожа Чэнь?

— Верно. Мими не знает, кто там с ним на третьей, он никогда не говорил. Какой-то старый пердун, коротышка, но хорошо сложен. Темные очки, бейсболка, поэтому толком не рассмотреть. Есть еще другие фотографии, но на них только он со вторым набором приемных родителей. Эти я перешлю завтра.

— Ясно, пристойная картина жизни Качка.

— Твоя очередь.

Чья-то рука поставила на стол Умника чашку кофе. Умник предпринял мужественную попытку поблагодарить по-итальянски.

— Не такая увлекательная история как у тебя, У, но у меня деталей больше.

— Так и положено, ты же главный.

— Опять двадцать пять. Жаль, что ты уходишь на пенсию.

— Давай побыстрее, а то засыпаю уже.

Качок добирался до Рима окольными путями.

За два дня до убийства Чжоу он вылетел в Сингапур, потом в Барселону. Потом поездом до Парижа, другим поездом в Рим. Он явно пытался заметать следы.