Заговор мерлина - Диана Джонс

Дед заговорил с приближающимися людьми тем громовым голосом, которым он читал молитву перед трапезой.

– Меня призывают, – сказал он, – но не за добрым делом. Идемте.

Он направил серую кобылу вперед, сорвался с поросшего травой обрыва и полетел над извилистой долиной, а прочие люди потянулись за ним темной вереницей.

В какой-то момент я была совершенно уверена, что это наверняка сон, а потом так же отчетливо осознала, что мой дед – не просто волшебник. И я устремилась по воздуху следом за ними.

В течение некоторого времени это действительно было похоже на сон. Под нами проносились голубовато-черные пейзажи, вокруг вздымались горы, вились светлые дороги и поблескивающие реки, черные леса пролетали мимо и уносились назад, время от времени мелькали желтые огоньки в домах. Эти огоньки походили на россыпи или нитки драгоценных камней, и у меня было ощущение, что они и впрямь не менее драгоценны. Но мы не останавливались ни над ними, ни перед чем другим, даже перед маленьким самолетом – он пересек наш путь, пыхтя и ревя мотором, и сидящие там люди наверняка надеялись, что мы им мерещимся. И вот наконец впереди показался смутный силуэт замка на круглом холме. Тогда мы снизились, описали вокруг него большую дугу, и мой дед спустился на землю в саду за стенами.

Опускаясь, я узнала это место – в основном по упорядоченному нагромождению палаток, фургонов и автобусов у самой стены замка. То был замок Бельмонт, где остановился королевский кортеж.

Но мы направлялись не в лагерь. Мой дед бесшумно провел своих всадников через парк к темным стенам Внутреннего сада. Потом, у калитки, свернул и повел их куда быстрее вдоль стены сада, снаружи. Я почему-то знала, что эта часть меня не касается. Я парила в темном небе и смотрела, как они три раза обогнули сад по часовой стрелке, все быстрее и быстрее. Деда все время было очень хорошо видно: на светлой кобыле, в плаще, который развевался, сверкая подкладкой, – так что со второго круга стало видно, что в руках у него появилось какое-то бледное знамя или штандарт. На третьем круге у большинства следующих за ним всадников зажглись в руках бледные огоньки. Огоньки подпрыгивали и мерцали. Всадники подлетели к калитке, описали большую дугу и беззвучно поскакали вдоль стен в противоположную сторону.

Тут у меня душа ушла в пятки, потому что скакали они противосолонь. А все, что говорили нам по этому поводу придворные наставники, сводилось к тому, что это направление связано с черной магией. Однако знания в моей голове, доставшиеся мне от женщины с больной ногой, успокоили меня. Мой дед – один из немногих, кто не подчиняется этим правилам, а калитка сада не откроется ему, пока он не объедет вокруг стен еще три раза против часовой стрелки.

И действительно, когда кавалькада появилась в третий раз, калитка распахнулась и всадники не спеша въехали внутрь. Теперь они двигались уже не совсем беззвучно. Когда я спустилась вниз и присоединилась к ним, мне стало слышно, как мягко топают копыта, как поскрипывает и позвякивает сбруя, как всхрапывают кони, успокаивающиеся после долгой скачки.

Я немного обогнала их и потеряла из виду. Я не привыкла летать в бестелесном виде. В кустах у первого водоема мерцал огонек, и я предположила, что именно там и должны оказаться всадники. Но я обнаружила там только двойное кольцо за жженных свечей. Сибилла, сэр Джеймс и мерлин стояли внутри кольца в странных позах. Мерлин держал согнутые руки над головой, как будто упирался в низкий потолок.

– Вот… вот оно наконец! – прохрипел он.

Сибилла, которая, казалось, тянула на себя невидимую веревку, пропыхтела:

– Надеюсь, уже скоро! Я держу из последних сил!

Сэр Джеймс ничего не сказал. Он был самым слабым магом среди них и действительно явно трудился из последних сил, выполняя свою роль. Его потное лицо и сжатые кулаки блестели в свете свечей.

Серая кобыла взошла на бугорок рядом со мной и остановилась. Мой дед сидел на ней, пристально глядя на трех заклинателей. Лицо его было неподвижно, как мрамор, и исполнено крайнего презрения.

– Я явился, – сказал он.

Все трое, стоявшие в свечном круге, расслабились и вздохнули с облегчением.

– Оно явилось! – провозгласил мерлин.

– Слава богам! – сказала Сибилла. – Однако оно не спешило!

Сэр Джеймс стоял согнувшись в три погибели и упершись руками в колени и отдувался.

– Могущественные Силы никогда не торопятся. Они для этого слишком гордые, видите ли.

При этом в сторону моего деда никто из них не смотрел. Я поняла, что они его не видят.

– Вы призвали меня, – сказал дедушка, – у вас хватило дерзости подчинить меня своей воле. Посему предупреждаю вас, что вам дозволено призвать меня лишь трижды. Долее же вы меня удерживать не сможете.

– Оно, кажется, разговаривает, – сказал мерлин, напряженно прислушиваясь. – Гневается, похоже.

– Да они всегда ворчат, эти могущественные Силы, – раздраженно вставил сэр Джеймс. – Естественно, они же не привыкли подчиняться. Давай, Сибилла, говори ему, что надо делать. А то я как выжатый лимон.

Наверное, мне надо было остаться и послушать, что там собиралась сказать Сибилла. Теперь я жалею, что не сделала этого. Но мне вдруг стало так противно! Меня просто затошнило от того, что эти трое неприятных людей призвали моего дедушку, и называют его «оно», и отдают ему приказы, хотя сами его даже не видят и почти не слышат. Кроме того, с лужайки у калитки, где остались прочие всадники, доносился шум, и мне стало любопытно узнать, чем они там занимаются. И я полетела туда.

Всадники, похоже, развлекались как могли. Одни стояли, держа лошадей под уздцы, и о чем-то весело болтали между собой, другие делали нечто вроде факелов и зажигали их от своих маленьких мерцающих фонариков. Остальные усердно топтались на лужайке, стараясь оставить побольше следов. Один человек в обтягивающем черном капюшоне тяжело топал на одном месте. Другой ходил кругами по часовой стрелке, оставляя все более глубокие и темные следы и весело хихикая. Большинство остальных заставляли своих скакунов рыть копытами землю или вставать на дыбы, а один человек водил двух странных двуногих тварей взад-вперед по сырой земле у водоема, уговаривая их и посвистывая им, как конюхи делают с лошадьми. Твари шипели и хлопали крыльями, и от них исходила непривычная вонь, однако же они послушно шлепали кривыми лапами, протаптывая дорожку.

– Это виверны, – сказал дедушка.

Он спешился и подошел ко мне. Серую кобылу он вел в поводу. Его, похоже, совсем не удивило и не рассердило, что я тоже здесь.

– А остальные что делают? – спросила я.

– Оставляют следы, – хмыкнул дед. – Лгать нам не дозволено, зато мы можем навести на ложный след. Подожди здесь.

Он снял с седла кобылы белый штандарт, на удивление проворно взбежал вверх по склону у водоема, в который тоненькой струйкой стекала вода, и воткнул штандарт в мягкую землю. Древко вошло в почву на добрый фут, и штандарт теперь гордо развевался на ветру. Насколько мне было видно во мраке, это был шест с надетой на него продолговатой штукой, похожей на череп, вокруг которой развевались какие-то лоскуты, смахивающие на кожу.

– На твоем месте я не стал бы вглядываться слишком пристально, – предупредил дедушка, вернувшись и снова взяв кобылу под уздцы. – Я оставляю его здесь как знак и предупреждение.

И вскочил в седло так же легко и проворно, как взбежал по склону.

Но я все-таки продолжала вглядываться. Я смотрела на этот штандарт, хотя он выглядел странным и жутким. Казалось кощунством оставлять его здесь, в этом месте, наполненном мягкой, доброй магией. Но с другой стороны, Сибилла ведь все равно уже осквернила это место, заколдовав воду. Наверное, сэр Джеймс этого заслуживал.

Пока я глазела на штандарт, вся свита моего дедушки издала громкий клич и устремилась к холму, где стояло предупреждение, вращая факелами, которые они разжигали. Казалось, будто каждый из факелов воспламеняет воздух вокруг себя. Весь холм в мгновение ока превратился в громадный ревущий костер, и в его пламенном сердце развевался штандарт. Это длилось всего несколько мгновений. В эти секунды мне сделалось отчетливо видно, что это за штандарт. То был шест, на который был насажен гниющий конский череп, а поверх него – человеческий, а развевающиеся лоскуты были обрывками конской шкуры и человеческой кожи, неровными и окровавленными. Мне пришлось отвернуться.

Пока я боролась с тошнотой, на помощь мне пришли новые знания женщины с раздробленной ногой. Мой дед – не волшебник. Он – великая Сила, а великие подчиняются странным правилам. Сила и страдание идут рука об руку, кому было и знать, как не ей. И все хорошее и доброе осталось бы неполным, не имей оно другой стороны, не такой приятной.

– Хорошее и доброе! – воскликнула я вслух. – Нет, дедушка Гвин, конечно, хороший, но – добрый?!

Сейчас мне казалось, будто я никогда больше не стану разговаривать со своим дедом.