Экстремист - Сергей Валяев

Я пожал плечами, и мы проникли в квартиру. По ней было страшно ходить. Только летать. Стерильная чистота, как в пробирке с холерой. Не здесь ли обитают бестелесные духи? Я хотел снять коцы, да мое внимание привлекла «стенка» из карельской березки. Книжные полки её. На которых теснилось собрание сочинений А.С.Пушкина в десяти томах, издательство «Правда», 1981.

Я метнулся к сочинению, и через минуту уже знал, что Бог есть. Есть и все тут. Факт нашей биографии — летающий на облаках дедок. С нимбом над плешивой лысиной.

На страничке четвертого тома, где был рисунок М.А.Врубеля «Моцарт и Сальери» находился вексель. С гербом Рост-банка, из которого следовало, что НПО «Метеор», сделав вклад на сто миллионов у.е. получит через три месяца в пять раз больше.

Не Бог какие копейки, разве что купить хибару в Майми-Бич. С огородиком в сто гектаров. Сумма меня интересовала меньше всего. Кто стоит за аббревиатурой НПО «Метеор», как за забором? Кто это кто? Мечтающий из воздуха слепить манипуль-деньги? Кто он, самый честный предприниматель нашей эпохи? Мудрый радетель и хозяин, приторговывающий оружием, нефтью, газом, лесом, алмазами, медом одичавших пчел, лекарствами, памперсами, тампаксами и прочими хершами.

Через пять минут поступила следующая информация: генеральный директор НПО «Метеор» академик Николаев Иннокентий Николаевич, герой Социалистического труда и пяти орденов Ленина. За научные разработки. Главный бухгалтер — Светлана Валентиновна Кузнецова, работающая всего месяц на предприятии. Предыдущий труженик учета нечаянно угорел в своем автомобиле. Случается и такое в бухгалтерской среде. Ничего не поделаешь судьба.

Так-так. И что нам делать? К Светлане Валентиновне на чаек? Пожалеем приятную бальзаковскую женщину, воспитывающую дочь Дашу в лучших традициях феминизма. Месячишко не тот срок, чтобы свести дебет с кредитом.

Начнем с академика. А почему бы и нет? Всякие чудные превращения происходят в наше гниловатое времечко. Меняются идеи, идеалы, общественные формации, уж людишкам сам Господь велел — шагать в ногу со временем.

Всевышний есть. Это заявляю я, атеист с младенческих ногтей. Потому что случилось чудо — очередное.

Не успели мы подъехать к элитному кирпичному домику в двенадцать этажей, решая, как вести беседу с уважаемым человеком — академическим слогом или по фени, как из подъезда вывалилась мясная туша в два центнера. И привычно подбросила монетку к солнышко. От изумления я едва не вывалился из джипа, благо ремень не выпустил на асфальт.

Целкач! От академика. Вот это узелок. Завязывается!

Наш новый друг, охраняемый телохранителями втиснулся на заднее сидение Volvo 850-TR — хлопнула дверца и… надо ли говорить, что наш джип покатился вслед. За колымагой с частными номерами.

Беда всех современных нуворишей — с каждой лишней кафой-копейкой в кармане они дуреют до безобразия. До скотского состояния. До невменяемости. К окружающей действительности.

Забывают мудаки, что все они вышли из народа и туда вернутся. На кладбище все равны, не так ли? Будь ты трижды коммерсантом и вилла у тебя в Каннах в триста шестьдесят пять комнат с джакузи, и в каждой джакузи по бабе с ведерком икры паюсной да кабачковой, а все одно тебе, родной, разлагаться в почве рядом с каким-нибудь повседневным Петюней, или клошаром Пьером, или миссионером Педро. Кормить собой подземную фауну и думать: ну нахуя нужна была эта проклятая вилла, где меня же и пристрелили, как собаку? Эх, остался бы скромным младшим научным сотрудником, пил бы кофеезу в буфетике, смолил сигаретку, кокетничал с девочками из бухгалтерии в надежде, что веселенькая марта, женщина то бишь, без комплексов пригласит на серебряную форель. К себе домой. С коньячком Napaleon московского розлива. Дербалызнул напиток богов, закусил рыбкой и — ты уже в Париже!.. Вот она, Эйфелевая дура, искрящаяся в свете гирлянд. Прыгай вниз головой не хочу. Дернул ещё рюмашечку, занюхал рыбным скелетом — и ты уже близ Ниагарского водопада, у этого огромного стока с радужными гнутыми радугами. Еще рюмаху — и, пожалуйста, в африканской саванне мотаешься за слонами, львами, бегемотами, носорогами, жирафами и проч. живностью. На выбор. И главное, никаких виз, никакой траты many, никаких тропических болезней и неприятностей, кроме одной, как бы не еп`нуться с табурета. И в глазах дамы, любительницы серебряной форели и сладкого, как манго, минета.

Кажется, наш новый друг Целкач уверовал в свою непогрешимость и народную любовь. И считал, что в трудную минуту народ возьмет его тушу с тройным подбородком на поруки. Ведь уже раз выказал доверие: вручил депутатский мандат в зубы.

Да, Целкач оказался слугой народа. В миру — Моргулиц Мирон Миронович. И как бы подтверждая это высокое звание, Volvo подкатила к огромному, как амбар, зданию, где парковалось автостадо. И это несмотря на субботний денек.

Ах, депутат Моргулиц прибыл выполнять свой конституционный долг, ах, простите-простите, не будем мешать. Вы нам пока не нужны-с. И с легким сердцем я помолился:

— Боженька! Спасибо тебе. Век не забуду!

— Ты чего, Саня? — насторожился Никитин. — Счастливый. Как тульский самовар на дне города. Поимел, чего хотел?

— Еще нет, — прыгал на сидении. — Но хочется, блядь. Даже не представляешь, друзья мои, как хоца-ца-ца! — пел я. Пела моя душа. Пела вся страна. Любимая моя!

— Вах, ему уквачить какую-нибудь суку, — заметил Хулио, — в радость, а нам проблемы, да?

— Братцы, — всплескивал я руками. — Обижаете. Давим гниду! На теле народном. Помрем же скоро от чесотки-то.

— Не помрем! С тобой.

Давно я не был так счастлив. Разгадать такой ребус, такую шараду, такие чайворды с кроссвордами. Нет, я герой! Своего мутного времени. Все, мы начинаем работу. А работать будем спокойно и сдержанно. Ставки огромны. Как в Монте-Карло. Хотя привык я действовать нахрапом. С кондачка. Но импровизация здесь неуместна.

Зачем нам пышная уборка? И венок от полковника Ник. Иванова, подписанный так в целях конспирации Ореховым.

Не торопись, Александр Владимирович, ты ещё не накуролесил. Бенефис твой впереди! Театр уж полон; ложи блещут; Партер и кресла. Все кипит; В райке нетерпеливо плещут, И, взвившись, занавес шумит…

Лучше не сказать. Гений — он н все времена гений. Спасибо тебе, тезка. Выручил братушку. Жаль, что я не жил в твою эпоху. Мы бы таких баталий учинили со «Стечкиным», да «Калашниковым», да ракетной установкой «БУК-1М». Это было бы что-то. Всю историю государства Рассейского пришлось бы переписывать. Многократно. И историю всего мира тоже.

Эх, прости! Не успел родиться. Опоздал, мать наша Вселенная и отец Макрокосм. Что-то не сложилось в звездах. И чуть ниже.

Прости и пойми. Поймешь, Александр Сергеич, знаю. Мы же частенько с тобой ботаем. С употреблением ненормативной лексики. Грешим, братушка. И это ничего. Это понятно. Все мы ж и в ы е люди. И будем жить вечно. Как бы того не хотели все порфироносцы мира и вся их инвалидно-холуйская челядь.

Через два часа мы знали о нашем новом знакомом больше, чем он о себе сам. Моргулиц летал в стратосфере кремлевского неба под защитой депутатского иммунитета. Убей Бог, что это значит — депутатский иммунитет, не знаю. Что-то связанное с АIDS? Если представить власть, как некий организм, у которого очень большая, как у дауна, голова, тучное брюхо, неподъемный зад и шаловливые ручонки. Власти, как и человеку, присущи все болезни века. Депиммунитет одна из многих зараз. Трудно подается лечению. Только каленым железом.

Опустим счастливое детство и такое же отрочество нашего нового друга. После школы Мирону повезло — плоскостопие и общее ожирение, и сапогам армейского старшины не пришлось топтать ребра и душевные порывы юноши.

С грехом пополам закончив институт по железу и стали, Мирон Миронович угодил в кагорту вечных младших научных специалистов, поскольку умом не блистал. От природы своей. Однако обладал гибким хребтом и ласковым язычком. Ублажал сплетнями ушко секретаря партийной организации НПО «Метеор»; секретарь был женского роду, и Мирон уже подумывал о более активных действиях в отношении крупногабаритных форм дамы, похожей на боцмана со шхуны «Святой Августин», благополучно затонувшей у мыса Огненная Земля в 1679 году от рождения Христова.

И непременно случилось бы то, что должно было случиться. На сейфе, где хранились учетные карточки членов партии и кандидатов в члены. Да вдруг непотопляемый линкор «КПСС» получил пробоину от взрыва в собственном пороховом хранилище и, как вышеупомянутая шхуна «Святой Августин», начал тонуть.

Понятно, что крысиный инстинкт оказался сильнее любовных мечтаний. На партийном сейфе. Он же, инстинкт, помог нашему герою выбрать новый объект для карьеры. Страшненькая, как последняя русско-турецкая война, дочь генерального директора НПО «Метеор» по имени Клариса ответила взаимностью молодому специалисту. На скорую руку бухнули свадьбу на девятьсот девяносто девять персон. А после, получив от счастливого пап`а путевки в жизнь и на Сейшельские острова, молодожены укатили проводить медовый месяц.