Нептуну на алтарь - Любовь Овсянникова

Что ими руководило? Ведь любое самопожертвование рассчитывает на что-то: самопожертвование любви стремится увековечиться в своих наследниках, самопожертвование творчества — в произведениях искусства. А самопожертвование добра, бескорыстия, преданного служения народу? Это — высшее самопожертвование, ибо сверхъестественное, сверхчеловеческое, божеское.

Итак, помним их! Назовем еще раз поименно:

Пусть проснется в нас великая благодарность им за нашу состоявшуюся жизнь. Да воздастся им за это в иных мирах, где они теперь пребывают!

Часть 4. Нечеткие горизонты

Неожиданно для себя Юрий Артемов, степняк, оказался на море. Его еще долго преследовали воспоминания о Славгороде, о друзьях и знакомых, оставивших в нем незабываемый след, повлиявших на его судьбу и мировоззрение. Но пришло время и события новой жизни тоже утвердились в кладовой впечатлений.

Он хорошо помнил, как впервые свободно вышел в Севастополь. Тогда стояла середина октября, пора, которая раньше часто навевала на него грустные настроения, желание побыть в одиночестве. Он спустился на пристань, где едва слышно плескалось обманчиво-покорное море. Тихо и пусто было в гавани, охваченной крепкой рукой каменного причала, из которого вытекал и убегал прочь густой и тусклый свет осеннего дня. От нагретой за день гальки еще струилось тепло, но оно уже было слабым. Низко над водой пролетел баклан, дважды ударил крыльями о морскую гладь и поднялся выше. Юра провел его глазами, а потом посмотрел на небо. Там появился полный месяц, рыхлый и бледный, заблестела вечерняя звезда. Как хорошо и интересно было наблюдать те вечерние сумерки на море, где множество неповторимых мелочей, отличных от степных, рождали ощущение сложности, разнообразия мира, в котором он живет. И он ощущал себя затерянным в его беспредельности.

Все было так и не так, как он знал. Дальше, в ночь, вечерняя звезда из золотой стала серебряной, луна уменьшилась в размере, а ее контуры стали ровнее и четче. Такое он наблюдал и дома. Но вот с моря дохнула грозная сила, будто там проснулся и заворочался какой-то живой гигант, но чужой и своенравный, враждебный всему на земле. Дунул ветерок, забились о берег почерневшие волны. Белая пена зашипела, извиваясь и высвобождаясь, будто ее держала в плену невидимая грань между водой и сушей. Юра почувствовал беспокойство, еще что-то незнакомое и грустно тревожное. Нет, в степи вечер не настораживает людей дыханием мистических существ, не страшит бездонными красками, не шипит как змея, не корчится в борьбе земли и воды — двух стихий, таких разных по характеру. В степи он ласкает, успокаивает кротостью.

В другой раз он наблюдал последние дни позднего бабьего лета. Море ненадолго восстановило летний цвет, но уже лежало перед Юрием хмурым, разгневанным. Не искрилось, не играло красками, не грелось беззаботно в бархатно-ласковых лучах солнца. Оно настраивалось на долгий холод, и раздражалось, сдержанно свирепствовало, и над землей нависало лишь его тяжелое настроение. Море не любило зимы, и эта нелюбовь портила его характер. Как раз начинался прилив, и оно хищно надвигалось на берег, безразлично к тому, что в его наступлении крылась опасность для хрупкого земного мира. Куда девалось его кроткое мурлыканье, мягкое трение о бока планеты, когда оно казалось смирным и прирученным созданием!

Далеко на горизонте оно стало темно-синим и оттуда накатывало на притихшие окрестности свои мощь и злость. Будто чешуей, его поверхность укрывалась зыбью, казалось, это бралась судорогой его хрупкая кожа — от капризов и недовольства. Над ним висело небо, отражающееся в нем как в зеркале, — глубокое, синее, студеное. Иногда там появлялись нагромождения туч, тогда на воду падали темные пятна теней, и море дурнело от этого. Казалось, оно теряло целостность, монолитность и превращалось в хаотичное сплетение первичных диких субстанций.

Юрий любил размышлять о силах земных, о борьбе стихий, о фатальном соединении поражений и побед, и поэтому охотно наблюдал характер моря, которого раньше не знал и не мечтал увидеть.

Почти в каждую увольнительную он ходил в гости к Марии Аврамовне Кириченко, бывшей соседке, что вышла замуж за военного моряка и жила в Инкермане. Правда, ее муж был ненастоящим моряком, сухопутным — служил в военном порту, где имел дело с боеприпасами и оружием. Но общие темы для разговоров все равно находились, и этого было достаточно, чтобы Юре чувствовать себя в гостях не чужим. Тем более что тетка Мария, в отличие от многих других женщин, выбившихся в люди и открещивающихся от деревенщины, относилась не только к Юре, а ко всем славгородцам приветливо, гостеприимно. Хоть жили они с мужем и маленькой дочкой в тесной однокомнатной квартире, но место для земляков у них всегда находилось.

Юре понравилась их дочка Надя, симпатичное создание. Он любил ребятню. Ведь в детстве только то и делал, что нянчил братьев, придумывал для них игры и забавы, вытирал носы и даже стирал измазанные грязью одежды, разве что не починял их, так как не умел. Но то были мальчики, как ни крути, а не такие потешные, как эта кукла. Со временем он уже не представлял себе иного досуга, чем возиться с Надей. Удивительно, что Юра, выросший без отца, без ласки и заботы, был таким домашним, любил уют семейного гнезда, не чурался женской работы. Он помогал Марии Аврамовне делать покупки, готовить еду, убирать квартиру, и мог подолгу играть с ребенком на полу, изображая то кота Котофеевича, то лошадку или злого песика. В этом доме он стал своим, его ждали, к его увольнительным готовились, чтобы побаловать мальчишку чем-то вкусненьким, дать возможность отдохнуть, спокойно сходить в кино или погулять с маленькой Надей. Все-таки на линкоре служба была суровой, трудной.

Но то было чуть позже, а сначала, как и все, Юра прошел полугодичную подготовку на берегу, в учебном отряде. Выбирать самому корабельную специальность ему не дали — его призывали конкретно на флагман, а там нужны были простые матросы.

Юрий Артемов — навеки с линкором (на общих фото — крайний справа)

Позже он писал домой: «Я рад, что теперь имею две специальности — токарь и моряк. Но, кажется, дальнейшую жизнь свяжу с морем. Вот отслужу и подамся на китобойную флотилию. Я полюбил море так, что ничего с собой поделать не могу, да и заработать здесь можно больше, чем в другом месте. А вы не обижайтесь, я вам буду помогать и никогда вас не забуду». Письмо датировано 7 мая 1951 года, в нем он поздравлял родных с годовщиной Великой Победы.

Юра каждый год приезжал в отпуск. В тот приезд, когда он познакомился с Ниной, была ранняя весна, которая здесь, в степи, целомудрием и грехом искушала душу, навевала мечты. Мысли рождали желания, на осуществление которых парень надеялся после демобилизации.

— А девушка у тебя есть? — выпытывала бабушка. — Неужели не завел в Днепропетровске?

Она очень не хотела, чтобы Юрина жизнь прошла на море. Он был ее первым внуком, чуть моложе младшей дочери Зины. Так и нянчила их вместе. Юру любила двойной любовью, желала бы всю жизнь прожить рядом с ним. Потому что видела в нем единственную опору и советника, единственного настоящего защитника в их роду. А он поглядите что придумал — морю себя посвятить.

— Да была там одна, но это несерьезно, — отвечал Юра.

— Почему?

— Да кто же меня будет ждать пять лет? Я в Севастополе себе девушку найду, — говорил с улыбкой.

— Еще чего не хватало? — возмущалась бабушка. — Не вздумай, там все девушки — вертихвостки. Лучше уж здесь ищи.

Чтобы отвлечь бабушкино внимание от этой темы, Юра вытащил пачку фотографий, достал из нее ту, где «Новороссийск» на всех парах шел в море, а за его бортом оставался след в виде бурлящей воды.

— Вот посмотрите, где я служу. Видите, какой мощный этот линкор, как море поднимает.

Бабушка моря никогда не видела. Прожила на суше, с метлой и лопатой всю жизнь, даже на Днепре не была. Знала только славгородские ставки. Но что там они? Так, черные жирные лужицы.

— Тебе не страшно плавать на этой железке? Не дай Бог еще опрокинется, глупая, и утонет.

— Да что вы, бабушка?! — воскликнул Юра. — Такое нельзя говорить.

Юра любил море и свой линкор. Он мог часами рассказывать о нем.

— Что же оно такое, твой линкор? — допытывалась Мария Осиповна. — Слово такое странное.

— Линкор — это сокращенно «линейный корабль». А вообще, это — военный корабль, оружие такое морское. А означает это название то, что он — самый большой, лучше других вооружен, надежнее защищен.