Тайное становится явным - Кирилл Казанцев

Униженный генерал-майор тяжело дышал. Глаза блуждали, словно сорвавшаяся с шестеренок карусель. И вдруг случилось что-то невероятное! Картина «Не ждали, блин». Грузное тело стремительно вывернулось, треснуло дамское белье, практически оголив его носителя, и упитанный казнокрад совершил прорыв, которому позавидовал бы и генерал Брусилов! Он метнулся к женщине, выстрелил рукой, выхватывая у нее камеру, та испуганно вскричала, затем ударил в живот, схватил за плечи и, прикрывшись ею, стал отступать к двери. Глаза его злорадно заблестели. Злоумышленник растерялся, стрелять было поздно, да и не собирался он ни в кого стрелять. Его подруга обвисла, схватилась за живот. Черт возьми, какой прокол! Он чуть не задохнулся от возмущения, когда женщина жалобно застонала. Бросился прыжками через комнату, но генерал уже провернул собачку на двери, оттолкнул от себя женщину и перепрыгнул через порог — практически голый, с волочащимися за спиной кружевными обрывками, прижимая ценную вещь к груди! Он уже шлепал босыми ногами по ковровой дорожке и вопил во все воронье горло: «Спасите, помогите, убивают!»

— Ты в порядке, милая? — выплюнул мужчина, хватая женщину за плечи.

— О да, дорогой… Это что-то бесподобное… Сейчас полегчает, он не очень сильно ударил, догони его… а я подтянусь…

Он выбежал из номера, машинально проверяя, на месте ли маска, помчался за ублюдком олимпийскими прыжками. А генерал оказался не таким уж тюфяком, молодец, есть еще порох в пороховницах. Прижалась к стене постоялица, идущая в свой номер, выпучила глаза, когда мимо нее с ревом падающего бомбардировщика промчалось что-то волосатое в розовых лохмотьях. Оторвалась от стены и вновь прижалась — когда вдогонку за первым промчался второй, спортивно сложенный, в страшноватой маске. Генерал имел все шансы уйти, скатиться с лестницы, доораться до охраны. Но допустил ошибку — обернулся, прежде чем скакнуть на лестничный марш. И споткнулся, схватился за косяк у проема, но камеру не уронил. Треснулся челюстью об стену, а пока собирал себя в кучку, на него уже налетел злоумышленник в маске, повалил, принялся вырывать камеру. Но не тут-то было! Генерал извивался, пыхтел, бился всем, чем мог, даже головой, но ценную вещь не отдавал. Засандалил злоумышленнику лбом в переносицу, ударил пяткой по чувствительной мышце на бедре. Тогда преступник скатился с него, стиснул кулак и начал бить — по челюсти, по вытаращенным глазам, пробил ладонь, которой тот пытался защитить лицо… и буквально вырвал победу на последней секунде! Баранов взревел от боли, разжал руку, и камера скатилась на пол. Ее подобрала подоспевшая женщина в маске. Где-то на лестнице уже кричали, топали охранники, а в этом солидном гостиничном комплексе охрана и служба безопасности были что надо. Мужчина в маске все не мог остановиться, он кипел от ярости и превращал физиономию оппонента в кровавую маску.

— Хватит, милый, ты увлекся, не стоит он того, — потащила его за рукав подруга. — Бежим, достаточно! Это же не свадьба — баяниста на меха рвать!

Он проснулся среди ночи. В ушах гремело, словно товарняк промчался. Помотал головой, вытрясая посторонние шумы. Грохот удалился, остался разноголосый вкрадчивый шепот — тараканы в голове что-то энергично обсуждали… В квартире было тихо. Из ванной комнаты, дверь в которую была открыта, доносился звук падающих капель. Прохудилась сантехника, а починить некогда…

Прислушался — не обманчива ли тишина. Покосился на лунную дорожку, проложенную от окна к креслу. Что-то частенько стал он просыпаться по ночам от нехороших предчувствий, кошки скребли на душе.

— Что такое? — заворошилась и приподнялась лежащая рядом женщина. — Что-то случилось?

— Неспокойно на душе… — пробормотал он. — Слышала, что в городе творится? А вдруг эти «мстители» и к нам придут? Мы же таких дел, черт возьми, натворили, мы с тобой закоренелые злодеи…

— Вот это да… — гулко прошептала женщина. — Не могу поверить. Неужели события нас обогнали? Ведь мы сами, дорогой… «мстители». Или, пока я спала, что-то изменилось?

— А, точно… — мужчина откинулся на подушку и невесело рассмеялся.

— Я знала, что рано или поздно нам отзовется… — женщина придвинулась ему под бочок и обняла за шею. — Мы с тобой, как те эсэсовцы, что каждый день отправляли евреев в газовую камеру, а потом практически до единого тихо вымерли в расцвете лет без постороннего вмешательства — от непомерного психического груза. Даже не верится, что когда-нибудь мы заживем спокойно. Ходим на эти акции, как на работу, — а это, знаешь ли, спорное удовольствие. Понимаю, что надо, сама напросилась, но… Я вся уже в морщинах, не замечаешь? Волосы от стресса выпадают…

— Это молочные волосы, успокойся, — пошутил мужчина. — А жить спокойно мы, по крайней мере, пытались. Но не вышло… Как твоя производственная травма?

— Все прошло, не бери в голову… Просто на душе хреново после этого борова. Как вспомню, бр-р-р… Такое ощущение, словно он изнасиловал меня…

— Да, нехорошо получилось… Знаешь, я проголодался, — он пружинисто поднялся с кровати. — Видимо, не только плохих парней по ночам терзает голод. Что у нас на кухне? Парочки таблеток от голода не найдется?

— Холодильник, сковородка — там найдешь свои таблетки, — вздохнула женщина. — Я вчера их с избытком нажарила. Иди уж, заправляйся, горе мое ненасытное. — Она включила тусклый свет над головой, и на мужчину устремились печальные глаза.

Он наклонился, чмокнул ее и побрел на кухню — свет не дальний. Площадь съемной квартиры составляла тридцать метров, все необходимое находилось под рукой. Пожевав в лунном свете и запив все водой, завернул в ванную — почистить зубы. Из зеркала на Никиту Россохина взирал угрюмый мятый мужик с коротко стриженной окладистой бородкой и длинными волосами. Больше всего на свете он хотел постричься, но опасался — шевелюра была частью имиджа. Глаза запали в черепную коробку, их окружали фиолетовые припухлости. Под правым глазом красовался глубокий шрам — не бутафорский, самый настоящий шрам, кардинально меняющий внешность его носителя. Три месяца назад Никита с Ксюшей Левторович окольными путями покидали Подмосковье. После тарарама, учиненного в Качалове, их преследовала вся полиция региона, весь ОМОН и части спецназа. Они перемещались проселочными дорогами, объезжали населенные пункты, через день всплыли на окраинах Тулы, еще через три — в Саранске, потом в Самаре, в Орске Оренбургской области. На Южном Урале прожили неделю — достаточный срок, чтобы через старых знакомых Никита мог справить фальшивые, но качественные документы — деньги пока имелись. В ожидании паспортов провели неделю в съемной комнате барака — район не самый благополучный, проживали там представители социального дна, не пользующиеся Интернетом и плохо знакомые с ТВ-новостями. Но однажды Никите пришлось вмешаться в семейную разборку — подвыпивший сосед, плохо ладящий с головой, бросился с ножом на жену. Голоса в голове проинформировали, что благоверная ему изменяет! Никита, прибежав на шум, врезал алкоголику под дых, но тот успел во время падения махнуть ножом и оставить след на лице оппонента. Непонятно, как подставился, сонный был. После этого с квартиры пришлось съезжать, отметина сохранилась (в новом паспорте тоже), и несколько дней опечаленная Ксюша пристально разглядывала его новое лицо и не могла определиться, украшает ли его шрам. Потом сказала: «Ладно, это тебе вместо пластической операции».

Она же сильно меняться внешне отказалась наотрез. Кардинальная стрижка, челка, очки с небольшими диоптриями для выходов в свет — и появилась другая женщина. Через неделю они въезжали на попутной машине в огромный сибирский город, и намерения имели самые благие — начать новую жизнь, снять хорошую квартиру, обзавестись приличной работой.

Только и успели, что снять квартиру…

Когда Никита вернулся в комнату, девушка не спала. Сидела, сжавшись в комок, натянув одеяло на подбородок, смотрела, не моргая.

— На подсознание воздействуешь? — пошутил он, пристраиваясь рядом.

Она вздохнула, выбралась из кровати, побрела в туалет, бормоча под нос, что она вся такая разобранная, потрепанная, а завтра на работу, снова заправлять в планшеты космические карты… Мужчина проводил глазами худенькую фигурку, стал дожидаться ее возвращения. Вернувшись, Ксюша выключила свет, обвилась вокруг него.

— Уже и спать не хочется… Что делать будем, Никитушка?

— Может, детей?

Шутка оказалась не самой удачной. Ксюша слезла с него и со вздохом отвернулась, что-то пробормотав про удар по морде и две недели без секса.

— Не подумал, прости… — взмолился он.

Она подумала и прижалась к нему попой, но поворачиваться не стала. Три недели назад у Ксюши случился выкидыш. Забеременела в конце июня и молчала, как партизан. Впрочем, в то время им отвлекаться и не стоило. А как призналась уже в дороге: мол, «заразил» ты меня, так Никита и задумался. С одной стороны, конечно, круто, а с другой — в их и без того интересном положении… «Зато в тюрьме мне будут поблажки, — пошутила она. — Ведь беременным бывают в тюрьме поблажки, да? Никита не собирался в тюрьму. Появился дополнительный стимул остаться на свободе и зажить нормальной жизнью. Он крутился вокруг своей девушки, выполнял ее прихоти. «Заведем одного, — говаривал он. — Потом поднимемся — другого…» «А всего у нас их сколько будет?» — спрашивала Ксюша. «А это неважно, — смеялся он, — главное, чтобы отчества у всех были одинаковые».